Сегодня: 18 апреля 9617, Вторник

Это была одна из первых фраз, которые сказала в нашем разговоре Полина Андреевна Коршунова. Мне помогли связаться с ней активисты совета ветеранов м/р Октябрьского. В преддверии Дня Победы мы решили написать о тех, кто редко становится героем газетных очерков, но кого Великая Отечественная тоже накрыла своим чёрным крылом. Найти кого-то из тех, кто в годы войны был угнан фашистами в Германию, оказалось нелегко.

— Да и мы сами стеснялись об этом говорить, потому что нас за людей не считали первое время, — говорит Полина Андреевна, — и мы умалчивали, где мы были, что мы делали, как мы жили. Подумаешь, были у немцев! Вот так мы жили. А теперь чего уж там афишировать.

— Не афишировать, — убеждаю я, — а чтобы молодёжь знала обо всех сторонах войны, а не только героические страницы. Сейчас многие документы поднимаются, и мы стараемся сделать всё, что в наших силах, рассказать не приукрашенную правду.

— Мне шёл  16-й год, я жила в Ростове. У нас тогда и дома не было, одна из первых бомб в Ростове попала в наш дом. Сестра погибла, мы жили с мамой. Когда немцы заняли Ростов второй раз, всем велели зарегистрироваться, помню, это здание было на Будённовском проспекте. Люди приходили и регистрировались. И молодых забирали в Германию. Мне сказали, куда приходить…Это было начало сентября 42-го года. Нас погрузили на вокзале в вагоны и повезли. Телячьи вагоны, не пассажирские. Долго ехали, не помню сколько времени. И привезли в Германию.

— Что вам там пришлось делать?

— Нас поместили в лагерь, туда приходили немцы и нас забирали. Я попала в группу из 15 ростовчанок. Нас привезли на фабрику, в городе Крефельд, и мы там работали – перерабатывали старые вещи на ватин. А через полгода сказали, что переведём на работу в частный сектор, к бауэрам. Нас отобрали 5 человек, остальные остались и до конца работали на этой фабрике. Но мы с ними общались, потому что это было недалеко.

— Как хозяева относились к русским работникам?

— По-разному. Я попала к бауэру, который был фашистом, у него и знак висел над воротами. Трудно было. После того как у меня от доения коров рука заболела, он меня «сдал» на биржу труда, и перевели меня в другое место.  За эти годы я сменила несколько хозяев. Потом я попала в семью, которая держала пивной бар. Я занималась только их маленькими детьми, и уборкой территории.

— Как к вам относились?

— Ко мне относились нормально, по-человечески. Это мне повезло. А потом позвонили по телефону и сказали, чтоб я явилась на биржу труда, хозяйка очень разволновалась:  «Ты скажи, что тебе хорошо, что мы тебя не обижаем, чтоб тебя у нас оставили». Пришла на биржу, а мне сказали – вот вам новый адрес. Наверно, в этом доме работница была нужнее. Здесь я ухаживала за больным человеком. Он был главным врачом больницы, его парализовало, и после того, как жена привезла его из больницы, я была его сиделкой.

— Как вы с ними разговаривали, немецкий выучили?

— Я плохо знала немецкий, но мы как-то неплохо понимали друг друга. А в 45-м году пришли американцы. Это было в небольшом городке Темплине близ Крефельда. И началась другая жизнь. Американцы собрали тех, кто работал в этой округе – 5-6 десятков человек, в старом здании тюрьмы — тоже типа лагеря такого. Условия были нормальные – а что нам нужно было в то время? – где-то поспать и что-то поесть. Мы ж не ставили никаких условий, это мы попадали в разные ситуации. А потом нас переправили на советскую территорию, к своим.

— Я слышала, что таким людям приходилось несладко…

— Очень. Нас проверяли чуть ли не двадцать раз, мы по многу раз пересказывали, где мы были, как жили, что делали. А когда я вернулась в Ростов, пошла со справкой об освобождении получать документы, паспорт, мне сказали – нельзя вам жить в Ростове. И начались мытарства.

-А где же вы жили, когда вам отказали в прописке?

— В Ростове и жила. Квартиру мама так и не получила,  ходила по родственникам.

— Вы не могли с ней переписываться, когда в Германии жили?

— Ну (усмехнулась), «переписываться» —  это такое слово…

— Я, наверно, наивный вопрос задала. Не представляю, как это было…

— Когда мы на фабрике работали, переводчик сказал – хотите написать письма родным? Ну мы и написали. Куда он их отправил – в мусорное ведро, наверно. Когда домой приехали, узнали, что никто наших писем не получал. А отсюда никто не знал, куда писать.

— Значит, вы никаких вестей о маме не имели, как и она о вас. Как же вы её нашли?

— Нашла в Новочеркасске её родственников. Здесь жила её племянница с детьми. И мама обитала большей частью здесь, меняла одежду на хлеб, на крупу, чтоб как-то прожить.

— А вы как выживали, если у вас прописки не было, значит, нельзя было на работу устроиться?

— Хорошо, что это длилось недолго. Нам с Надей, подружкой-ростовчанкой, с которой и туда ехали, и обратно вернулись, (у неё здесь родители жили и дом остался) и нам подсказали, что нужно ехать в Батайск, там есть какая-то контора, которая даёт разрешение. Нашли мы эту контору, и нам дали разрешение на прописку, потому что мы уроженцы Ростова. Получили документы и нас направили на работу.

А в Новочеркасскя переехала, потому что замуж вышла. Сейчас нам льготы положены, нас приравняли к участникам войны, «сбоку припёку». Германия трижды выплачивала нам компенсацию. Первый раз это было, кажется, при Ельцине. То есть немцы это и раньше предлагали, поляки, украинцы и белорусы гораздо раньше получили это пособие. А Сталин – или не помню кто, а может, это байки, — сказал, что этих людей не было у вас, и ничего они не делали, поэтому мы не принимаем вашу помощь. В 98-м году – второй раз должны были дать, и в Ростове люди получили, а в Новочеркасске нам сказали, что банки разорились, и деньги ваши пропали, и в 98 же этот кризис начался, и нам деньги не выдали.

— И в суд никто не обращался?

— Не знаю, может, ростовчане там возмущались, они более пробивные, а мы тут молчали в платочек. И третий раз, последний,  в начале двухтысячных. По крайней мере, мне эти деньги помогли немножко пожить по-человечески. Телевизор приобрела, у меня его не было, ещё что-то. Я благодарна за эти деньги.

Полина Андреевна – человек скромный и непритязательный.

— Я ни на что не претендую – прислали поздравление с праздником – ну и спасибо.

Вот такая незатейливая история. Чувствовалось, что моей собеседнице нелегко дался этот рассказ. Я благодарна Полине Андреевне за то, что несмотря на тяжёлую ситуацию в семье, она нашла время, чтобы поделиться со мной этими воспоминаниями.

Ирина Городецкая

  ——————————————

В ноябре 1941 года, после осознания немецким высшим руководством провала блицкрига, ими было дано указание по использованию «русской рабочей силы» на территории Германии. В январе 1942 года была поставлена задача: вывезти из оккупированных районов на принудительные работы в Германию 15 млн рабочих из СССР… В соответствии с государственными инструкциями немецких властей предусматривалось, что «все рабочие должны получать такую пищу и такое жилье и подвергаться такому обращению, которые бы давали возможность эксплуатировать их в самой большой степени при самых минимальных затратах». Уровень смертности среди угнанных в Германию советских людей был очень высок.

Подавляющим большинством из общего числа вывезенных на принудительные работы были подростки…Из общего числа советских граждан, насильственно вывезенных на работы в Германию (5 млн. 269 тыс. 513 чел.), после окончания войны было репатриировано на Родину 2 млн. 654 тыс. 100 чел. Не возвратились по разным причинам и стали эмигрантами — 451 100 чел. Остальные 2 164 313 чел. погибли или умерли в плену.

———————-

Самой страшной причиной разбитых судеб, потерянных надежд была и остаётся Война. Она отнимает у человека радость и покой, здоровье и счастье, а зачастую и жизнь. И все надежды и мечты разбиваются на тысячи осколков горя и печали. Проходит время, а они остаются в душе, как напоминание о пережитом ужасе.