Сегодня: 20 апреля 3609, Понедельник

В «ЧЛ» № 22 в рубрике «Разговорчики в строю» опубликована заметка «Хотели свободы, а получилось как всегда». С ее автором, Технологом, я работаю в одном цехе, но в разных сменах: в разное время занимаем одну курилку. В первую очередь хотел бы заверить читателей, что смысл нашей работы не пребывание в ней. Помимо надзора за исправностью оборудования очень важна рациональная его эксплуатация. Несколько нажатий кнопок, поворотов ключей, и расходы нашего работодателя снижаются на пару тысяч рублей в час. Еще несколько подобных операций, и на несколько процентов возрастает выпуск основной продукции завода. Для пары рабочих и мастера низкооплачиваемого вспомогательного цеха эффективность работы, выражаясь по-простому, довольно крутая. Все не очень сложно, но первым упражнением гимнастики йогов — умением шевелить мозгами, овладеть все-таки необходимо. Получается не у всех. Вернее, не все хотят. Поверьте мастеру со стажем в четверть века: у известного политика «доктора рабочих наук» В.И. Шандыбина дело бы не пошло.
Шандыбин взят мной в качестве примера не случайно. Это достаточно распространенный тип российского работника, воспитанный негативными трудовыми обычаями нашей страны: произвести много, любой ценой. Чем больше мощных агрегатов в работе, тем радостнее на душе Шандыбиных. Я же считаю, что в производстве должны быть задействованы минимально необходимые для обеспечения поставленной задачи мощности и сырьевые ресурсы. Во-первых, за всем этим стоит конкретный труд конкретных людей. Расход лишнего означает, что работали они напрасно. Во-вторых, всякая производственная деятельность — расход природных ресурсов, запасы которых у нас велики, но не беспредельны. В-третьих, это увеличение промышленных отходов, губящих другие наши природные богатства.
Система, когда за все, что потребляет предприятие, работодатель вынужден платить из своего кармана или из кармана работников-исполнителей, очень жесткая, но сегодня единственно возможная. Без одного существенного добавления она губительна для общества. Это добавление именуется демократия. В обществе с реальным самоуправлением раньше или позже, но вопрос: почему экономическая деятельность, приводящая к процветанию одних, должна вести к утрате здоровья и среды обитания других, будет решен так, что за все, что предприятие выбрасывает, придется платить тем же лицам. Успешное функционирование предприятий в подобной системе требует не Шандыбиных, а специалистов, сочетающих широкий кругозор с умением применять на практике глубокие профессиональные знания. При этом не важно, являются они работодателями или наемными работниками, выпускниками престижных университетов или самоучками.
Технолог написал свою заметку о Ельцине, о том, что к власти его привели в основном не очень хорошие люди. А я, вроде, все о Шандыбине. Нет, я о возможной альтернативе Ельцину. За свою жизнь я трижды отказался вступить в КПСС, не имел связи ни с цеховиками, ни с криминалом, но за Ельцина голосовал вполне осознанно и в 1991 году и во втором туре президентских выборов 1996 г. Голосовал скрепя сердце и сжав зубы, потому как откровения Технолога о стоящих за Ельциным силах секретом не были. Голосовал, ибо все основные противники Ельцина, все эти Рыжковы, Зюгановы, Макашовы, Рагозины и Жириновские всего-навсего подлакированные дипломами и учеными степенями Шандыбины.
Эпоха Ельцина состоялась. Партком не будет ставить препятствий при разводах и создании новых семей, как это было в жизни моих отца и мамы. Не будет он требовать и продажи одного дачного участка, если в результате брака в семье их оказалось два. Когда возможность поездки в другую страну определяется состоянием кошелька, это не так обидно, как в случае, когда отказ обусловлен решением профкома отказать в путевке. В эту эпоху мой товарищ — высококвалифицированный рабочий, чей труд был востребован, несмотря на кризис в экономике, построил себе двухэтажный дом и сэкономил место для уютного садика. Другой мой знакомый — простой бетонщик попал на процветающее предприятие и за год работы смог накопить средства на новую двухкомнатную квартиру. Это очень редкие примеры для той поры. Для этой тоже нечастые. Иначе и быть не может. Возьмите историю любого провинциального завода, хоть нашего НЗСП. Директор Величко клянчил деньги у государства и категорически не хотел опираться на заводских специалистов. Больше всего не хотел он разработки эффективной системы стимуляции труда — жаба душила: вдруг кто из подчиненных больше заработает. В конце концов, занялся он политиканством и к президентским выборам 1996 года искусственно остановил завод — пусть работники голосуют не за Ельцина. На том и погорел. За свои слова об искусственной остановке отвечаю: были бы серьезные объективные причины, преемнику — Погребщикову так быстро его снова не запустить. Толку нам было с того запуска, если все средства пошли на строительство церкви. Мы же (воистину великомученики!) продолжали сидеть без зарплаты. Директор Резник залогом успеха считал наличие охраны, установившей режим, близкий к тюремному. О директоре Попове говорить не буду — Надтока вычеркнет ненормативную лексику.
Руководителей подобного типа я рассматриваю как дипломированных Шандыбиных. Это порождение не Ельцинского, а предшествующих ему режимов. Вот простое доказательство моей правоты: в первые пореформенные годы на ряде предприятий Москвы и Самары работники не бегали на демонстрации против антинародного режима, а потребовали отставки юродствующих директоров (Самсонова, Гехта и др.). Власть сохранила благожелательный нейтралитет по отношению к «мятежникам», и они добились своего. Конечно, есть много объективных причин, по которым в столице и крупных городах жизнь лучше, но и такое развитие событий, несомненно, повлияло на отношения работник-работодатель и работник-управляющий.
Что-то в нашей жизни зависит от наших властителей, что-то от нас самих: от нашего профессионализма, активной жизненной позиции. Что сделал Ельцин? Немного сместил равновесие в нашу сторону. Я этого хотел. Жалеть мне не о чем, кроме того, что вокруг еще очень много Шандыбинщины. Поверьте: ее ликвидация — интереснейшее занятие.