Субъективные заметки с заседания комиссии по делам несовершеннолетних

Как много и часто, особенно в последнее время, говорят о проблемах подрастающего поколения, называя их «нашим будущим», «опорой государства» и т.д.! К сожалению, в большинстве своем — это высокопарные фразы, выбрасываемые для создания нужного политического или социального уровня. «В» задались вопросом: а кто (кроме, разумеется, правоохранительных органов, у них своя специфика) занимается профилактикой правонарушений и преступности среди несовершеннолетних. Оказалось, в нашем городе есть и «бурно» действует комиссия, которая так и называется — «комиссия по делам несовершеннолетних». Договорившись с секретарем, обозреватель «В» побывал в качестве стороннего наблюдателя на нескольких заседаниях КДН.

Первое впечатление (разумеется, субъективное!), возникшее у меня, когда началась комиссия и вызвали первых «посетителей» (мать и ее сына 1988 г.р.), было, что я попал в кабинет жандармерии, где ведут допросы особо крепких революционеров.
— Куда ты пошел? (мальчику) Встань вот здесь, возле двери. Вы кто? (женщине) А, вы — мамочка? Вы садитесь вот сюда.
В процессе вступительной речи секретаря комиссии выяснилось, что ребенка зовут Денис, два раза его уже оставляли на второй год, мать им абсолютно не занимается, ранее ставился вопрос о лишении матери родительских прав. Однако прав ее не лишили, дали время собрать документы для перевода мальчика в интернат. Все верно: мать, бесспорно, виновата в том, что не занимается воспитанием своего ребенка, и необходимо принимать меры по исправлению ситуации. Но сама обстановка, подход к этому… Собственно, на самого Дениса (если не считать нескольких вопросов, типа «Сколько лет? Где учишься? Почему не ходишь в школу?», задававшиеся, как мне показалось не столько с целью получить ответы, сколько заполнить необходимые документы) у комиссии ушло минуты полторы-две. А затем пятнадцать минут нерадивую мамашу прямо в присутствии сына отчитывали, буквальным образом, как девочку-подростка. Отвечала она невпопад, подчас, абсолютно нелепо. И толком от нее почти ничего не удалось добиться. Видимо, поняв бесплодность своих попыток установить истину, члены комиссии, точнее, наиболее активные ее представители — два-три человека (остальные кивали-покачивали головами, отделываясь социальными звуками «гм, н-да, кхе-кхе») переключились опять на Дениса. Единственный из его ответов, ставший понятным для «судей», оказался: «Не хочу в школу, хочу в интернат». После чего, вновь минут пять помаявшись с мамашей, пытаясь выяснить, собрала ли она необходимые документы для перевода ребенка в интернат, и узнав, с ее слов, что везде она наталкивалась на бюрократические проволочки, поэтому ничего не сделано, комиссия приняла решение взять все под личный контроль. («Если что-то не будет получаться, звоните сразу мне, вот телефон. Сроку вам на все — неделя. Вы согласны, члены комиссии?»)
Конечно, кто-то из читателей может сказать, что, мол, легко критиковать, а им, в комиссии, приходится на общественных началах тащить на себе эту нелегкую обязанность. Согласен, но, коли уж взялись за это трудное и, безусловно, нужное дело, то его, как мне кажется, следует выполнять добросовестно. Давно ведь известно, что самым высоким авторитетом для ребенка в любом случае являются родители. И унижать, пусть даже вполне справедливыми упреками, мать в присутствии ребенка — непростительная ошибка. Опять же, странно, но комиссия, по всей видимости, не особенно-то и старалась выяснить причины, по которым мальчик не ходил в школу, и что заставляет его находиться вне родного дома, шастая по улице. Мне удалось переговорить с ним. И, по-моему, спокойный тон и иная постановка вопросов дали гораздо больше…
Когда во время минутного перерыва я, выйдя из роли безмолвного арбитра, высказал эти мысли вслух, то поначалу почти все согласились: да, надо было помягче. А потом изменили точку зрения — «нет, ребенок же не ходит в школу, а мать не выполняет свои обязанности, так пусть он сразу видит, что так поступать нельзя».
Остальные случаи, рассматриваемые в тот день, оказались связанными с правонарушениями: один парень сходил в туалет в неположенном месте (штраф 500 рублей); другой, учащийся техникума, почувствовав без родительской опеки себя взрослым, пил пиво (100 рублей) в общественном транспорте… Практически все дети признавали свою вину и говорили слова «Я так больше не буду!». Искренне ли это говорилось? Примечательно, что в комиссии не было самого, пожалуй, важного человека, который направлял бы ход беседы, — психолога…
Во второй раз на комиссии все было почти таким же. Некоторые вопросы решались тут же, иные откладывались на неделю-две, для повторного рассмотрения. Но принципы не менялись.
Да, здесь можно говорить и о несовершенстве законодательства, и о бесплатном рутинном труде. Однако, не пытаясь по-настоящему анализировать происходящее на комиссии, вносить предложения на городскую Думу, направлять их главе администрации, в Законодательное собрание области (через местный орган представительной власти), решить острые проблемы правонарушений среди несовершеннолетних, молодежной безнадзорности и преступности невозможно. К сожалению, так всегда: мы боремся с последствиями, и не ищем причины.