рассказ

Часто ли вам случалось проснуться знаменитыми? Предположим, невзирая на мизерную зарплату, на бурление в животе, нестерпимый словесный «зуд» тёщи или свекрухи, немелодичный храп в ухо любимого супруга или же милой супруги, погоду, непогоду, время года, да и именно само Время, вы проснулись и сказали себе нежно :
— Я, милая моя Душа, стал знаменит.
Не случалось? А, возможно, вам посчастливилось ПОЧУВСТВОВАТЬ себя знаменитым? Не было такой душевной оказии? Позволю себе спросить:
— А не йог ли вы? А вы чувствительны к чему-нибудь? А, вообще, случалось ли вам проснуться, или же вы находитесь в состоянии, противном бодрствованию? Не смею более интриговать вас, уважаемый мой читатель… Простите великодушно мою смелость и позвольте описать вам следующую ситуацию, которую мне пришлось пережить… Начну свой рассказ с того события, что я проснулся. Проснулся не просто так, а от телефонного звонка.
— Алло…
— Привет, папа…
— Привет, сын. Как дела?
— Да вроде бы и ничего…
— Что случилось?
— Ты знаешь… Помнишь свою картину? Шторм в ночном море…
— Да, конечно.
— Нет больше этой картины…
— Украли воры? Твоя мама продала её на аукционе?
— Она вчера её зарезала, как курицу… Психанула, взяла нож и …
— Восстановить можно?
— Нет. Изрезала холст в лоскуты… В лапшу…
— Понятно.
— Ты не переживай, папа.
— Разумеется, сынок…
— Ну пока.
— …….
Закрыв глаза, вспоминаю историю этого полотна. Долго, почти год я писал его. В ночном море, освещаемом сквозь тяжёлые тучи луной, боролся со штормом корабль, оставленный своей командой. Картину я назвал «Wobulimans». Разумеется, я тогда повторял строки из одноимённого стихотворения А. Вознесенского.
«… опять не удался пасьянс…
С нами Любовь.
Wobulimans.»

Эту картину я подарил одной барышне, в которую имел несчастие влюбиться. Успешно родив сына и дочь, барышня вспомнила, что на свете белом, кроме вашего покорного слуги, есть и другие мужчины, у которых в карманах очень много денежных знаков. Её мама страстно поддержала новые сердечно-денежные начинания своего уже стареющего дитяти и, что вполне естественно, я был под белы ручки выдворен из семьи. Гэть, холоп с панского двора! Картина, что тоже вполне понятно, была снята со стены и отправлена в острог…
Последние лет десять моя бывшая супружница держала её в пыльной кладовой. Среди ржавых гвоздиков, обломков инструмента, останков обуви и старых газет стояла картина себе в углу, укрытая паутиной и всякой дрянью. Сонные тараканы делали свои дела на рваных в клочья парусах, седое море сердито урчало в ответ на это безобразие. Зло скрипел своим такелажем гордый корабль. Подрамник тихо вторил ему. Мыши начали потихоньку грызть холст. Корабельные крысы, сообразив, что не случится им более увидеть берега и света белого, скалили в темноту кладовой свои жёлтые зубы.
— Канальи! – Кричали они мышам. — Вздёрнуть бы всех вас на рее!
— Лапы коротки, — пищали им в ответ мыши и продолжали уничтожать произведение искусства, нисколько не обращая внимания на проклятия.
Иногда дверь кладовки открывалась, на мгновение корабельные крыски, ослеплённые ярким светом, закрывали свои глаза лапками.
— Земля! Солнце! Мы спасены! – кричали они радостно. — Хвала Творцу и капитану!
Но на картину бросалась очередная порция мусора и дверь с грохотом закрывалась.
— Это сверкнула молния, и гремел гром! – выкручивая мокрый от морских брызг хвост, сказал капитан.
— Да… да… — Рассеянно ответил юнга-крысёнок.
— Да сколько же можно нам скитаться по морю! – вскричал одноглазый корабельный плотник.
— Да! Да! Уж 20 лет болтает нас в этой скорлупе! А всё из-за него! Это не капитан! Он просто пьяница и самозванец! – взорвалась диким криком команда.
— Бунтовать, кошачьи потрохи?! – грозно отвечал им командир. — Боцман, четыре каракатицы мне в левую ноздрю, всыпать наглецам солёных линьков! Не тебя ли, одноглазый, я спас от виселицы в одном из рассказов нашего Творца?!
— Низложить! – кричал плотник, залезая на ванты. — Капитана на рею!
— Да. Да, — рассеянно повторил юнга. — Шкертать капитана!
— А не тебя ли, бездельник, я подобрал под церковной оградой, где тебя «забыла» твоя крыса-бабка?! – кричал капитан в морду юнги, не забывая осыпать бунтарей ударами могучих крысиных лап.
— На рею! – отрезал немногословный боцман, завязывая на куске шкерта нехитрый узел для шеи своего командира.
— Р-р-р-азбойники! Марсовым на марс! Паруса ставить!
— Баста! Кончился твой срок! Хорош пеньковый галстук?! – спросил командира боцман, накидывая на его шею петлю.
— Молитесь Творцу, пёсьи хвосты!
— Сам молись, капитан, – обратился к крысе с петлёй на шее корабельный капеллан, сложив на своей серой шерстистой груди лапки.
— Трубку! Команда! Я хочу выкурить перед встречей с Творцом трубку!
— Пусть курит… — справедливо решила команда.
Мыши прекратили поедать картину, ожидая развязки. Они отошли чуть дальше, желая видеть всё события.
— Команда, — прохрипел капитан, раскуривая глиняную трубку, — я должен раскрыть одну страшную тайну.
— Какую ещё тайну? – спросил разгорячённый борьбой старый кок, держа в лапах клочок шерсти и пытаясь приладить его на свою грудь, откуда он только что был благополучно выдран могучей лапой командира.
— Правильно, кок. С паршивой крысы – хоть шерсти клок! Ты поплюй на него, прежде чем высадишь этот славный кустик на своей чахлой груди. От страха слюна пропала? Подойди ближе, мышиная твоя душа. Я с удовольствием плюну в негодяя, — мрачно засмеялся капитан.
— Он ещё дразнится! – замахнулся кривым ножом один из матросов.
— Цыц, щербатый! Пусть он говорит.
— Команда! Мы просто нарисованы на холсте!
— Ересь! Не слушайте его! Он сумасшедший! – закричал капеллан, раскинув перед матросами руки.
— Цыц, серый! Пусть он говорит! Продолжай, капитан.
— Творец просто написал краской на холсте и это штормовое море, и нашу бедную скорлупку, и этот кусочек луны, и эти тучи…
— Не слушайте этого ерети… — начал было кричать корабельный служитель культа, но хлёсткий удар в крысиный нос оборвал его пламенную речь, лишив его при этом двух передних зубов.
— Продолжай, капитан.
— Это всё, моряки, что я знаю… Мы обречены на такую жизнь и на борьбу со стихией… Другой жизни у нас не будет… — закончил, затягиваясь трубкой, старый капитан.
— Похоже на правду… Мне бабка рассказывала, что её прапракакая-то бабка видела, как на куске доски один чудак малевал какую-то Коконду… Или Анаконду… Лепонардо… Так чудака звали… Краска у него, ещё говорила ей прапракакая-то бабка, была вкусная… Что будет с нами дальше, капитан?
— Кому же зна…
Дверь в кладовую резко открылась. Матросики, ослеплённые солнечным светом, не увидели руки человека, прекратившего их страдания. Острый нож воткнулся в холст и с хрустом разрезал пополам бедный парусник. Рухнули мачты, тяжёлая волна захлестнула борт корабля.
— Полундра!!! – истошно кричали бедные скитальцы-матросики.
— Все за борт!!! За борт, канальи!!! – кричал крысам их капитан.
— Вот тебе! Получай! – закричала женщина, и второй удар лезвия по холсту отрезал команде путь к спасению, отделив море от корабля.
Команда стала на колени и вознесла лапки к небу, призывая на помощь Творца. Всё было напрасно. Пронзительный, стремительный и страшный, как удар молнии, нож отделил от взглядов матросов луну и тяжёлые тучи.
— Прощайте, братцы! Простите своего командира!
— Прощай, прощай, командир! – отвечали ему матросы, захлёбываясь тяжёлой волной.
— Вот тебе! Вот тебе! – повторяла женщина.
Матросы уже не слышали ни этого голоса, ни шума сердитого океана… Через минуту всё было кончено. Холст, изрезанный в капусту, представлял собой грустное зрелище. Через мгновение и подрамник был превращён нежными ручками-ножками барышни в обломки и щепки… Только один маленький мышонок, упав на кучку тряпочек, тихо и безутешно плакал в чулане. Он, единственный из мышиной семьи, не грыз эту картину, а любовался морем и восхищался мужеством команды парусника…
— Управилась, — сказала сама себе женщина и, перекрестившись на паутину в кладовой, стала торопливо собирать обломки кораблекрушения. – Странно… Откуда здесь взялась вода?
Под останками картины она обнаружила огромную лужу…

Вот так, дорогой мой читатель, я и почувствовал себя знаменитым. Поймав ваш удивлённый взгляд, поясню, что известную картину Репина «Иван Грозный убивает своего сына» тоже зарезал какой-то идиот. Не каждый художник удостоится такой «чести»…

16 июня 2007 г.