Сегодня:

 (окончание, начало в № 1 (07.05.20г.)-№2 (20.05.20г.), №4(03.06.20г.)-12(29.06.20г.), №14(12.08.20г.)-№15(19.08.20г.).      

 «Без глотка, товарищ, песню не заваришь»

Симоненко Владимир Иванович, сменивший Марка Павловича Кучу в должности заведующего промышленно-транспортным отделом, был ему прямой противоположностью. И в организационном, и в творческом моментах. Если Куча планировал нашу и свою работу, не мог усидеть в редакции, любил живое общение с людьми, постоянно выходил на производство, то Владимир Иванович доверял нам дела решать самостоятельно – главное, чтобы не было срывов в сетевом графике выхода еженедельных тематических полос. Был очень лоялен во всём, добр, к строгим начальникам его отнести было весьма  трудно.

Что же до журналистских способностей Симоненко, то это был настоящий газетный волк! Он мог написать любой материал, не выходя за дверь отдела. И этим он меня всегда потрясал! Поговорил по телефону, уточнил детали и факты и нате – готово интервью на 200 строк или зарисовка на все 300! А уже в сборе мелочи на подверстку ему не было равных! Ответсекретарь Иван Яковлевич Кравченко в случае необходимости всегда шёл к нему!           Владимир Иванович некогда был главным редактором газеты одного из районов области. Что там случилось, не знаю, редакционных сплетен не слушала: доверяла своим отношениям с людьми.

Пушкарёв Иван Григорьевич. 1990-е годы.

Однозначно, у этого человека была какая-то тайна, с ней жил и она не давала ему покоя, ела изнутри. Иногда он смотрел в окно, думая, что на это никто не обращает внимания, смотрел застывшим, пустым взглядом. Уже много позже, после смерти Владимира Ивановича, узнала, что в 50-е годы во время его службы в морфлоте на корабле произошла авария, ставшая настоящей трагедией – погибли люди. Выжило несколько человек, в том числе и Владимир Иванович. О таких происшествиях тогда наши газеты не писали, а подписка о неразглашении тайны тягчайшим грузом легла на всю дальнейшую жизнь парня. Крепкого плеча за собой он никогда не чувствовал. Рождённый за год до войны, рос безотцовщиной, поскольку отец лёг на Смоленщине. А затем начались новые жизненные потрясения, с  которыми не каждый справится… Возможно, поэтому он и сторонился общения со многими людьми. Свои эмоции Владимир Иванович  доверял записным книжкам, где они превращались в стихотворные строки.

Думаю, именно поэзия соединила две родственные души: члена Союза журналистов СССР Владимира Ивановича Симоненко и поэта-самородка, рабочего НЭВЗа Ивана Григорьевича Пушкарёва. Появлялся он обычно  на Московской, 20 во второй половине дня, после окончания первой смены. Иваном Григорьевичем называли его редактор Владимир Николаевич Михеев и значительная часть коллектива. Иваном он был для своего тёзки ответственного секретаря Ивана Яковлевича Кравченко. А вот Владимир Иванович Симоненко звал его только Ваней или Ванюшкой.

Симоненко Владимир Иванович (третий справа) среди «знамёнковцев» на празднике газеты. Стадион «Магнит». 1991.

Перед тем, как отправиться в  секретариат со своими новыми стихами, Пушкарёв обязательно заходил в промышленно-транспортный отдел. Его начальник Марк Павлович Куча обязательно интересовался, какие новости на заводе, как обстоят дела с планом, сколько электровозов в следующем месяце намечается, что нового внедряется… И Иван Григорьевич, не углубляясь в детали, говорил короткими фразами, с паузами, будто продумывал каждое слово – так ли оно звучит! Его голос с едва заметной хрипотцой выдавал внутреннее волнение. Разговоры обычно были лаконичными и ёмкими, Пушкарёв как рабочий человек знал цену своему времени, поэтому с уважением относился к чужому.

Весь его досуг был посвящён Музе. И по тому, как образно писал, можно судить, что она постоянно присутствовала в его мыслях. Чувство любви, с которым творил Пушкарев, было объёмно и восхитительно. Мне часто казалось, что вся эта внешняя медлительность Ивана Григорьевича во время разговоров ни что иное, как постоянное прислушивание  к себе другому – внутреннему. Он словно боялся, что может пропустить посылаемый от сердца импульс, что за беседами ускользнет от него образ или видение, запечатлённое в стихотворную фразу. Ведь каждая его строка была рождена светлой душой мальчика, прошедшего тяготы войны, когда она началась, ему было всего три года,  и оттого так ценившего и любившего всё, что его окружало.

А иногда я думала, что Иван Григорьевич придавлен своим талантом. Ведь Пушкарёв наличествовал в двух параллелях.  Одна – бытовая – работать, чтобы существовать. Увы, война, как и миллионам других ребятишек, дала лишь шансы выжить, получить рабочую профессию. Отец хотя и вернулся после войны домой, да недолго протянул – тяжёлыми были ранения… Мама поднимала сына сама… Закончил он лишь техническое училище, став слесарем по ремонту промышленного оборудования. Огромный талант от Бога огранивал сам, как мог, а не педагоги из литературного института. Поэтому во второй параллели – поэтической, присутствующей в реальной жизни, – ему было намного сложнее. Это не производственную норму выполнить, где каждое движение уже профессионально отточено.  Стихи – это чувства! И читатель тебе поверит лишь тогда, когда в них не будет фальши! Ты должен быть честен, прежде всего, перед самим собой! Мучительные душевные переживания, не дающие покоя ни днем, ни ночью,  он укладывал в лёгкие и воздушные, яркие и сочные  строки, наполненные музыкальным ритмом.

Иван Григорьевич был всегда немногословен и застенчив, как ребенок, который стесняется того, что он – не такой, как другие! Дружба с Владимиром Ивановичем Симоненко вызывала у редакционных недоуменные и осуждающие улыбки, когда они уходили прогуляться за кружкой пива. Между тем связывали их отнюдь не эти рейды. Таким образом просто глушилась душевная боль. У обоих присутствовала искра божья. Талант Пушкарева обозначен был поэтическим возвышенным слогом, а Симоненко был мастером информации. На природную скромность наложили отпечаток и конкретная  жизненная ситуация, и советская реальность, когда нежелательно было «высовываться», чтобы отличаться от других. Они были самородками! Думаю, оба понимали, что решение проблем надо искать не в пивной, но не знали, как перенаправить свою колею… Два мастера, которые, увы, стать смогли только ювелирами своего дела, а не своих жизней.

За кружкой пива, расслабившись, Иван Григорьевич и Владимир Иванович говорили о сокровенном… Были друг для друга не только хорошими собеседниками.  Они умели слушать. Для обоих это было важно: Симоненко давили гнетущие воспоминания, а Пушкарёва – сомнения. Нужно ли ещё кому-то, кроме него самого, то, что пишется его сердцем? Имеет ли он право писать – ведь поэт в России больше, чем поэт! – не имея ни специального образования, ни всеобщего признания, ни авторских сборников… Ни одной книги при жизни не было издано, несмотря на то, что называли Ивана Григорьевича «донским Есениным», композиторы писали песни на его стихи. Лишь после смерти благодаря спонсорской поддержке электровозостроительного завода, на котором он проработал 37 лет, вышли  три сборника стихов, позволяющие оценить поэтический талант.

Женета Гридасова

(Продолжение следует).