В ближайшие дни заместителю директора по науке Ростовского онкологического института Юрию Сергеевичу Сидоренко исполняется 75 лет.

Уткнувшись носом в монитор, я в течение часа не могу решить, с чего начать статью о Юрии Сергеевиче. Сложность в том, что я знаю его больше сорока лет и, перебирая событийный ряд, не могу понять, какое из событий в его жизни дает наиболее яркое представление об этом гениальном (не побоюсь этого слова) человеке. Но надо же с чего-то начать…

Примерно в 80-ом году я, преподавая ТММ в Новочеркасском политехническом институте, параллельно руководил городским самодеятельным драматическим коллективом. Молодых людей в коллективе было много, и в какой-то момент к нам пришла студентка мелиоративного института Галя Н. Красивая девушка, мало того, что была достаточно образована, обладала природным талантом чтеца-декламатора. Кроме того она была достаточно артистична и хорошо смотрелась в тех спектаклях, которые мы ставили.

В какой-то момент в ее милом лице появилась некая грусть, и я подумал, что, возможно, появился в ее жизни молодой человек, отношения с которым сложны и грусть связана именно с этим. Но как-то после репетиции она попросила меня проводить ее и по пути рассказала, что прибаливает, но ни в студенческой поликлинике, ни в городской новочеркасской, ни в городской каменской (в Каменске был ее дом и родители) ей не помогли. Что-то, разумеется, назначали, но улучшения нет. Наоборот, ей хуже и хуже. Когда же я спросил конкретно о недуге, она, сильно стесняясь, сказала, что дела чисто женские, возможно, есть опухоль, причем, недуг этот преследует ее уже около года.

Я удивился и испугался. Какого же рода эта болезнь, если двадцатилетняя девушка, преодолев смущение, рассказывает о ней еще не старому мужчине! Подумал – какое счастье, что я практически немедленно могу позвонить Юрию Сергеевичу и, услышав его традиционно жизнерадостное «Да – да!», отправлю к нему Галю.

Все случилось именно так, и когда Галя после визита к  Ю.С. вернулась в Новочеркасск, она зашла ко мне. Ее лицо светилось счастьем, когда она рассказывала мне о великолепном докторе, с которым ее свела судьба. Я же с нетерпением спросил: «Ну а  дальше что?». «Как что? — ответила она. — Он велел мне завтра быть у него, имея халатик и тапочки».

У меня все внутри заныло. Я понял, как чудовищно запущена болезнь, если без всяких анализов и процедур ясно, что нужна немедленная операция. Когда она ушла, я тут же позвонил Юрию Сергеевичу и заметил, что его «Да-да!» звучит не очень оптимистично. «Юрий Сергеевич, у меня была Галя. Она переживает, боится, что может случиться так, что она в дальнейшем не сможет рожать». «Какое там «рожать», — грустно сказал Юрий Сергеевич. – Была бы жива…».

Увы, тут следует остановиться на некоторых медицинских подробностях, в которых я не силен. В дальнейшем я узнал, что у Гали были поражены яичники. Видимо, хождение в течение года по медикам-середнячкам самым отрицательным образом повлияло на процесс. Один из последних посещенных ею врачей даже высказал предположение, что она беременна.

На операционном столе выяснилось, что яичники поражены полностью, и они были полностью удалены. Юрий Сергеевич рассказывал: «Я стою в прострации. На столе лежит красивая юная девушка, которая никогда не родит, которая никогда не ощутит восторг от близости с любимым, которая, в сущности, беспола. А я бессилен, я ничего не могу сделать и с ненавистью смотрю на некрасивую кучку удаленной, изуродованной болезнью  ткани. И вдруг среди этой безобразной массы цвета смерти я вижу небольшой, размером с гривенник кусочек чистой нетронутой распадом ткани. Я быстро и аккуратно вырезаю этот ничтожный кусочек и пришиваю его обратно в тело».

Я пропускаю дальнейшие события. Лишь коротко сообщаю, что постаревшая (увы…), но вполне здоровая Галя живет сейчас в Каменске. У нее два сына и куча внуков. Единственно, чем она недовольна, так это тем, что не часто удается съездить в Ростов, чтобы встретиться с Юрием Сергеевичем и подарить ему букет цветов.

 

Мой друг – ныне почивший врач Эмиль Айзенштарк – говорил мне, что в СССР существует неразрешимое противоречие такого рода: организатор медицины не может быть организатором медицины. Что имелось в виду? Организатор медицины (скажем грубо – медицинский чиновник), чтобы быть в этом деле хорошим специалистом, должен быть врачом. Но врач должен лечить, ему претит чиновничья должность.

Я не хочу апеллировать к международному опыту, но знаю точно, что там такой  проблемы нет, ибо доминантной является личность врача. Функция чиновника – не мешать, но, если необходимо, помогать.

Ценой неимоверных человеческих усилий Юрию Сергеевичу удавалось совмещать работу врача с административной деятельностью. Как он это делал? Сейчас я расскажу читателям об этом и уверен, что не многие поймут и поверят, что это возможно.

Итак, с момента, когда Юрий Сергеевич стал главным врачом, а затем директором онкологического института, с  понедельника по субботу включительно его рабочий день начинался в 6 часов утра, а заканчивался в 21.00. В воскресенье он «расслаблялся» и работал с 6-ти утра до 12-ти. Причем, насколько мне известно, за 40 лет работы Юрий Сергеевич ни разу не был в так называемом трудовом отпуске.

Кстати, если в Советском Союзе были какие-то сдерживающие рычаги, вроде вездесущих парткомов, то нынешние чиновники от медицины превратились в алчных оглоедов, выбросивших на свалку, как ненужный хлам, остатки совести и совестливости.

Расскажу еще об одном случае, который свидетельствует о трепетной порядочности Юрия Сергеевича. Речь пойдет о «подношениях» врачам от больных и их родственников. Что раньше, что теперь это считается нормой, но если раньше это было бытовой взяткой, то большинство нынешних медиков это за взятку и не считают, хотя медицина, в сущности, платная и больной, помимо взятки, уже заплатил в кассу значительную сумму. Юрий Сергеевич никогда никаких взяток не брал, а если больной после счастливого выздоровления со слезами на глазах умолял его принять какую-либо сумму (есть примета, что надо дать, чтобы в дальнейшем все было хорошо), Ю.С. говорил: «Пожертвуйте эти деньги детскому саду №…».

Так вот. Его щепетильность носила исключительный характер. Вот случай.

Мы были хорошими друзьями, он прекрасно знал меня и мою супругу Ларису. И вдруг именно у Ларисы появился недуг, о котором я не хочу распространяться. А Ю.С. именно в тот момент при таком недуге применял впервые на практике лекарство «Плазмол», причем, уколы (одновременно два) были достаточно сложны. Мы приезжали из Новочеркасска, он радушно принимал нас в своем кабинете и после небольшой беседы здесь же, в кабинете, делал ей уколы. Случилось так, что очередной укол выпал на его день рождения. Юрий Сергеевич никогда ни по какому поводу или  празднику не «накрывал поляну». Когда я как-то 1 января позвонил ему и спросил, как ему Новый год. Он спокойно ответил, что нынешний день для него — обычный трудовой. И это было не кокетство – это был образ жизни.

Но мы с супругой, зная про день рождения, приехали-таки  с раздобытой мной бутылкой шампанского, плиткой шоколада «Вдохновение» и большим куском пирога с курагой, который моя жена испекла по этому поводу. Когда мы вошли в кабинет и я вынул бутылку шампанского, Ю.С. немедленно запротестовал: «Нет-нет, оставь эту бутылку себе. Сумочку временно положи вон там в кресло. Заберешь при уходе». А когда растерянная Лариса протянула ему плитку шоколада, он сказал: «Я знаю этот прекрасный шоколад. Там несколько великолепных шоколадных палочек в фольге. Ларисонька, съешь его, пожалуйста, сама».  Но когда растерянная Лариса робко протянула ему кусок своего пирога, он схватил и сразу же принялся есть, откусывая большие куски.

Конечно, при том образе его жизни, который я скупо описал выше, он часто был голодным. Но он «слопал» этот пирог не потому, что был голоден. Он просто понимал, что испеченный Ларисой пирог никак не мог быть «подношением».

И все-таки есть подарки, которые Ю.С. принимал. Это книги. Ими заполнены все шкафы кабинета, рабочий стол, а большая часть книг лежит на полу аккуратными стопками. И не только книги. Это могут быть картины, выполненные благодарными бывшими больными, чеканки, подсвечники и иные поделки.

Я понимаю, что любой интеллектуал постоянно страдает от неполноты и несовершенства своих знаний. Поэтому книги это его воздух. Но, во-первых, они прочитаны, а во-вторых, создают некоторое неудобство и должны мешать нормальному приему людей. Поэтому я как-то раз предложил Ю.С. забрать эти книги и, предварительно каталогизировав, передать, сделав соответствующую надпись, в одну из новочеркасских библиотек. Почему в Новочеркасск? Да потому, что трудовая деятельность Ю.С. начиналась именно в нашем городе.

Если б вы знали, как противился этому моему предложению Ю.С. Он придумывал какие-то невероятные причины, по которым этого не следует делать. Конспект наших бесед по этому поводу соизмерим с объемом этой статьи. И  вдруг я понял, что был безмозглым идиотом, не понимая его протеста. Я понял, что он давно решил, что эти книги ему лично не принадлежат. Они принадлежат институту и здесь останутся до тех пор, пока он жив.

Применим принцип рондо. Я хочу рассказать вам о случае, который в основном совпадает с рассказом о Гале Н. Здесь все было также, но разница в некоторых деталях. Вот они.

Женщина молода, но уже имеет малыша. Муж ее покинул в связи с ее болезнью, которая длилась уже почти два года. Она из какого-то ставропольского провинциального города. Так вот – пройдя подобно Гале все чудовищные круги ада, женщина отчаялась и решила просто доживать. Но в последний момент она неожиданно встретила несколько грубоватого врача, который сказал ей: «Слушай, поезжай в Ростов. Там есть мужик, который всех принимает. А вдруг…». Она поехала от полной безнадежности, чтобы «что-то делать». Приехала в Ростов, нашла институт, поднялась на второй этаж, где тогда был кабинет Ю.С., и села на маленькую скамеечку, стоявшую перед дверью. Сил войти в кабинет, где она должна рассказывать о муках двухлетних мытарств, не было.

Внезапно дверь приемной открылась, вышел доктор и быстро пошел по коридору куда-то влево (или вправо?). Вдруг он остановился, вернулся назад, подошел к ней и спросил: «Вы кого-нибудь ждете,  голубушка?». Она встала и заплетающимся языком стала пытаться что-то неумело, несистемно, нелепо рассказывать. Юрий Сергеевич (вы уже догадались, что это был он) взял ее за руку, ввел в приемную и сказал: «Алла Даниловна, я вернусь минут через пятнадцать. Пригласите ко мне эту женщину».

Не помню, по какому поводу я недели через две после этого случая был у Ю.С. Когда визит кончился, Ю.С. спросил: «Ты на машине?». Я ответил утвердительно, ибо был владельцем «копейки». «Подбрось одну очаровательную женщину до Рассвета. У нее там родня». Вам, конечно, известно расстояние от Ростова до Рассвета. Так всю эту историю мне и рассказывала эта очаровательная женщина, причем улыбка счастья не сходила с ее лица.

Ну что еще вам рассказать про Юрия Сергеевича? Что он награжден огромным (в статье не перечислишь) количеством всевозможных наград, включая звание «Рыцаря чести», присвоенное ему швейцарской организацией врачей, а самое главное, что он является, ни много мало, академиком Российской Академии наук.

Будьте счастливы, Юрий Сергеевич. Остальное приложится.

Сергей Ребрин.

P.S. У меня много друзей и знакомых, которым по тем или иным причинам известен Юрий Сергеевич. Они мало того, что восхищаются им, зная, как много он сделал в медицине и, конкретно, в ростовской медицине. Они знают, что именно по инициативе  Юрия Сергеевича в институте был введен так называемый «День открытого приема». Это были дни (по-моему, 1-я и 3-я субботы каждого месяца), когда любой человек, проживающий в области (а, возможно, и на Северном Кавказе?)  без всяких анализов, предварительных исследований, рентгеноскопий и прочего мог, разумеется, бесплатно, прийти в институт и получить высококвалифицированную консультацию у любого врача, включая самого Юрия Сергеевича.

Но неожиданно один из моих приятелей, посетивший недавно институт, сказал мне, что не нашел на привычном месте объявлений о такой услуге. Приехав суда сам, я убедился, что он прав. Уведомлений о дне открытого приема нет. Жаль, что новое руководство действует по принципу халявного рынка. Но это уже проблема общенациональная.