В редакцию пришел пожилой человек с наградами на груди. Опустился на стул, оглядел комнату.
— Я знаю, что вы печатаете рассказы ветеранов о годах войны. А еще история нужна?
— Нужна, — ответили мы.
И он стал рассказывать….
лександр Иванович Семеняга воевал в 25-й Смоленской ордена Суворова и Кутузова краснознаменной дивизии. В мае 1945 года его часть была под Кенигсбергом (ныне Калининград). О том, что война закончилась, солдаты узнали в поезде, который перевозил их часть на Дальний Восток.
— Помню, как увидел из окна вагона толпы радостных, обнимающихся людей на улицах, — вспоминает наш сегодняшний герой. — И сразу все понял. Нам, правда, еще предстояло немало схваток с японской армией…
Наша дивизия находилась в Манчжурии, мы воевали с бандами, сформированными из остатков японских армий. Я был ранен, для лечения меня направили в поселок Краскино в госпиталь. Пока я там лежал, наша дивизия была расформирована, солдаты и офицеры попали на службу в различные воинские части, расположенные в пограничных районах. Я, после того, как покинул госпиталь, попал в небольшую воинскую часть в шести километрах от озера Хасан.
Однажды мне пришлось ночью охранять склады с вооружением. Был мороз, после 4-х часов в карауле я, чтобы согреться, ходил вокруг склада, слушал, как хрустит под ногами снег, и мечтал о том, как вернусь домой, отстрою заново дом, создам семью. Сына я тогда решил назвать Владимиром, а дочь – Людмилой. Очень мне нравилось это имя, «милая людям». Казалось, от таких мыслей становилось даже теплее.
Когда вернулся из караула, лег спать. А наутро понял – простудился. Я чувствовал себя очень слабым, болело горло, даже разговаривать было тяжело. Командир, заметив, как мне плохо, отправил меня к врачу. Однако по дороге я встретил капитана, у которого было прозвище «по пути». Узнав, что я иду в санчасть, он мне и говорит: «Вот тебе документы, зайди по пути на хлебозавод, потом по пути – в штаб, потом ко мне зайди по пути доложи, а уже потом – к доктору».
Из-за этого «по пути» я потерял еще несколько часов. Когда пришел к врачу, чувствовал себя ужасно. Врач сразу уложил меня в постель и сказал, что нужно ехать в госпиталь в Краскино. А на улице – ночь, метель, дорогу засыпало снегом, машину ни один шофер выгонять не согласился. Молодой доктор, видя мое состояние, пошел к нашему начальству, те связались с командованием соседней артиллерийской части. Выяснилось, что в такую погоду ехать на машине бессмысленно. А вот повозка, запряженная лошадьми, пройдет по засыпанной дороге. Утром из соседней части как раз должна была отправляться одна такая. В ней, правда, лежали гробы с погибшими накануне солдатами…
И мне, в жару, с воспаленным горлом, тоже предложили поехать в скорбном деревянном ящике. Дорога неблизкая, объяснил доктор, 60 километров, другого варианта просто нет. Одели меня потеплее, уложили в гроб, который стоял посередине, и прижали, чтобы не так трясло, к краю повозки надгробным памятником со звездой. Так и повезли.
К концу дня стало понятно, что мы успеваем проехать только половину пути. Приняли решение остановиться в одной воинской части, немного отдохнуть, покормить лошадей. Когда солдат пригласили пойти погреться, они открыли мой гроб и стали помогать мне выйти, больного-то надо напоить чаем. До сих пор помню реакцию людей, которые всю эту процедуру наблюдали! На их лицах читалась смесь ужаса и изумления. Такая же немая сцена повторилась и когда меня стали «грузить» обратно в гроб, чтобы продолжить путь. На следующий день мы добрались до госпиталя, во дворе тоже было много народа, хотя уже темнело. При виде живого солдата, которого вынули из гроба, многие люди приходили в ужас!
В этом госпитале я снова попал в руки к уже знакомым докторам, которые лечили меня раньше. Выздоравливал я медленно и трудно, помню, когда впервые после болезни вышел на улицу, меня сбил с ног порыв ветра. Но все-таки поправился, демобилизовался, вернулся домой. И у меня есть сын Владимир и дочь Людмила. И еще, сверх плана, самый младший – Сережа.