АНАТОЛИЙ  КАЛИНИН

              Еще задолго до войны запомнилось, как всегда тщательно была отутюжена — ни единой морщинки — гимнастерка, которую обычно носил Михаил Александрович Шолохов. С юных лет — со службы в продотряде и с времен коллективизации — ему было не привыкать к ней. Как влитая облегала его плечи и грудь.

«Я еще не видел такого богатыря, — рассказывал однажды ростовский профессор А.С. Воронов, которому пришлось летать на У-2 в Вёшенскую по вызову родных Михаила Александровича: он подхватил на охоте воспаление легких. — Но лечиться совсем не любит».

В дни войны я уже увидел на гимнастерке у Шолохова знаки полкового комиссара. Как известно, он сразу же после гитлеровского нападения на нашу страну послал наркому обороны телеграмму с просьбой зачислить его в действующую армию. «Червонели» на петлицах четыре шпалы, белоснежно сверкала каемка подворотничка, который Шолохов никогда не перепоручал подшивать к своей гимнастерке никому, за исключением тех дней, когда накоротке вырывался в родную станицу Вёшенскую. Тогда все заботы о сыне немедленно забирала в свои руки его мать, Анастасия Даниловна, не позволяя этого никому, даже Марусе, как она любовно называла его жену Марию Петровну.

И весь он, подтянутый, с туго, по-солдатски, подогнанным ремнем, с вьющимся из-под пилотки колоском пшеничных волос, с добрым взглядом и мгновенной обжигающей улыбкой был удивительно хорош. За месяц до начала войны ему исполнилось всего тридцать шесть лет. К званию академика теперь у него добавилось звание полкового комиссара. Но обслуживал он себя на фронте всегда сам. Ни адъютанта, ни ординарца полковой комиссар Шолохов не имел. Если же кто иногда и сопровождал его на переднем крае, так это политработники или армейские журналисты. Приезжая на Западный или Южные фронты, не откладывая, он сразу же спешил по ходам сообщений добраться туда, где мог встретиться и побыть с теми, кто потом вскоре заговорил в его рассказе «Наука ненависти» и в первых главах романа «Они сражались за Родину», публиковавшихся в «Правде», языком Герасимова, Лопахина, Звягинцева. Сокрушительную силу слова Шолохова враги нашей Родины почувствовали с первых же дней войны и не замедлили своей местью великому советскому писателю.

Они решили, что вернее всего его можно будет достать в Вёшенской, куда он вырывался с передовой, чтобы в тишине под родными звездами еще теснее прикоснуться своим сердцем к сердцу сражающейся Родины и найти единственно необходимые ей в этот час слова ободрения и ласки.

Но когда в июле 1942 года приехал он в Вёшенскую, линия фронта уже вплотную приблизилась и к верховьям Дона. В разгаре было летнее наступление гитлеровских войск на юге. На Вёшенскую уже накатывалось эхо артиллерийской канонады и бомбовых ударов, по ночам багрово трепетала западная окраина неба. Однако наши части не собирались отдавать врагу этот рубеж. Вместе с бойцами армии на сооружение укреплений по крутому берегу Дона высыпали казачки, старики и школьники не только из Вешенской, но и из всех других придонских станиц и хуторов.

Июльским утром домой к Михаилу Александровичу пришли на совет его друзья — секретарь Вёшенского райкома, а теперь еще и командир только что созданного партизанского отряда Петр Кузьмич Луговой, и член бюро райкома, заместитель командира отряда Петр Акимович Красюков. За ночь тревожное эхо еще больше приблизилось к станице.

— Как, Михаил Александрович, будем с эвакуацией? — спрашивал Луговой.

— Думаю, что у Вёшек немцам Дона не перейти, — сказал Михаил Александрович. — Тут наше командование стянуло хороший кулак, но так или иначе женщин с детишками и технику лучше отправить за Волгу.

Заглянувшая в эту минуту со двора в дом Анастасия Даниловна, услышав его слова, наотрез заявила:

— Я, Миша, здесь останусь. Незачем мне мыкаться. А Марусе с детишками оставаться нельзя.

— Ты бы, мама, лучше нам своих бубликов спекла, — ласково сказал Михаил Александрович. — Я их часто на фронте вспоминал.

И когда за матерью закрылась дверь, он снова повернулся к своим товарищам, вместе с которыми привык обсуждать и решать все районные дела еще с тех пор, когда он по горячим следам коллективизации писал и читал им здесь первые главы «Поднятой целины».

Вскоре Анастасия Даниловна принесла им из летней кухни горячие бублики, и они тут же набросились на них, нахваливая. Довольная, она поощрила их:

— Ешьте, ешьте. У меня там еще пекутся, сейчас принесу.

Не успела… Вдруг из-за Дона, со стороны Базков, сразу надвинулся на станицу глухой завывающий гул и, стремительно нарастая, заполнил собой все небо. Шолохов с товарищами выскочили во двор. Первый «юнкерс», заходя на Вёшенскую от Базков, уже находился над лесом, тем самым, в котором когда-то нечаянно уснула на траве одурманенная запахом ландышей Аксинья, и, накренив крыло, шел на снижение по строгой прямой к Шолоховскому дому. Как не раз рассказывал мне потом в подробностях Петр Акимович Красюков, который после войны много лет жил и работал в нашем районе, не вслепую выбирали себе немецкие самолеты цель в Вёшках. Не в разброс сорили бомбами над станицей — у них было точное боевое задание. Заслышав свист над головой и попрыгав с крыльца, Красюков с Луговым едва успели упасть с двух сторон под стены дома, а Шолохов — под стену гаража, как волной взрыва, взметнувшего землю с песком во дворе, ударило их.

…Уже в пути догнала его страшная весть, что вывезти мать уже нельзя было. Она погибла от бомбы, упавшей в глубине двора.

Иссеченную и буквально растерзанную осколками, ее нашли и узнали по халатику на полпути между летней кухней и домом, куда она спешила с горячими бубликами для своего сына и его товарищей.

Еще когда ее сына приняли в Богучарскую гимназию, она решила выучиться читать и писать, чтобы переписываться с ним, а потом, незадолго до войны, уже так овладела грамотой, что могла самостоятельно читать книги, написанные ее Мишаткой, как она иногда продолжала называть его по своей материнской привычке. «Тихий Дон» и первую книгу «Поднятой целины» она успела прочитать, а вот вторую книгу этого романа и рассказ «Судьба человека» — нет. Вплоть до весны 1984 года самые первые вёшенские тюльпаны, лазоревые цветы, приносил к ее изголовью сын в День Победы. Такие же, как и те, что теперь складывают к его изголовью люди, которые едут и едут в Вёшенскую со всей страны и со всего мира поклониться ему.

 Публикация Натальи Калининой.