Сегодня мы публикуем второй рассказ П.Н. Чернова из цикла «Женщины на войне». В прошлом номере «ЧЛ» он рассказал о своей матери, в этом – вспоминает об отце, которому довелось стать «отцом солдата» — командиром девичьего отделения на войне.

Когда началась Великая Отечественная война, младший сержант Чернов Н.П. находился на действительной военной службе уже полтора года и через полгода должен был увольняться в запас. В Рабоче-крестьянскую Красную армию (РККА) он был призван вскоре после своего поступления в Ленинградский политехнический институт им. С.М. Кирова летом 1939 года. Ведь начавшаяся 1 сентября вторая  мировая война прервала связанные с учёбой планы не только студентов, но и всех парней, имевших полное среднее образование: все они, кому на тот момент уже исполнилось 17 лет и 8 месяцев, в соответствии с новым, срочно принятым Верховным Советом СССР Законом о всеобщей воинской обязанности, были призваны в РККА на действительную военную службу.

В шедшем на юг воинском эшелоне Николай пресёк почти всю европейскую часть СССР с севера на юг — от Ленинграда до Закавказья. Проходя через Новочеркасск, поезд сделал остановку, во время которой Николаю посчастливилось встретить шедшего из станицы Кривянской в город своего соседа — Александра Страданченкова. С ним Николай и передал домой чемодан со ставшей ему ненужной гражданской одеждой и с другими личными вещами. А вскоре новобранец Чернов прибыл и к месту прохождения военной службы – в город Тбилиси. Здесь он был определён в батарею зенитных орудий, предназначавшуюся для противовоздушной обороны городского арсенала. Когда же началась Великая Отечественная война, эту зенитную батарею передислоцировали в небольшой грузинский городок Хашури.

Однако ряды личного состава обосновавшейся на новом месте батареи со временем значительно поредели: немалое число воинов-зенитчиков было отправлено на фронт в действующую армию. Поэтому в апреле 1942 года личный состав батареи был пополнен девушками-добровольцами. Практически все они были со средним специальным образованием — окончили либо педагогический, либо медицинский техникумы. Несмотря на наличие специального образования, девушки эти владели русским языком в небольшом объёме и лишь на бытовом уровне, так как почти все они по национальности были грузинками: Талахадзе, Барбакадзе, Докадзе, Чучкеридзе, Блуашвили… Для их размещения в бывшем здании ОСОАВИАХИМа оборудовали казарму, где они жили и проходили курс молодого бойца.

Командирами девичьих отделений были назначены сержанты Валерий Ананьев (парень с широкой и доброй душой) и Николай Чернов. По мнению последнего, выбор на него пал потому, что он как-то рассказал командиру своей батареи – старшему лейтенанту Кононенко П.Х. – о том, как он, учась в старших классах новочеркасской образцовой средней школы № 5 имени наркома просвещения РСФСР  А.С. Бубнова, регулярно консультировал своих одноклассниц по математике. Распорядок дня у девушек был строгим – армейским. Но на военнослужащих они пока ещё не были похожи. Дело в том, что все они пока носили свою гражданскую одежду, так как обмундировать их ещё было не во что.

Утром в девичьей казарме раздавалась армейская команда: «Отделения, подъём!». Затем звучало: «На утреннюю физическую зарядку – стройся!». А в ответ неслось: «Вай, деда! Вай, цива! Босоножки мокуда». И командиры девичьих отделений без особого труда понимали, что это означало: «Ой, мамочка! Как холодно! И обувь развалилась». А вот понять своих командиров отделений, проводивших боевую учёбу, девушкам-грузинкам было куда труднее! Занятия с ними у командиров отделений проходили с большим трудом из-за языкового барьера. Особенно велики были протестные настроения у выпускниц медицинского техникума, которые говорили: «Мы думали, что нас используют по нашей специальности… А нас приставили к пушкам!».

*     *     *

В местном военкомате зенитчикам подсказали: с медичками следует расстаться, а в городке Сталинири вместо них набрать грузинок, знающих русский язык, и русских девушек, знакомых с языком грузинским. Зенитчики так и поступили, после чего дело пошло на лад. Учёба наладилась быстро: девушки освоили прибор управления артиллерийским зенитным огнём (ПУАЗО), технику связи, методы ведения разведки. А это дало возможность заменить ими 30 хорошо подготовленных парней-зенитчиков, которых вскоре отправили на фронт. После чего девушек перевели в домики узла связи и прибористов, находившиеся на огневой позиции батареи. Им было тогда по 18, а командирам их отделений – по 20 лет. А ведь последним приходилось проявлять о первых поистине отеческую заботу. Ведь специального женского обмундирования батарея не имела! Поэтому ребятам постоянно приходилось что-то изобретать для девчат из того, что имелось у батареи.

Гимнастёрки у девушек были. (Однако не женского, а мужского покроя.) Для изготовления же девичьих юбок старшина батареи привёз мужские брюки аж 5-го размера! И распорядился распарывать их, а из получившихся при этом четырёх клиньев шить юбки «клёш». Из каждой же изготовленной на чулочной фабрике солдатской обмотки чёрного цвета при её переделке выходила одна пара женских чулок. Вторые же обмотки из положенной каждому бойцу пары старшина посоветовал девушкам держать про запас. А вот довольно грубые солдатские ботинки для девушек старшина получил лишь 42-го размера! Поэтому он поручил бойцу из  судовых плотников изготовить две пары сапожных колодок и, отрывая кончики подошв, затягивать носики ботинок, уменьшая их по длине, после чего прибивать к ним оторванную часть подошвы.

В качестве головных уборов девушкам выдали береты. А вот женского белья на складе воинского обмундирования не имелось! Поэтому вместо него старшина батареи привёз оттуда лишь бязевые портянки, которые и раздал зенитчицам со словами: «Шейте сами! А на нитки распустите не нужные вам брючные ремни». Но девушки даже не представляли, как сделать выкройки лифчиков. И Николаю, как бывшему студенту, начинавшему изучать начертательную геометрию, пришлось самому вычертить эти выкройки и вырезать их из газетного листа. Когда таковые были готовы, он занёс их в девичью палатку и молча положил их на стол.

*     *     *

Вскоре сержанту Чернову Н.П. присвоили воинское звание «Старший сержант» и назначили помощником командира огневого взвода. В этот период немецкие войска уже подошли к Кавказу, а их горные егеря даже водрузили флаг на вершине Эльбруса. Гитлеровские вояки рвались к нефтепромыслам Баку, поэтому в охране окружавшего этот город воздушного пространства была задействована одна из армий ПВО. В это время зенитная батарея, в которой бок обок несли боевую службу русские и грузинские девушки, была передислоцирована из Хашури в Кухети. А вдоль шедшей из Грузии в Баку Закавказской железной дороги повадился летать немецкий самолёт-разведчик – переоборудованный в таковой высотный бомбардировщик «Хейнкель» (He-111).

При возвращении разведчика со стороны Баку девушки-прибористы определили, что идёт он со скоростью 450 километров в час на высоте 8500 метров. Теоретический потолок полёта снарядов зенитных орудий составлял немногим более этой высоты – 9000 метров. И командир батареи принял решение обстрелять вражеский самолёт, хотя в зоне обстрела тот мог находиться всего 12 секунд. Девчата из приборного отделения установили данные на ПУАЗО, а их подруги из огневого взвода дали один встречный залп и, развернув орудия на 180 градусов, произвели ещё два залпа сопроводительных. После чего вражеский самолёт-разведчик вышел из зоны возможного поражения. Весь личный состав батареи, до этого лишь слышавший далёкое тихое урчание двух моторов вражеского самолёта, в образованном разрывами четырёхугольнике смог заметить и сам «Хейнкель». Зенитчики не знали, получил ли He-111 повреждения хотя бы обшивки фюзеляжа, крыла либо хвостового оперения осколками разорвавшихся снарядов. Но в последующие дни вражеский самолёт уже не рисковал проходить над зоной возможного поражения, а, приблизившись к ней, изменял маршрут и обходил обслуживаемую девчатами зенитную батарею стороной.

Укомплектованная девушками зенитная батарея оставалась в Закавказье до апреля 1943 года. Отлаженная армейская жизнь протекала в ней спокойно. А в начале апреля батарея была погружена в эшелон, который отправился в северном направлении по маршруту Баку – Махачкала – Грозный. Далее эшелон шёл уже по взорванному немцами при отступлении и только что восстановленному советскими воинами-железнодорожниками пути. К концу апреля эшелон с личным составом, вооружением и имуществом батареи прибыл в освобождённый от немцев Ростов. Выгрузка батареи была произведена на станции «Ростов-главный». Взятые на буксир зенитные орудия доставили тягачами на площадь Рабочего городка, зовущуюся теперь Комсомольской. Здесь батарея и приступила к оборудованию огневых позиций. А на другой стороне площади оборудовала свои позиции тоже девичья батарея, прибывшая из-под Сталинграда. Служившие в ней девушки говорили прибывшим из Закавказья зенитчицам, что в Ростове им скучно и нечем полакомиться. «То ли было дело под Сталинградом: захотелось вкусненького – сбили транспортный «Юнкерс» и вволю наелись имевшегося на нём шоколада!» — хвалились они.

Затем 140-й батарее зенитных орудий приказано было перебазироваться в район железнодорожного вокзала, где теперь находится памятник стачке 1902 года. И там в первую же ночь ей пришлось вести заградительный огонь, не подпуская к вокзалу самолёты противника. Над Ростовом трещал мотором «Хейнкель-126», развешивавший над привокзальной территорией осветительные ракеты на парашютах, а  девушки-грузинки из огневого взвода едва успевали подносить снаряды к зенитным орудиям. В дальнейшем имели место также налёты вражеской авиации на восстановленные мосты через Дон, в которых принимали участие от 100 до 250 немецких самолётов. И их также приходилось отражать девушкам-зенитчицам, волей случая оказавшимся на войне и вынужденным заниматься отнюдь не женским делом. А с освобождением Таганрога их зенитная батарея была передислоцирована в этот приморский город и располагалась на оконечности мыса Таганий Рог у памятника Петру I.

*     *     *

Рассказывать о дальнейшем боевом пути девичьей интернациональной зенитной батареи можно довольно долго. Ведь Николай Павлович Чернов, после окончания Великой Отечественной войны завершивший своё образование уже на энергофаке НПИ, ставший инженером-электриком и до пенсии работавший главным специалистом технического отдела проектного института «Гипроэнергопром» (ныне – «Донпроектэнерго»), оставил обширные воспоминания о ней. Но объём газетной публикации не позволяет этого сделать. Однако в заключение всё же необходимо упомянуть о том, что Н.П. Чернов в советский период – в разгар ветеранского движения – установил связь с проживавшими в Хашури бывшими зенитчицами, направив в городскую газету свои воспоминания о них, которые и были там опубликованы. Затем он также отыскал в Ставропольском крае бывшего командира батареи – Прокофия Харлампиевича Кононенко, с которым и ездил в Хашури на встречи с сослуживицами. Потом бывшие зенитчицы приезжали из Хашури в Новочеркасск. После чего они долгое время обменивались письмами и поздравительными телеграммами.

Некоторое время обменивались ветераны своими посланиями и в постсоветский период. Но грузинские мелкобуржуазные, националистически настроенные силы, сделали всё возможное, чтобы эти связи пресеклись — вплоть до прекращения почтового, телефонного и телеграфного общения между гражданами России и Грузии. Всё это тяжело переживалось ветеранами, оказавшимися в разных, вмиг ставших недружественными друг другу, странах, разделённых государственными границами. И сильно подкосило их. Вот почему автор этих строк сейчас думает так:  хорошо, что практически никто из этих ветеранов не дожил до того момента, когда Россия вынуждена была принуждать агрессивно настроенную Грузию к миру силовыми методами. Ибо ветераны Великой Отечественной войны вряд ли пережили бы столь позорное явление. Ведь у некоторых бывших зенитчиц-грузинок мужья были осетинами, а их дети — рождёнными в смешанных браках.

 Павел Чернов.