Сегодня:

(Продолжение. Начало в № 41-44).

Галочка, здравствуй!
Получил твоё коротенькое, но хорошее по содержанию письмо. Рад, что твой труд неплохо оплачивается. Молодец, что начала делать заготовки на зиму и уже наварила столько варенья с нашей старушки — абрикосы*. При заготовках учти, что теперь у нас три едока (третий — главный!). Поцелуй Мишечку.
И, всё-таки, в каком отделе ты работаешь? Есть ли возможность остаться там на постоянную работу?
Вчера у нас был очень напряжённый день: дополнительные занятия, потом баня и в заключение кино «Своя голова на плечах». Я забыл, что мы видели с тобой этот фильм, но как только он начался, вспомнил и не стал дальше смотреть, тем более, что чувствовал себя неважно.
Письмо я начал писать на одном из занятий, а продолжать приходится в лазарете. Только без паники! Ничего страшного — грипп или ОРЗ. А в армии с этим очень строго. Как гриппующего меня изолировали от здоровой части военнослужащих. На гражданке никогда бы не положили в больницу с такими данными: температура тела 37,2, немного болят голова, горло и нос «прохудился». Обидно, что закалка не помогает.
Галя, меня тревожит нерегулярность твоих ответов и какой-то, в последнее время, суховатый тон твоих писем. В чём дело я не знаю. Может ты свыклась с моим отсутствием, может тебя полностью поглощают заботы о сынульке и работа. Плохого не допускаю и всё же… Я не могу быть равнодушным, потому, что люблю тебя.
Недавно мне пришлось выслушать «исповедь» одного товарища из нашего взвода.
— Если бы, говорил он, — мне разрешили после занятий располагать временем по своему усмотрению, я бы мог находиться здесь сколько угодно.
— У вас что, нелады с женой? — спросил я.
— Дело не в этом. Просто я не привык к семейной жизни. Получилось так, что после женитьбы мне пришлось очень много работать, участвовал в коллективном строительстве нашего дома**, уставал смертельно, домой приезжал поздно. Не до любви было. Как были чужими, так и остались.
Мне искренне жаль этого парня. С надеждой на лучшее — Владимир. 26 июля 1961 г.
____________________
*) Летом 1960 года, мне, как секретарю комитета комсомола НПИ и молодому отцу, институт предоставил отдельное жилье (до этого мы жили в общежитии) в старом деревянном флигеле, лишённом каких-либо удобств. Достоинствами нашей «квартиры» (кухонька и две маленьких смежных комнаты) были: большая веранда, 1/2 добротного подвала, маленький клочок земли и огромная старая абрикоса. В тёплое время года нам было хорошо, а зимой… Как писал поэт Владимир Вишневский:
«О, как морозно в январе,
Когда удобства во дворе».
**) Был такой метод строительства жилья — Горьковский, по-народному, «горький метод». Его инициаторами были жители города Горького (Нижний Новгород).

Здравствуй, родная!
Вторые сутки пребываю в лазарете. Утром температура нормальная, немного болит голова и из носа течёт, но это в порядке вещей. Сейчас чувствую себя совсем хорошо. Лежу, читаю, хожу, пишу и … мечтаю. Мысли самые разные, а говорить ни с кем не хочется. Условия для размышлений идеальные. Палата большая, чистая, светлая. Нас трое, причём двое или спят непробудно, или где-то пропадают. А я наслаждаюсь тишиной и покоем. Хотя армейский закон распространяется и на нас («Солдат спит, служба идет»), буду стараться и здесь разнообразить свои занятия. Ибо, как верно заметил Самуил Маршак:
«Время растяжимо,
Оно зависит от того,
Какого рода содержимым
Вы наполняете его».
Когда б эти три месяца мне предложили заниматься архитектурой или живописью, они бы проходили не так утомительно. Техника, даже самая совершенная, не увлекает меня. К сожалению, далеко не всегда считаются с желаниями и наклонностями людей. И зря. Приказ приказом, а результат во многом зависит от того с каким настроением он выполняется. Впрочем, эти рассуждения вряд ли кого интересуют.
До конца нашей службы ещё больше месяца, а уже начались приготовления к отправке. Сегодня составляли списки кому куда ехать. Командиры взводов ходили к начальнику сборов с просьбой отпустить нас хотя бы на несколько дней раньше. Пока не обещают, но мы надежды не теряем.
Обнимаю и крепко целую. Владимир. 27 июля 1961 г.

Здравствуйте, мои хорошие!
Сегодня перед самым обедом мне принесли ваше письмо. Как приятно всё-таки получать весточки из дома!
И, словно по этому случаю, обед сегодня был тоже приятный: борщ со свежей капустой, рисовая каша с мясом и кисель с пончиком. Если бы всё это ещё было и по-человечески (лучше по-твоему) приготовлено. А то капуста в борще переварена, каша — размазня, кисель безвкусный и теплый. Продукты сами по себе хорошей пищей не становятся. Нужны соответствующие руки, нужна душа, а еще лучше любовь. В таких случаях вспоминаю борщ, сваренный тобою (ещё невестой) на электроплитке в двухлитровом котелке. Душистый, вкусный!
Неужели ясли так плохо действуют на нашего малышечку? Если с 1-го августа ты не будешь работать (не понял почему), то тогда лучше забрать Мишутку из яслей.
Я чувствую себя превосходно, насколько это возможно в подобных условиях. Мне принесли книгу по философии и рисовальные принадлежности, так что заниматься есть чем. Загорать не пришлось — солнце весь день закрыто облаками. Если завтра анализы будут готовы и хорошими, меня могут выписать из лазарета. Очень на это надеюсь.
Желаю вам всего хорошего. Целую, целую. Владимир. 28 июля 1961 г.

Галочка, здравствуй!
Спешу сообщить, что сегодня в 11 часов я, как вполне здоровый воин, выписан из лазарета. А теперь по порядку. Проснулся в 6-30 (у вас было только 5-30). Вспомнил, что ровно два месяца назад я покинул вас, а ведь дома было так хорошо! (…)
С утра ярко светило солнышко, все ходячие вышли загорать. Я тоже. Субботний день оказался не только солнечным, но и удачным. Выписавшись, на занятия, естественно, не пошёл. Так что у меня к трём прошедшим суткам безделья добавляется ещё два выходных дня. Завтра воскресенье, надеюсь получить что-нибудь от тебя. Вот и всё.
Будьте здоровы. Целую, целую, целую. Владимир. 29 июля 1961 г.

Здравствуй, Галчёнок!
Сегодня получил два письма — твоё и мамино. Сколько труда ей стоило это письмо! Если мы иногда мучаемся над тем, как изложить свою мысль, то для неё не меньшую трудность составляет сам процесс письма. Образование-то всего три класса. А какая умница! Мама пишет, что ты хорошо поправилась. Я рад. Только не толстеть!
Итак, в субботу меня выписали из лазарета. Придя в казарму побрился, подшил свежий подворотничок, пообрезал этюды (их уже семь) и уложил на дно чемодана. Вечером на киноплощадке смотрел давно виденный фильм «Богатырь» идёт в Марто». В воскресенье реализовали с Лещинским ранее намеченный план — в Художественном музее им. Радищева посмотрели посмертную выставку московского художника — акварелиста В. Климашина* (у меня много журнальных репродукций его акварелей). Два музейных зала заполнены крупными, в остеклённых рамах, яркими, гармоничными акварелями. Они превосходно передают особенности природы и облики людей Китая, Индии, Кореи. От выставки я в восторге. Свой восторг хотел выразить в книге отзывов, но передумал. Художник в прошлом году умер, так кому же нужен мой восторг, моя похвала? А отзывы пишут многие. Я почитал их . Большинство созвучны моему восприятию, некоторые вызывают улыбку, а некоторые возмущают. Так, одна колхозница написала: «Картины Климашина отличаются большой калорийностью», а какой-то умник съязвил: «В соревновании с фотографами Климашин победил».
После обеда съездили на пляж. Я ездил туда больше за компанию — два раза окунулся, остальное время загорал. Тут вчера с одним из наших произошёл несчастный случай — попал под моторную лодку и винт прорубил ему спину в четырёх местах. Дослуживать бедняге придётся в госпитале. А завтра уезжает домой ещё один (уже третий) из ростовской команды. Этот играл в футбол и поломал руку. Кстати, из-за футбола несколько раньше комиссовали ещё одного. Тот, играя, поломал палец на ноге. Говорят, что горе-спортсменов подлечат и в следующем году снова направят на сборы.
Завтра начнётся последний месяц моей службы, последний месяц нашей разлуки. (…)
Нам предстоит пережить ещё десять тяжёлых дней (сплошные классные занятия), а там уже легче — поедем в лагерь.
Поцелуй нашего маленького сынулечку. Скажи ему, чтобы не поддавался девчонкам, но и не обижал их. Да, а сколько у него зубиков?
Ну, будь здорова, родная. Крепко целую. Владимир. 31 июля 1961 г.
____________________________
*) Виктор Семёнович Климашин был главным художником журнала «Огонёк», много путешествовал по странам Азии. Где-то заразился чумой и умер в Москве в возрасте 48-ми лет. В связи с этим в столице был большой переполох.

Здравствуй, моя милая жёнушка!
Сегодня мои надежды оправдались на 200 процентов, т.е. я получил сразу два письма. Это очень здорово!
Вот те на! Зовут на собрание. Ладно. Схожу, потом продолжу.
Обрадовали! В субботу после обеда едем помогать сельским труженникам. Зашились братья колхознички. Хлеба скосили много, а обмолачивать не успевают. Обратились за помощью к воинам, а воины, как пионеры — «Всегда готовы!» Ночевать будем в поле, а в воскресенье к вечеру обещают привезти назад.
Мои маленькие, я и не подозревал, что вы там претерпеваете такие неприятности. Идиотизм какой-то! До сих пор не могут придумать что-нибудь более разумное вместо уколов. Взрослые плохо переносят эти дурацкие инъекции, а каково малышам? Галя, не очень беспокойся о работе, помни народную мудрость: «Была бы шея, хомут найдётся». Считаю, что даже хорошо, если ты будешь свободна и в сентябре. Провести месяц вместе после такой долгой разлуки, что может быть лучше. (…)
Кстати, о твоей работе. Ты мне написала только о том, что тебя взяли на месяц стажёром вместо сотрудницы, ушедшей в отпуск и всё. Письма твои я читаю очень внимательно и неоднократно перечитываю их. Они у меня все сохранены*. Так что, роднуля, давай не будем.
Да, дорогая, обстановка в мире сейчас действительно очень серьёзная. Здесь, в армии, это особенно чувствуется. Не случайно наше правительство увеличило расходы на оборону в текущем году более чем на три миллиарда рублей (на эти деньги можно было построить более 750 тысяч квартир). Это о многом говорит. А какие созданы разрушительные средства — страшно подумать. Но может именно это удержит даже самых кровожадных от развязывания войны. Ни расстояния, ни территории теперь ведь не имеют существенного значения. Основное значение имеет благоразумие тех, в чьих руках власть и оружие массового уничтожения. Тот, кто затеет войну, неминуемо погибнет сам**.
Однако отчаиваться не следует, нужно больше думать о будущем с самыми лучшими надеждами. Разум должен взять верх. Хочется верить в это.
Скоро я приеду домой и все твои страхи рассеются. Помню, когда в детстве мне приходилось оставаться одному дома и родители задерживались, становилось неспокойно и даже страшновато от собственных мыслей. Но стоило им прийти, как страхи исчезали. Такое бывает не только в детстве.
На сегодня хватит. Целую крепко и иду спать. Владимир. 4 августа 1961 г.
___________________
*) Галины письма я привез домой и она тайком от меня уничтожила их, а мои сохранила.
**) О локальных войнах тогда как-то не думалось. Пугала возможность военного конфликта между двумя супердержавами — США и СССР.
Эти строки я писал 8 августа (в день открытия 29-х Олимпийских игр в Пекине). Радио сообщило о ночном вторжении грузинских войск на территорию Южной Осетии и варварских обстрелах и бомбардировках её селений и столицы Цхинвала, где проживало много российских граждан и находились наши воины — миротворцы. Когда стало ясно, что Грузия решила силой захватить Южную Осетию, из России пришло подкрепление и была проведена войсковая операция по «принуждению агрессора к миру». США и ряд западноевропейских стран, вопреки здравому смыслу, поддержали действия Грузии и осудили Россию за якобы «непропорциональные» действия в этом конфликте. К этому абсурдному обвинению присоединилась и Украина. Снова (какой уж раз!) возникла опасная напряжённость между Западом и нашей страной. В жаркие августовские дни стало весьма ощутимым дуновение ветров холодной войны. И снова мы в тревоге, теперь уже за внуков.

Галочка, здравствуй!
Твоё письмо получил, спасибо родная! Сегодня исторический день — запущен и летает второй космический корабль с человеком на борту! Герман Титов, никому неизвестный до сих пор лётчик, оказался в центре внимания всего мира. Однако, как быстро привыкают люди к сенсациям. Сообщение о полёте космического корабля «Восток-2» я слушал в главном универмаге Саратова. Людей было много, и у большинства лица совершенно равнодушные. В числе равнодушных был и я. Почему так? Объяснить трудно, тем более в письме.
Как ты уже догадалась, в колхоз я не поехал. После того, как я уже запечатал письмо сообщили, что поедут 50 добровольцев. Я записался, но автобус взял только сорок человек. Мне места не досталось.
После исключительно тяжёлой недели я получил возможность хорошенько отдохнуть. Вечером посмотрел кинокартину «Операция «Кобра». Примитивный, слабый во всех отношениях фильм про шпионов.
Настоящая детективная история случилась в нашем взводе. У одного товарища вытащили из кармана гимнастёрки деньги, а у другого от обмундирования остались только сапоги и пилотка.
После завтрака ходил в город. Может быть, это была последняя возможность пройтись по Саратову. В следующее воскресенье будем готовиться к экзаменам, а затем отправимся в лагерь. Прошёлся по улицам, потолкался в магазинах. В промтоварных как и у нас — очень бедно. С трудом нашёл подарок для тебя (гарнитур — комбинашка и трусики), а вот с сынулькой сложнее — для малышей почти ничего нет. Овощей и фруктов в городе много и цены вполне приемлемые. Помидоры — 15-20 коп. за килограмм, огурцы — 18 коп., яблоки — 30 — 40 коп.
К обеду вернулся в «родную» казарму. Полёт Титова никак не отразился на нашем обеде (переваренный в саломату борщ и гороховая каша). Мой скромный подарок к твоему дню рождения хотел сегодня же отослать по почте, потом решил вручить лично. (…) Хорошо?
Галя, давно собирался спросить, что там Павел Матвеевич соображает насчёт жилья? Не думают же твои родители оставаться и в эту зиму в своей завалюхе? *Каковы планы у Нади со Славой? Привет им.
Целую вас, мои родненькие крепко, крепко. Ваш папа Володя. 6 августа 1961 г.
______________
*) В 1965 году Галины родители, потерявшие в войну двух сыновей, получили, наконец, однокомнатную квартиру в пос. Октябрьском.