К 65-летию Победы

(Продолжение. Начало в «ЧЛ» № 13).

Через город проходила, да и теперь проходит, магистральная дорога, соединяющая восточную Украину с Ростовом и Кавказом. По этой дороге, которую все называли «трассой», беспрерывным потоком, не останавливаясь даже в ночное время, двигались вереницы беженцев из западных областей. Пожилые женщины, старики и многочисленные ребятишки были грязны, нечесаны и как-то по-особенному хмуры. Чувствовалось, что им во время вынужденных скитаний уже пришлось повидать и испытать то, о чем мы не имеем ни малейшего представления. Перемещались беженцы на скрипучих телегах-развалюхах, забитых жалким скарбом — перинами, сундуками, узлами, за которые, проезжая через город, цепко держались руками их обладатели: были случаи, когда лихие люди, да что греха таить, иногда и наша отчаянная братия, пытались поживиться за счет этих несчастных. Почему-то особенно запомнились тощие полудохлые клячи, которые, понуро качая головами в такт шагам, обреченно тащили свою поклажу. Как разительно отличались они от столь привычных и милых нашему взору выхоленных и крепких кавалерийских коней с кокетливо перевязанными бабками и шашечками на крупе!
Все это были, конечно, грозные симптомы, но сама чудовищная мысль даже о возможности того, что волна фашистского нашествия докатится до нашего Донского края, так удаленного от границ, никак не могла уложиться в голове — должна же ведь когда-то наша могучая армия остановить обнаглевших захватчиков и обратить их в бегство?
Правда, уже позднее, вспомнился один странный эпизод. Однажды, на займище, вблизи от начала горы, на которой располагался город, место это носило экзотическое название — «Тюлюлюева дача», возвращаясь с речки, мы встретили невиданного нами ранее чужого человека (свои как-то примелькались). Незнакомец, по виду смахивающий на обычного сельского жителя, разговорился и стал высказывать странные вещи — он уверял нас, что скоро по этому займищу будут проходить чужие войска. Мы очень развеселились и подняли его на смех. Однако уже после оккупации мне попалась изданная Германским генеральным штабом военная топографическая карта, на которую с немецкой скрупулезностью были нанесены мало известные детали прилегающих к городу окрестностей: тропки, развалины прежних построек и другие ориентиры, да так подробно, что даже мы, проныры, облазавшие всю округу, о многих из них и не знали. Так, что из-за своего легкомыслия мы на этот раз, может быть, упустили реальный шанс поймать настоящего шпиона.

ПЕРВЫЙ ЖИВОЙ ВРАГ
Первого живого врага, имеющего реальную возможность уничтожить меня или нанести еще какой-нибудь вред, как это ни противоестественно, мне привелось увидеть там, куда мы обычно, ища защиты, обращаем взоры — в небесах. Прошло всего каких-то два месяца после нападения, стоял ясный летний день конца августа. Предосеннее небо сияло ослепительной голубизной. Вдруг… Внезапно возник какой-то нарастающий звеняще-завывающий звук, и в чистом небе появилась черная точка, постепенно и быстро принимающая контуры самолета. Ни по виду, ни по издаваемому шуму самолет не был похож на наши тупорылые «ястребки» с местного аэродрома, часто летавшие над городом и трещавшие наподобие огромного мотоциклетного мотора.
Незнакомец издавал ровный, басовито поющий, звенящий музыкальный тон. Да и внешний вид его был необычным — длинный, сигарообразный, несуразно короткие, как бы обрубленные крылья. Когда самолет, перемещаясь с огромной, непривычной нашему глазу скоростью, совсем приблизился, то стало видно, что он, подобно осе, раскрашен в хищные чёрные и желтые цвета. По бокам фюзеляжа явственно различались черные с белой окантовкой кресты, а на киле хвостового оперения — свастика. Уже потом, пользуясь специальным справочником, мы определили, что это был известнейший во времена войны немецкий истребитель «Мессершмидт Ме-109».
Самолет пролетал очень низко. Вблизи от места, где мы располагались, летчик заложил крутой вираж, и в какой-то миг я отчетливо рассмотрел его, затянутого в кожаное одеяние и внимательно смотрящего вниз через необычайного вида летные очки. Этот пилот был похож на какого-то жуткого марсианина, холодно и бесстрастно высматривающего на земле свою жертву. Был момент, когда мне показалось, что взгляды наши встретились, и я вдруг почувствовал какой-то магнетический толчок, сердце екнуло, в горле пересохло, а по спине пробежали мурашки…
Потом летчик выровнял машину и, набирая высоту, стал быстро удаляться. Самолет уменьшился до черной точки, а потом и вовсе исчез из виду. Но долго еще, только не ясно — в воздухе или воображении, раздавался зловещий звеняще-поющий звук его мотора…
Дерзкий облет города фашистским летчиком среди бела дня вызвал какое-то оцепенение у всех, кто его наблюдал. В городе было предостаточно войск, но не раздалось ни одного выстрела.
Вот так мне довелось увидеть первого настоящего живого врага, который нес на своих крыльях настоящую смерть. И, несмотря на то, что уже прошло почти полвека, в посещающих иногда меня кошмарных снах, постоянно видится этот зловещий взгляд через фантастические очки…

ВОЕННЫЕ БУДНИ
Дальше события развивались с кинематографической скоростью. Учебный год начался как-то скомкано. Большинство городских школ было занято под госпитали. Поэтому в классах нашей школы, которую минула эта честь, доукомплектованных и даже переукомплектованных учениками из других менее удачливых школ, появились незнакомые лица. Как это водится, между аборигенами и пришельцами возникали неизбежные конфликты, доходившие до жестоких драк, но потом все более или менее притерлось.
Город все более приобретал фронтовой вид — обыватели, опасаясь взрывных волн при бомбежке, оклеивали крест-накрест оконные стекла бумажными полосками. Во дворах спешно сооружались примитивные окопчики, называемые «щель», надежность укрытия от бомбежек которых определялась только молитвами, да еще матушкой Теорией вероятностей — авось не попадет! Население активно запасалось продуктами, буквально сметая с прилавков все, что еще можно было там обнаружить, повсюду росли огромные очереди — все это удивительно напоминает современные процессы, эпохи горбачевской перестройки. Самым популярным яством стали общепитовские галушки из грубой муки, слегка заправленные каким-то жирком, да и за ними приходилось долго выстаивать в очереди с неизбежным риском — а вдруг не хватит?
Справедливости ради, следует сказать, что у тогдашних, так проклинаемых нами тоталитарных правителей не хватило ума, в отличие от наших демократических экономистов (или экономических демократистов) взвинтить цены в сотни и даже тысячи раз, хотя повод для этого был несравнимо серьезней, чем демагогические обоснования теперешних вельможных мудрецов.
Понимая, что государству, как говорится, «не до жиру — быть бы живу», население постепенно начало переходить на «подножный корм» — использовать дары природы, получаемые на имеющихся у многих горожан приусадебных участках, называемых огородами. Основными продовольственными культурами были кукуруза и тыква (по местному — «кабаки»). Картофель — главный питательный продукт русского населения — плохо произрастал в наших засушливых краях. Голода в его худших проявлениях пока еще не было, но это ожидало нас в грядущем…
Поток беженцев уже практически схлынул, и по трассе то в ту, то в другую сторону постоянно двигались воинские колонны — пешие или конные. Вид у бойцов был, независимо от направления движения, усталый и какой-то обреченный, шли они сгорбившись и понуро, песен слышно не было…
Изредка войска перемещались на машинах. Правда, на машинах располагались, в основном, судя по цвету петлиц на гимнастерках, войска НКВД, то есть печально известные «заградотряды», их же потенциальная жертва — «царица полей» — пехота передвигалась, как ей и положено, пешим ходом. Танки попадались очень редко, зато на гремящих тракторных прицепах часто двигались огромные пушки — «Бог войны», как их тогда любовно называли. Однако этот «Бог» почему-то предпочитал двигаться, удаляясь от фронта — на восток. Конечно, нам неведомы были гениальные стратегические замыслы верховного командования, но это все же совсем не вязалось с еще теплившимися в наших смятенных душах надеждами на остановку и последующий скорый разгром врага основными силами.
Теперь уже стало привычным, что над городом, а точнее — над интересовавшей противника трассой, участились разведывательные полеты вражеской авиации. Безнаказанно, на огромной высоте, оставляя за собой ослепительно белый след инверсии, пролетали серебристые летательные аппараты странного очертания. Это были двухфюзеляжные самолеты-разведчики и корректировщики — «Фокке-Вульф-189», называемые в просторечии рамами. Бывалые вояки говорили, что если рама пролетела — жди налета. Но рамы летали, а налетов все не было.

(Продолжение следует).