Обыкновенную школьную тетрадку нашел когда-то в семейном архиве Николай Петрович Красников. Это оказались записи его отца: старший лейтенант Петр Красников в Польше, в октябре 1944 года рассказал о событиях 1942-го. Что заставило тогда молодого офицера взяться за карандаш? Мы теперь не узнаем об этом. Но как здорово, что тетрадь сохранилась! Николай Петрович принес нам ее вместе с фотографиями отца в канун Дня Победы. И мы решили: напечатаем все, как есть, сохранив орфографию, пунктуацию, стиль автора.

Прикоснитесь к истории: так это было…

Это было в 1942 году, 28 марта, на станции Валуйки Курской области. Я, будучи молодым лейтенантом, принял взвод учебной батареи (без матчасти) и стал обучать зенитному делу 37-мм зенитный арт. (автоматическая зенитная пушка калибра 37 мм образца 1939 г. – прим. ред.).  Личный состав отлично знал матчасть 76-мм пушки образца 31-го года. Учеба шла упорно, но всего 20-30 дней.

26 февраля 1942 года мы получили 37-мм пушки и стали на огневую позицию для прикрытия с воздуха пассажирской станции Валуйки. И опять упорно учили пушку.

Надо несколько слов сказать за самочувствие закаленных солдат, которые, отступая, изматывали врага. Был дух такого порядка: стойкие командиры орудий, которые любили 76-мм пушку, были уверены в ней, а с 37-миллиметровой не соглашались. Мне пришлось много положить трудов для того, чтобы привить любовь к 37-мм пушке, чего я к моменту первого сбитого самолета не добился. Старший сержант Морозов и старший сержант Ленский (ком. орудия) мне говорили: «Этими пушками не самолеты сбивать, а баб из-под угла пугать».

Но надо сказать, что все-таки частица веры в них была, охота пострелять, посмотреть, проверить.

Скажу и за себя лично. Я человек школы, опыта борьбы не имел. И хотя я их и учил, прививал любовь, но от души скажу, что они – бывалые солдаты – вселяли в меня презрение и недоверие к 37-мм пушке. Много я боролся сам с собой, со своими знаниями по этому поводу и, в конце концов, решил – пока не увижу, как она стреляет, мнения не иметь.

Командир батареи у нас был капитан Морозовский. Человек прошел по дороге войны с боями. Понимая значение в войне малокалиберной зенитной артиллерии, говорил мне: «Ты, молодой лейтенант, послушай бывалого командира и поверь, что это этой пушке принадлежит все будущее в войне с авиацией противника». Я  с задором молодого и неопытного командира много спорил, как, мол, это – меньший калибр, а будущее ее. Капитан Морозовский внушал мне ее особенности: автоматический огонь, подвижность, быстрая подготовка к бою, скорая выработка входных данных для стрельбы. И я оставался с мнением – проверить в бою, в стрельбе и сделать вывод.

Таким образом, весь личный состав жил одной мыслью: быстрее пострелять, убедиться.

Двадцать восьмого марта 1942 года с постов ВНОС (Войска воздушного наблюдения, оповещения и связи – примеч. ред.) передали, что по направлению к Валуйкам идут, 2 группы по 8 штук, самолеты противника типа Ю-88 на высоте 40. Огневые позиции были повзводно. Материальная часть артил. дальномер, разведчик были вкопаны. У меня ввиду моей неопытности ровика  не было.

Итак, разведчик подает команду «над 32-м 12 самолетов противника типа Ю-88». Комбата не было. Мне с КП дивизии передали, что стрелять по тем самолетам, которые будут идти на наш охраняемый объект, и передали вводные данные.

Все входные данные я ввел с КП, а скорость 120 вместо 140. Взвод с нетерпением слушает отчеты дальномерщика сержанта Краснощекова, который, как патриот и шутник, шутил: «приготовиться». Самолеты, которые хорошо было видно в морозном, но весеннем небе, накренились и пошли в малое пике. Наконец, зенитный отсчет 28, подаю команду – «длинными огонь».

Стервятники, встретив сплошное море огня, вышли из пике, не сбросив свой бомбовый груз на наш объект. Один самолет немного сбавил высоту и, переваливая с крыла на крыло, скрылся позже других.

Комбат на батарею пришел сразу же после моей команды «огонь» и все время наблюдал за стрельбой, за мной, молодым лейтенантом. Особенно хорошо вел огонь расчет ныне старшего сержанта Морозова.

Самолет не упал, эффекта нет. Мои зенитчики в полном разочаровании, однако есть уже и такое, что, мол, а все же из нее (пушки) сбить можно. Вызвал меня к телефону командир дивизиона, тогда майор, а ныне генерал-майор Шульга и крепко поругал за то, что изменил скорость, что не сбил самолет. Сказал, учти, делаю скидку на твою молодость и неопытность.

Какая интересная картина у моих зенитчиков и у самого меня: и радость, что стреляли, и совестно, что не сбили.

Людям моим не впервые, а я ж первый раз. Сел, написал письмо домой, мной овладело чувство задора, борьбы и хвастовства.

После со мной по душам беседовал комбат Морозовский, за ровик немного посмеялся: как через меня стреляли мои пушки, от которых я весь содрогался, стоял как в припадке.

До того мнение о бое у меня было такое – страшное, труднопереживаемое. Фактически в бою ни за что не думаешь, за все забываешь, а как патриот смотришь за снопом огня, и жизнь человеческая переносится туда, к самолету, вместе с трассами огня пушек. Мной до боя владел страх перед совестью, вдруг не выдержу в бою, не поборю озноб трусости, который должен быть у каждого, кто в первый раз в бою.

Разобрали стрельбу. Учли все недостатки, которые вскрылись, встретились в первой стрельбе.

Прошло некоторое время. С постов ВНОС передали, что в районе одного поста сделал вынужденную посадку самолет типа Ю-88. Туда выехала комиссия. На месте падения вынужденной посадки выяснилось, что левый мотор самолета выведен из строя, два попадания снарядом. Таким образом, моим взводом и вообще батареей, после получения новой матчасти, был сбит первый стервятник, который больше не бомбит наши города и села. Так мной был сбит первый самолет.

Я выстроил своих солдат, поблагодарил за хорошую стрельбу и спросил с иронией командира – «Что, можно сбивать пушкой?». Солдаты ответили, что можно воевать, плохо только — как-то таинственно, ненаглядно. «Будет наглядно, надо больше выдержки и четкости в работе, тогда будет совсем наглядно», — сказал я.

Этот первый поединок зенитчиков со стервятниками возродил в нас уверенность в 37-мм зенитной пушке, с которой мы прошли много боевых сот километров в стужу, непогоду, мороз. И везде бывали победителями.  Теперь 37-мм пушку любят универсалы-зенитчики. И сержант Морозов собирается ехать учиться в офицерскую школу, говорит «на средний калибр не пойду, милое дело – МЗА».

Это говорит за непоколебимую любовь и преданность, которые родились в первом бою к МЗА.

Слава нашим зенитчикам!

 

Польша, октябрь 1944 г.,

ст. л-т Красников.

 

На снимках военных лет: Старший лейтенант Петр Аристархович Красников (январь 1946 г., Вена); они служили вместе (июнь 1945 г., Прага) – братья Красниковы (слева Федор, справа Петр) и Мария (в центре), Петр и Мария создали семью, Николай Петрович Красников, сохранивший тетрадку Петра, – их сын; дед Н.П. Красникова – Аристарх Федорович и мать Мария Владимировна (август 1945 г.); вот она – 37 мм автоматическая зенитная пушка.