65-летию Победы

(Продолжение. Начало в «ЧЛ» № 13-18).

ПЛЕННЫХ ГОНЯТ…

После взятия немцами города прошло совсем немного времени. Бои проходили где-то в Сальских степях, как сообщала газетенка, издаваемая созданной немцами Городской управой, под громким названием «Новочеркасский вестник». В этой газетке регулярно помещались сводки гитлеровского командования и обширные к ним комментарии, где попадались, например, такие слова: «Несмотря на тропическую жару, доблестные немецкие войска ведут…». Забегая вперед, сообщу, что в конце зимы эта же газетенка будет писать: «Несмотря на полярный холод, немецкие войска ведут…». Вот с каким климатическим диапазоном пришлось познакомиться немцам на юге России.
Так вот в этой газетке проскользнуло сообщение, что под Сальском разгромлена и попала в плен большая группа наших войск. Дальнейшие обстоятельства сложились так, что нам самим удалось увидеть эту группу в виде длинной колонны военнопленных, которую немцы гнали пешим ходом через наш город.
Еще с утра, а день обещал быть знойным, на окраине, выходящей на ростовскую дорогу, стали слышны какие-то хлопающие звуки. Как потом оказалось, это немцы пристреливали тяжелораненых, не способных самостоятельно передвигаться, чтобы не тащить их через город.
Потом по улицам с истошными воплями «Пленных гонят!» забегали шустрые пацанята, и народ густой толпой повалил из близлежащих улиц, чтобы посмотреть на невиданное зрелище.
Тем временем на проезжей части трассы появилось несколько оборудованных ручными пулеметами мотоциклов с колясками, в которых сидели облаченные в клеенчатые пелерины и каски запыленные немецкие солдаты, а уж за ними двигалась основная колонна, в которой соблюдалось некое подобие строя по шесть человек в ряд. Приблизительно через каждые сорок — пятьдесят метров колонну сопровождали по обеим сторонам строя немецкие мотоциклисты с пулеметами.
Заросшие, грязные, в одежде, пропитанной потом и солью, изможденные пленные уныло и обреченно брели по дороге. При этом как-то сразу бросилось в глаза и вызвало глубокое возмущение у всех жителей города, которых собралось немало, что основные активные функции по конвоированию колонны выполняли вовсе не немцы, которые, казалось бы, безучастно восседали на своих мотоциклах, а щеголевато разодетые в летнюю командирскую форму — гимнастерки из тонкого сукна с ременной портупеей и диагоналевые синие брюки-галифе, заправленные в хромовые легкие сапожки, наши же добры молодцы из тех же пленных, продавшиеся немцам… Какой разительный контраст был между их лоснящимися откормленными красными мордами и худыми, обострившимися от систематического голодания чертами бледных и заросших щетиною лиц людей, бредущих в этом жутком строю.
За спиной каждого конвоира болталась винтовка, а в руках были длинные кожаные плети, наподобие бичей скотопогонщиков или цирковых укротителей, которыми они, явно выслуживаясь перед оккупантами, интенсивно и нещадно полосовали замешкавшихся или отстающих.
Когда из толпы кто-нибудь бросал изголодавшимся людям кусок хлеба или пышку, то эти выродки выбивали их из рук пленных и топтали ногами, перемешивая с дорожной пылью, а подвернувшихся людей нещадно полосовали плетьми. Но пленные подбирали даже эти, смешанные с пылью комья съестного и жадно глотали их, не обращая внимания на сыпавшиеся на них удары.
Правда, поговаривали, что конвойные так зверствовали, потому что они набирались из так называемых «западников» — жителей западных областей Украины и Белоруссии, но все равно это были бывшие советские люди, а среди пленных, наряду с русскими, добрую половину составляли чистокровные украинцы.
Некоторые пленные, окончательно обессилев, передвигались только благодаря помощи соседей, на плечах которых они висли. Все понимали, что эти люди обречены. В городе обессиливших не уничтожали, а за его пределами их поджидала неминуемая гибель…
Тут мне хочется сделать небольшое отклонение от повествования, маленький, так сказать, экскурс в довоенное время.
Как я уже говорил, в городе располагались кавалерийские курсы для усовершенствования командного состава — КККУКС, которые в просторечии назывались «Куксы». На них со всей страны, сроком на два года, посылались наиболее подающие надежды молодые кавалерийские командиры. Некоторые приезжали с семьями, а некоторые «налегке», в качестве соломенных холостяков, и здесь, на срок обучения обзаводились временными спутницами, которые, конечно, далеко не бескорыстно, брали на себя все тяготы семейной жизни. Когда кончался срок обучения «супруга», то он передавал свою «половину» очередному сменщику, и так эта эстафета продолжалась до тех пор, пока женщина не спивалась или, наоборот, скопив сбережения, устраивала свою, теперь уже настоящую семью в другом городе, где ее не знали.
Эти женщины держались отчужденно, образуя как бы свой профессиональный цех, так как почтенные матроны из обывательской среды относились к ним с презрением и, отождествляя их занятие с проституцией, считали их падшими, стараясь не вступать с ними ни в какие контакты.
Так вот эти «падшие» женщины оказались гораздо мужественнее, сердечнее и изобретательней, чем почтенные обывательницы. Они, понимая, что только вырвав из колонны пленных такого обреченного бедолагу, можно спасти ему жизнь, смело и яростно врывались в колонну и, осыпаемые градом ударов плетками, которые иногда рассекали не только одежду, но и кожу до крови, приближались к намеченному заранее бедолаге и со слезами и криками «Пан, пан!» бросались ему на шею. На немцев это действовало безотказно. Видимо, они рассчитывали, что, отпустив несчастного к жене, они избавят себя от лишних хлопот, а этот человек, поправившись в семейном кругу, потенциально может стать полезным Великой Германии. Жестами и традиционным восклицанием: «Вэг!» они приказывали конвойным его отпустить.
Женщина выволакивала избранника из колонны пленных и, сдав его на попечительство сердобольным старушкам, тут же отправлялась за следующим. Так, при прохождении колонны через город, некоторые из них спасли жизнь трем-четырем человекам. Я, конечно, не знаю, как сложилась дальнейшая судьба спасенных, но если кто-нибудь из них пережил ужасные годы войны, то он до конца жизни должен быть благодарен тем безвестным дамам легкого поведения, которые оказались честнее и человечнее осуждавших их за это самое поведение так называемых порядочных женщин.

БУДНИ И ПРОИСШЕСТВИЯ

Приспосабливаясь к новым условиям жизни, мы занимались самыми разными делами. В предчувствии длинной и голодной зимы мы пополняли скудные запасы своего продовольствия сбором колосков, в изобилии устилавших прилегающие к городу почти не убранные заброшенные колхозные нивы. Несмотря на жесткую критику колхозной системы, которая содержалась в агитационных листовках, немцы сохранили колхозы, естественно, поставив у руководства ими своих людей. В социалистических условиях за три украденных с поля колоска давали десять лет лагерей, но немцы закрывали на это глаза, понимая, что и населению нужно чем-то питаться. Собирали мы урожай и на своих огородах, и в садах.
Однажды в утренние часы мы с дедом за городом, приблизительно там, где теперь находится известный ресторан с экзотическим названном «Сармат», снимали с кольев заграждений очень нужную в хозяйстве колючую проволоку. И вдруг над городом, в ясном, пронзительно голубом небе вознесся какой-то сизо-грязный, с огневыми отблесками, огромный клуб дыма, а через некоторое время раздался глухой гул, сопровождаемый ощутимым подрагиванием почвы под ногами. Как позже выяснилось, это подорвалось несколько эшелонов с боеприпасами, брошенных нашими при отступлении на запасных путях. Впоследствии честь этой акции приписывалась какому-то геройскому машинисту-партизану, однако мы совершенно точно знали, что это произошло из-за детских шалостей с огнем. При этом погибло несколько наших сверстников, некоторых из них я знал лично.
При взрывах пострадал прилегающий к путям район города. Ближайшие дома были разрушены или так деформированы, что стали непригодными для жилья, а на более отдаленные обрушился град неразорвавшихся боеприпасов — авиабомб крупного калибра, снарядов, мин, которые застревали в крышах или перекрытиях, а некоторые прошивали дома насквозь. Рассказывали случай про бомбу, пробившую крышу и перекрытие и угодившую прямо в середину обеденного стола, за которым восседала принимавшая пищу семья, которая этим была повержена в глубокий шок.
Были и совсем курьезные случаи, которые, не будь они результатами шалости подростков, можно было бы занести в анналы истории партизанского движения на Дону.
Так, в это смутное время, чтобы не мобилизовали на работы в Германию, а немцы сразу же стали отбирать туда трудоспособных молодых людей, мама устроила меня на опытное хозяйство или, как его гордо величали, «Базу» института виноградарства, где она раньше работала. Там, в компании таких же пацанов, я выполнял различные работы сельского направления — прополку, уничтожение сорняков и бурьяна, густо покрывшего угодья, в основном — виноградники, на некоторое время лишенные ухода. Однажды, выдирая бурьян в междурядьях наиболее отдаленного от города участка виноградников, мы обнаружили поспешно оставленный нашими при отступлении, совершенно нетронутый минометный окоп с новеньким, установленным в положение для ведения огня, 82-мм минометом, и красивыми, как чемоданы, штампованными коробками с минами, аккуратно разложенными в нишах, специально для этого отрытых. Тут какой-то азартный зуд овладел нами, не помню, кому пришла в голову мысль пальнуть из этого миномета. Но сказано-сделано…
Дуло миномета было направлено куда-то в степь, в сторону, противоположную от города, а мы, несмотря на юный возраст, были знатоками вооружения и знали, что этот тип миномета стреляет на три — три с половиной километра, поэтому особых опасений за результаты стрельбы не испытывали. Первый «стрелок» достал из коробки мину и, не скручивая защитный колпачок, зажмурившись, опустил ее в жерло миномета. Послышался негромкий хлопок, напоминающий выстрел из охотничьего ружья, и мина помчалась вдаль. Гладя ей вслед, наши зоркие ребячьи глаза увидели черное пятно, стремительно уменьшающееся в размерах и, наконец, совсем пропавшее из виду.
После этого все мы наперебой закричали:
— Дай мне! Дай мне! — благо, запас мин в нишах был предостаточным.
И мы открыли беглый огонь из миномета, по очереди бросая в него новые и новые мины. Наконец кому-то стало неинтересно попусту запускать мины, которые из-за защитных колпачков не взрывались, и он рискнул снять колпачок. Дальше и мы все стали так палить. Стало гораздо интереснее. Через несколько секунд после каждого выстрела раздавался глухой звук отдаленного взрыва.

(Продолжение в следующем номере).