Время, которое мы потеряли… Это было время людей, у которых была одна любимая Родина, одна любимая профессия, одна любимая женщина, один круг друзей…
4 ноября исполняется 80 лет новочеркасскому ученому Николаю Петровичу Бредихину. И в этот же день —
55 лет семейной жизни с Альвиной Яковлевной.
Почти за сорок лет работы в ЮжНИИГиМе он опубликовал 186 научных работ, в том числе три книги в соавторстве и одну монографию, получил 53 авторских свидетельства и патента на изобретения, медали ВДНХ, в том числе серебряную — за «дождевальные шлейфы». И медаль за освоение целинных земель…
Но Николай Петрович Бредихин очень далек от довольства собой и жизнью. Сказал: «И на склоне лет понимаешь, что «мяса, молока и масла вволю» народу так и не дали. Хотел помочь людям. И вот итог моей деятельности…»
— Вы помните свой родной дом?
Н. П. — Помню дом деда с видом на реку Тузлов (или Аксай?), а где он был, не помню. Отец был зоотехником. Мама с папой разошлись, и мы переехали в Краснодарский край, в учхоз. Я вырос с отчимом. Нас у мамы было трое. Я – старший, «ведущий», потом сестра, потом младший брат. Мама училась в Ростове, стала следователем. Жили в станицах Ростовской области, а перед самой войной – вблизи Миллерово. Мама пропадала на работе, когда началась война, и ей некогда было думать об эвакуации семьи. Нам дали телегу и быков, когда немцы уже близко подошли. Но с нами была еще мамина сестра с тремя детьми, поэтому все вещи пришлось оставить. Сели в бричку девять человек. Пришлось убегать на переправу около Калача, но как быки идут, а как танки прут, знаете? И мы попали в окружение и остались на оккупированной территории, просто на улице. Где зимовать? Другая сестра мамы жила в Таганроге. Мама взяла меня как опору, мы поехали и нашли ее, и оккупацию пережили у нее. Когда война закончилась, мать не вернули на работу следователем, потому что была в оккупации, и она осталась без специальности. Мы переехали в Ростов, и мама стала работать на Сельмаше. И стала ударницей труда. Я даже плакат помню: «Берите пример с Анастасии Ильиничны Уваровой!» Я экстерном сдал экзамены за 10-й класс и в 1948 году поступил в РИСХМ на факультет сельхозмашиностроения. Два года, 3 и 4 курсы, был редактором курсовой стенгазеты. Хорошо дружил с двумя товарищами. Рассохин Николай Степанович, он был старше меня, участник войны, и Толик Левыкин. У нас были характеры совершенно разные, нас называли Лебедь, Рак да Щука. Я любил все новое, красивое, Толик был очень осторожен, а Николай как-то нас уравновешивал. И до сих пор дружим, уже 60 лет. Рассохину сейчас 86 лет, он был летчиком во время войны, его сбили над Японией. Его жена — тоже участница войны, медсестра ополчения. Еще в Новочеркасске у меня был друг с седьмого класса, Володя Щербаков. Жили по соседству на Аксайской. Недавно он умер — в мой день рождения. Такой крепыш был. Раков и налимов ловил голыми руками. Шахтер, закончил горный факультет и работал в Новошахтинске. Вот мои три друга, остальные – товарищи, а это – настоящие друзья. И семьи наши дружат.
— Каким было начало трудовой жизни?
Н.П. — В 1953 году я закончил институт и на работу был направлен в Пензу, на завод «почтовый ящик», («велозавод»), инженером-конструктором. Проработал две недели, услышал, что Хрущев призывает молодых специалистов ехать на село, чтобы советскому народу «дать вволю» «мяса, молока и масла». Эти три «м» и дальше преследовали меня всю жизнь. Мы с товарищем-однокашником откликнулись и пошли работать главными инженерами МТС — поднимать культуру сельскохозяйственного производства. Я попал в Бессоновскую МТС, ближайшую к Пензе, которая обслуживала несколько колхозов, один из которых был «миллионер». В Бессоновском районе выращивали знаменитый лук, участник ВДНХ.
А.Я. — Такой маленький злой лук, знаете? Первое место занимал ростовский лук, а второе – наш, бессоновский.
Н.П. — Однажды в клубе я увидел девочку, чистенькую, беленькую, как снежиночка. Я подошел, мы пообщались с ней… А в 1954 году нам, молодым специалистам, предложили еще раз откликнуться на очередной призыв партии и правительства (Никиты Хрущева) и принять участие в освоении целины. Я попал жить во время, когда нужны были такие энтузиасты. Нам предложили поехать в Казахстан. Мы – молодые, холостые, легкие на подъем. Я решил: пока молодой, надо посмотреть страну. Меня направили в Москву, в Министерство сельского хозяйства. Там встретил человека, претендующего на должность директора совхоза, он подбирал специалистов – агронома, бухгалтера, зоотехника. Меня взял главным инженером в совхоз имени Чернышевского, Семиозерного района, Кустанайской области. В ноябре уже надо быть на месте. Делать нечего, и 4 ноября 1954 года, в свой день рождения, я женился на самой светлой девочке Але. «В пыльном зале колхоза явилась, как снежинка чиста, холодна, ты такою мне даже не снилась, хоть в мечтах и была – не одна…» Кто бы мог подумать, что так «опасно» ходить на танцы в клуб…
А.Я. — В этот день у нас три годовщины. В этом году – 80 лет мужу и 55 лет – нашей семейной жизни. А мы все нанизываем даты…В этот день, 4 ноября, женился и старший сын Николай.
Н.П. — Я говорил ей: поехали, распишемся там. А она – нет, распишемся здесь, а потом — поехали… Я решил, что до 25 лет семьи нет — и не будет, испугался и женился — в свой день рожденья, когда мне исполнилось 25. Использовал свой последний шанс спастись.
— Альвина Яковлевна, а вам сколько лет было?
А. Я. — Девятнадцать… У директора совхоза не было высшего образования, только техникум, но он был очень практичный в быту. Поздней осенью в Кустанайской степи — морозы, метель, и много погибло людей, тех, кто поселился на зиму в палатках. А наш поселил нас в ауле, мы перезимовали и тогда только выехали на центральную усадьбу. Жили сначала в палатках, вокруг пыль, метель. Но к осени 1955 года уже были построены два финских домика, в одном из которых нам дали маленькую комнатку. Сначала мы топили керосином. Вокруг голая степь, лесов нет, вьюга воет… До сих пор не могу смотреть про это кино. Потом построили еще 4 домика, нам дали уже две комнаты. Отапливались углем, но все равно было холодно. Конечно, жили бедно. 1350 рублей плюс 15 процентов «целинных» делили на два и половину отсылали маме Коли…
Н.П. — А как же, я старший сын, сестра в техникуме, а младший еще в 6 классе…
А.Я. — 17 января 1957 года в 5 утра у меня начались роды, и меня отвели в мазанку на центральной усадьбе, в которой сделали больничку. Мазанки были очень низкие: если снегу нанесет, ты поднял ногу – и уже на крыше. В 5 часов утра меня привели, а в 11 я уже родила. Врача не было, темень, горит только керосиновая лампа без стекла, я лежу, в ногах у меня акушерка. Так я родила нашего первого малыша. Но, пока я рожала, нас занесло снегом по самую крышу, и когда муж пришел узнать, как дела, вначале нас пришлось откопать. Когда мне положили ребенка под одеяло, у него личико было в пятнышках сажи от керосиновой лампы. А когда мне дали зеркало, все лицо у меня было в саже. К вечеру такой буран разыгрался, так крутило, что муж никак не мог попасть к нам в больницу. Дом и больница находились через озеро друг от друга. И вот Коля идет в больницу на огонек, а попадает все время к казаху, который живет на другом берегу озера. Тот выведет его, покажет, куда идти, а Коля опять к нему попадает. Так крутило! Так и ходил, пока казах его не довел до больницы.
Н.П. — Но это было временно, пока не получили электростанцию. И первую линию провели в роддом. И стали все рожать.
А.Я. — Жить и делить зарплату было тяжело, и я пошла работать кассиром. Ездили с бухгалтером в банк за 90 километров, в три часа ночи выезжали. Постепенно я все взяла в свои руки. Мы купили корову. Еще у нас было 4 кабанчика, 30 кур, 11 уток и 5 гусей. Вода – под горой в озере, весь берег – в камышах. Как обледенеет, за веревку держусь, когда иду с ведром…
Н.П. — Жизнь в зерносовхозе была настоящая советская, дружная. Приезжали отслужившие солдаты, семейные пары. Перестали лепить саманные хатки, начали строить дома, появились улицы. Технику гнали безоговорочно: в моем хозяйстве было 120 тракторов ДТ-54, 10 – С-80, 50 комбайнов, 50 автомашин, бензовозы…
А в декабре 1959 года мы уехали в Ростов. Остановились у сестры. А ее муж был шофером у Зенона Ивановича Метельского, в то время руководившего ЮжНИИГиМом, москвича, кандидата наук. Однажды Метельский меня подвозил, и мы разговорились. Он заинтересовал меня, пообещав мне квартиру через 5-6 месяцев. А на Сельмаше, куда я устраивался в конструкторское бюро, квартиру нужно было ждать шесть лет. Зенон Иванович принял меня конструктором в Бюро по проверке рацпредложений и изобретений (БРИЗ).
А.Я. – Нам дали две комнатки, 18 квадратных метров, на углу Фрунзе и Комитетской, когда я уже ждала второго ребенка. А потом с Николаем Петровичем случилась беда.
Н.П. – Вот как это было. Электровозо-строительный завод бастует. Ведь что получилось? По всей стране подняли цены на продукты, а на заводе в это же самое время снизили расценки. А мы сидим-дружим в своем конструкторском бюро. И наш товарищ, который оказался в тот день на площади (зашел в горком комсомола) и едва спасся, пришел и стал рассказывать, что там творилось… Одна девушка закричала: «Ой, мама, тебя убили!» И упала. Я выбежал за водой в коридор, а тут опять раздалась автоматная очередь. И девушка снова закричала. Тогда я сорвал портрет Хрущева со стены в коридоре, разорвал его в клочья и выбросил в окно со второго этажа. Объясню, почему. Один мой товарищ был в Венгрии во время событий 1956 года, и он рассказывал, что по нас стреляли три дня, а мы не отвечали, потому что команды из Москвы не было. А тут, значит, дали команду!?
А.Я. – Мужа уволили на следующий день. Мне – в роддом, а он безработный. Тех рабочих, кто участвовал в забастовке, арестовали, а его пока нет. Потом кто-то сказал: рабочих сажаете, а инженер на свободе? Началось следствие. 24 июня родился наш второй сын. Коля все рассказал следователю. Статья ему грозила жуткая – от 3 до 15 лет. Дело передали в Ростов. Суд состоялся тоже на день рожденья мужа — 4 ноября. Судьи оказались благосклонны к Коле, красивому, работящему. Дали два года общего режима. И поехал он в Коми на лесоповал. Попал к новочеркасцам, тем, которые ранее были судимы. Его взял под свою опеку земляк — Катков Григорий Григорьевич, когда понял, что Коля может все, что есть, отдать совершенно добровольно…
Н.П. – С семьей Григория Григорьевича дружим по сей день, а он уже умер. Ему тогда дали 15 лет – почти ни за что. Он работал на электродном заводе. Ночь не спал из-за астмы, а как только уснул, жена разбудила: «Вставай, по улице танки идут!» Катков вылез на улицу и что-то выкрикивал. Забрали как соучастника. Отсидел 12 лет.
А.Я. – За хорошее поведение Колю досрочно, через полтора года, освободили. Вернулся опять в институт. Как Хрущева сняли, мужа сразу реабилитировали.
Н.П. – И все пошло хорошо. Защитился в 1969 году по дождеванию. Наши дождевальные установки ДШ-25-300, что означает «дождевальный шлейф, расход воды — 25 литров в секунду, длина полосы полива — 300 метров с одной позиции», пошли в серийное производство, получили премию Министерства сельского хозяйства, ими поливали садовые, овощные, зерновые культуры… Я проработал в ЮжНИИГиМе 39 лет 1 месяц и 16 дней.
– Вам было там хорошо?
А.Я. – Там всем было хорошо, кто работал…
– А когда вы, Альвина Яковлевна, стали работать в институте?
А. Я. – Сначала муж был безработным, потом его посадили. Я одна, родных никого нет, а у меня второй ребенок родился. И меня взяли в ЮжНИИГиМ техником. И никто никогда меня здесь не обижал. 28 лет я отработала. Сначала жила одна с детьми на 55 рублей зарплаты. Как выжила, не знаю. Нянечке платила, потом место в яслях дали на Красноармейской. А старший один дома. На обед домой бегу, дверь открываю, а он табуреточку подставил и радио слушает. Страшно ему, одному-то. И он с пяти лет – «большой». А с целины приехали, ему было три года, и он знал наизусть стихи Пушкина, Некрасова, Маяковского, которые я помнила из школьной программы и рассказывала ему в Казахстане, где и книжек-то не было. А с младшим не пошло. Не учил стихи, не любил. Я ему выписала книжку Корнея Чуковского, так он любил только «Бармалея». Старший, Коля, без проблем учился в школе, закончил НИМИ с красным дипломом, защитил кандидатскую диссертацию. Сейчас живет и работает в Ростове, директор фирмы по реализации автотранспортной техники. Младший, Андрей, закончил военное училище в Орджоникидзе (теперь Владикавказ), ОВОКУ. Десять лет служил в Грозном, а когда началась заваруха, их вывели из Чечни, а новые войска ввели. Он тоже осел в Ростове, подполковник запаса. Работает в госструктуре. Семьи обоих сыновей хорошие, благополучные, надежные.
— Николай Петрович, когда вы ушли из ЮжНИИГиМа? И как пережили развал страны?
А.Я. — Он до сих пор переживает…
Н.П. — Ушел в 2005 году. А как пережил? Вступил в КПРФ. Я раньше не был членом партии, но надо же Родину спасать. Меня радует президент, который говорит, что надо дать народу «мясо, молоко, масло». Мне всегда хотелось идти в ногу со временем. Чувствую себя человеком, хозяином в собственной стране.
– А вы откуда такая взялись?
А.Я. – Я из семьи служащих. Отец не закончил институт, ушел преподавать на рабфак. Он погиб во время войны. Мама искала могилу мужа в Брянской области, осталась там и дожила до 90 лет.
Н.П. – Что в моей жене главное? Упорство. И очень любит чистоту. Такая любительница чистоты! Она строгая. Помогла детям вырасти хорошими людьми. Не пьют, не курят. С молоком матери впитали ее заслуги.
А.Я. – Он – Скорпион, родился в год Змеи. Я – Свинья и Телец. Когда познакомились, он мне открыл тайну своей болезни, из-за чего школу экстерном оканчивал. Маме и отчиму надо было уходить, и его, пятилетнего, оставили дома под присмотром товарища отчима, который приехал в гости. А Коля убежал. Там была рядом фабрика, где делали пуговицы из ракушек, и он с друзьями пошел собирать перламутровые отходы. Приятель отчима долго искал Колю и не мог найти, а когда мальчик пришел домой, от злости схватил его, посадил в бадью и опустил в колодец. Наказал… И Коля от испуга онемел. Речь пропала. Его лечили, он стал говорить, но заикался. И вот в 8 классе он сам выработал у себя такую скороговорку, чтобы никто не замечал, что он заикается.
– Чем вы сейчас любите заниматься?
Н.П. – Весной, летом и осенью хожу на Татарку, там у нас всегда был огород. Воздухом дышу, птичек слушаю. Зимой копаюсь в своих бумагах.
А.Я. – А я – дома. Муж хватается за много дел сразу и упускает главное. У него монография вышла по дождевальным шлейфам, по ней можно было бы защитить докторскую диссертацию, но не было у него, видно, любви к этому званию…
– Вы такие разные…
Н.П. – Что ни возьми, у нее одно мнение, а у меня – другое. Но мы привыкли. Дома у нас два телевизора, по одному в каждой комнате. Я люблю новости смотреть, жена моя – сериалы. Но мы не мешаем друг другу, а стараемся помогать.
– А куда вы ездили в отпуск?
А.Я. – Почти никогда и никуда. Правда, один раз ездили с детьми на море и один раз – в Ленинград. И еще деталь. Николай Петрович почти сорок лет проработал без единого трудового отпуска. Приказ об отпуске есть, а он ходит и ходит на работу. А я – дома.
Н.П. — Это хорошо было, без принуждения, просто увлечение.
– А как же вы отдыхаете?
Н.П. – У Андрея свой дом, во дворе растет ель, а в доме – баня. К нему ездим, паримся.
– А что у вас в семье принято подавать на стол?
А.Я. – О, все очень примитивно: борщ, блины, пироги…
– Ничего себе примитивно. При-митивно – это бутерброд с колбасой.
А.Я. – Когда дети росли, в субботу у меня – стирка, уборка, а в воскресенье пеку пироги. Борща наварю, и я спокойна: борщ с пирожком — дети уже сытые.
– А у вас собственные увлечения есть?
А.Я. – Конечно. Шить научилась на курсах кройки и шитья. Занимаюсь вышивкой. Подруги есть. Мы друг друга не контролируем. Ревности нет, проверок нет. Можем где-то задержаться. Полное доверие.
— Откуда такое имя?
А.Я. — Отец назвал. Алевтин много, Альбин много, а я такая одна.
Н.П. — Поэтому я и женился на тебе, что понял – ты такая одна.
Альвина Яковлевна назвала первого сына – Колей («так меня любила», говорит Николай Петрович), второго – Андреем. У старшего Николая был Андрей, названный в честь брата. Трагически погиб три года назад. У него осталось трое детей, правнуков Бредихиных, – дочь Лиза, пока единственная девочка в семье, и близнецы Коля и Андрей. У младшего сына Бредихиных Андрея – Андрей и Илья. У внука Андрея — Макар, Илья ждет пополнения в семье…