Мы продолжаем публиковать отрывки из повести-эссе И.Я. Кравченко «Немолкнущее эхо». Начало – главу о трагических событиях 1962 года см. в № 21 от 31.06.2006 г.

ВЫСШАЯ СИЛА
Земля поднялась, вспухла, так тесто на дрожжах. Ничего нет приятнее её вешнего духа. Даже в комнате запах от вскопанной грядки. Мама хлопочет у узелков с семечками.
— Проросли? Хорошо. Пойдёмте в огород!
Отец на конюшне: за огородами, у балки. Лошади там рабочие, днём таскают упряжки, а к вечеру их приводят на отдых.
Работаю на хуторе над дипломом «Репортаж с места события в «Правде». «Правда» — центральная газета КПСС. Профессор Я.Р. Симкин ознакомился с черновиком и высказал пожелания. Там — дописать. Там уточнить, а там — сократить. «Зачем так много цитат?» «Больше давай размышлений».
В общежитии не сидится. На хуторе лучше.
Выхожу за околицу. В балке камыш, что всю зиму был крепок и щетинился казачьими пиками, оседает, валится. Знает: скоро смена зелёная поднимется, тепло и свет ей нужны. Так и бабушка Наташа нас, внуков, «кохала», последний кусочек хлеба в руки совала, чтобы мы росли и крепли, а когда приходили ней в гости, всегда угощала кусочками сахара.
Волей судьбы, мы с Володей отправимся на работу в один год. И тогда думалось и сейчас таится мысль: не отцовскому ли желанию подчинилась высшая сила? Хотя одно к другому никак не касается.
В университете как-то встретил Володю на лестничной площадке главного корпуса. В его глазах желание сообщить о чём-то очень важном.
— Завтра едем с Геней Крепаком в Новочеркасск! Золотов рекомендует нас на кафедру КПСС политехнического института. «Доверяю вам равносильно себе!», так сказал, представляешь? Едем на «смотрины».
Ну и дела. Из всех ребят выбраны именно Володя и Геня. Сегодня студенты, а завтра будут преподавать в институте.
— Поздравляю! Вам подфартило.
— А у тебя как?
— Пока никак. Хотя… ладно, торопиться с сообщением не буду. Есть кое-какие намётки. Побываю у Елагина, всё прояснится.
— Надо, Иван, надо. Топай в редакцию и говори по существу.
Редакция «Комсомольца» в здании, которое высится у самого городского парка культуры и отдыха. Оно одно из красивых в Ростове.
Захожу в отдел спорта и военно-патриотического воспитания. «Граф» Елагин выходит из-за стола, пожимает руку, садится и молча продолжает работу. Усаживаюсь напротив и тоже молчу. Начинаю «плакать»:
— Валерий Викторович, понимаешь, какое дело, в университете — распределение. Все, кто не уехал на север, попадают в распоряжение обкома партии. Само-собой разумеется: пошлют в районную газету.
«Граф» медленно поднимает лицо:
— Голова твоя садовая, тебя же оставляли работать у нас! Отка-за-лся. Я же так и знал — явишься. Говорил же: бери военно-патриотическую тему, а я буду вести спорт. Размечтался: «Из Новосибирска пришлют вызов…» Ну, чем я теперь тебе помогу? Чем?
Начинает ходить по кабинету. Точно, как батя, по комнате. Наконец, снимает телефонную трубку. Но не звонит. Опять о чём-то думает. Лучше бы выругался. И вот — вращает диск аппарата, набирает номер:
— Сейчас брякну в Новочеркасск, в городскую газету «Знамя коммуны». Я там первые репортёрские башмаки истоптал, а отец мой фоторепортёром работал. Теперь ты по казачьему холму побегаешь. Конечно, если ещё… Алло, Григорий Николаевич? Я вас приветствую! Точно — Елагин из Ростова. Как поживаете? Ну, ну. У меня тут сидит один выпускник РГУ, рекомендую… Да о плохом я бы и говорить не стал… Да, да. Завтра же пусть подъедет? Вы у себя будете? Добре. Привет Кононенко, Щербакову и Михееву. Ушел в горком партии на работу? Он подходит для этого. Всем, всем! Пока!
«Граф» говорил стоя — этикет.
— Слышал? Немедля завтра же дуй в Новочеркасск! Проявишь себя — возьмут, не понравишься, пеняй на себя. Возвратишься, зайди и сообщи, что к чему.
Утром я поехал в город, в который ездил когда-то родителями-колхозниками на базар.
В Новочеркасске маленький лысый человек с клочками длинных волос за ушами, сидя за огромным, видавшем виды столом с резными ножками и зеленым суконным полем, снял с переносицы очки и нехотя оторвался от вычитки рабочей газетной полосы:
— Клавченко? Это от Валелия Елагина. Здлавствуйте. В политехническом институте защита дипломных плоектов. Сделайте оттуда, позалуйста, что-нибудь: леполтаж или залисовку, что получится.
В прищуренных глазах профессиональная лукавинка. Иди мол, что стоишь? Всё уже сказано. Человек в очках снова склонился над столом.
Пошли меня редактор на завод, было бы сложнее. Хотя не я ли дышал жженым воздухом литейки на Ростовском механическом, когда учился на вечернем отделении. Не я ли отливал дверные ручки и был на рабочих собраниях, где в адрес администрации высказывались самые разные замечания. Но тут — родная стихия. Через десять минут я был уже в НПИ — «крупнейшем на Юге страны институте», а через два-три часа положил на редакционный стол репортаж, «оживленный» беседой с проректором по учебной работе доцентом Богушем.
Редактор пробежал глазами по отпечатанным на машинке листам. Что, уже готовый текст? Оперативно. Так, так. Рубрика, заголовок, цифры, факты, живое слово.
— Считайте, сто вы уже один день у нас отлаботали.
Дужками очков Калинин взлохматил заушные гривы и сидел за столом, как Мефистофель. Значит, справился! Значит, не подвёл Елагина. Люсенька, встречай новоиспечённого газетчика. Я уже день «отлаботал!» Качу в Октю, ты — там! Потом — к Валерию Викторовичу, в Ростов!

ПРИСТАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД
И сегодня, проходя редакционным коридором, ощущаю на себе пристальный взгляд Калинина — «Мефистофеля». Он смотрит задумчиво со стенда «Они сражались за Родину», где собраны портреты журналистов-фронтовиков нашей газеты.
Когда через три года Григория Николаевича сменил на посту редактора присланный из Ростова «молотовец» Виталий Иванович Белохонов, мне стало жалко старика. Хотя, конечно, всему своё время: вышел срок, уходи на пенсию. Калинин уходил покорно, но очень неохотно. Это чувствовалось.
Его назначили замом. На смену очкам вскоре пришла круглая тяжёлая лупа. Вернее, не на смену, а в помощь. Ибо, и пользуясь лупой, старый газетчик никогда не снимал окуляры.
Потом я узнал, что старик тяготел к краткости слова, писал «для себя» фронтовые мемуары и очень боялся супруги (говорили, она его била), не дававшей ему, и без того сдержанному, лишний раз «расслабиться портвейном». Возможно, и правильно делала. Он был родом, по-моему, из Башкирии. Или — из Удмуртии. Откуда-то оттуда.
Последней, лебединой песней «Мефистофеля» стала наваристая уха. Приготовил он её на берегу Дона, куда мы выехали 5-го мая всей редакцией, чтобы отпраздновать День советской печати. Был накрыт большой стол на типографской базе отдыха. Батарейно выстроились бутылки вина, краснелся горками редис, зеленели пучки молодого лука. А губы обжигала уха.
— Григорию Николаевичу — слава! — скандировал то левый, то правый фланг стола.
— Да сто вы, — скромно отмахивался ветеран. Возвратились в город с песнями. Утром кабинет замредактора закрыт.
И позже закрыт. Ещё позже жена Калинина сообщила: Григорий Николаевич умер.
Жил он в домике на проспекте Ермака напротив здания бывшей Платовской гимназии, оттуда мы и проводили его в последний путь.
А возложил на меня обязанности корреспондента (тогда литературного работника) Г.Н. Калинин 16 июня 1966 года. Возложил без вакансии на должность. Я значился радистом-телетайпистом, работал же в ведущем отделе — отделе партийной жизни.
С того момента и начался мой непрерывный журналистский стаж в «Знамени коммуны» (ни дня без «Знаменки»!). Пролетели десятилетия, а я всё поднимаюсь, как в те первые дни, по утрам на второй этаж редакционного дома № 20 на улице Московской, что впритык к Центральной городской библиотеке им. А.С. Пушкина.
За плечами осталось и самое напряженное двадцатилетие: с 1972 года по 1992 год. Тогда я был ответственным секретарём газеты. Интересное и в то же время очень объёмное, хлопотливое и кропотливое дело. Ответственный секретарь — это, иначе говоря, начальник штаба редакции. Вся корреспонденция, которая готовится в отделах (информация, заметки, репортажи, интервью, статьи, фельетоны, рецензии, очерки и так далее), попадает на стол ответсекретаря для вычитки и окончательной литературной правки. В наши годы ответственный секретарь составлял квартальный, месячный и недельный планы работы редакции и представлял их на утверждение редактора. Организовывал редакционные летучки, работу фотокорреспондента, учитывал количество и качество сдаваемых каждым сотрудником рукописей. Он составлял макеты полос каждого номера газеты и выпускал их в свет.
Первая половина дня уходила на связь с типографией. Там отливались в металле все статьи и корреспонденции, а затем на ротационной машине тиражировались. Вторая половина дня заполнялась сдачей материалов очередного номера. «Засыл» иногда задерживался, и приходилось допоздна «сидеть» в редакции.
К тому же я должен был ещё и писать. Конечно, не столько, сколько «литрабы», но что ты за работник прессы, если твоего имени не видно на страницах газеты. И я старался. Не по обязанности, прежде всего, а по состоянию души.
Город одаривал меня встречами на заводах и в учебных заведениях, открывал тайники архивов и музеев, знакомил с ветеранами революции и войны, художниками и умельцами. Поездки же на хутор, на отчую усадьбу, окунали в мир природы. Так и определились главные темы: история, краеведение, искусство. То я «заболевал» этюдами и короткими новеллами, зарисовками с натуры, то документальным повествованиями, художественными рассказами или очерками. И всегда в основе лежала реальная жизнь.
Первая книга вышла в 1983 году в Ростове под названием «В тревожный час». Она о героях войны и революции. Вторая увидела свет в Новочеркасске в 1992 году. «Зной над Стожками» вобрал в себя рассказы о моих сверстниках — детях войны.
Ждут своей очереди этюды и новеллы о природе — «Удодовый полдень» и записки провинциального журналиста — «Клад».
Низкий поклон тебе, редакция, за приют и вдохновение, за то, что как могла, кормила, как могла, увлекала, обогащала встречами.

ЭЛЕКТРОВОЗЫ СТАЛИ НЕНУЖНЫМИ
1997-й год сменился 1998-м, а я всё пишу свои воспоминания.
Новый год встречали с надеждой, но будут ли перемены к лучшему?
Завтра, 10-го января, у Володиной Тани — старшей дочери, заканчивающей летом технический университет по специальности гидрогеолога, торжество — бракосочетание с Мишей Сычёвым. Не самое лучшее время выпало на долю молодых: страна сменила курс развития, трудности – со всех сторон.
Миша из коренных новочеркасцев. Смуглый, высокий, крепкий. Его дед по отцовской линии Илларион Романович Сычёв. Фронтовик. Танкист. После войны шоферил на «Эмке». Дедушка Григорий — это уже отец мамы — слыл хорошим сапожником, любил заниматься пчеловодством.
Один из его родственников по линии матери — в девичестве Нины Григорьевны Мирошниченко — был видным военным врачом. Вот вижу на стене в тёмного цвета рамочке его фотографию: чуть в полуоборота сидит на стуле в форме полковника, стройная, ладная фигура, лицо истинного интеллигента. Как будто шагнул к нам сюда из той далёкой поры: начала XX века. Шагнул представителем плеяды «золотопогонников» — настоящего русского офицерства. Хирург. Практиковал до войны в 30-е годы, во время войны и после. Рассказывают, что играл в сове время в карты с самим Лаврентием Павловичем Берия. «Поддавался. Попробуй — выиграй…» На обратной стороне фотографии: «Зельбельбранд Григорий А. 1949 г.»
От родного дяди — Евгения Илларионовича Сычёва — тоже офицера, но морского, остался на память кортик. Служил на Чёрном море капитаном третьего ранга на подлодке в торпедном отсеке. Второй родной дядя — Анатолий Илларионович — закончил Московский институт цветных металлов, многие годы осваивал золотоносные богатства Севера. К сожалению, родители Миши — мать и отец Виктор Илларионович — рано ушли из жизни.
На этом торжестве присутствовали две родные Мишины тёти: старшая Нона Илларионовна и младшая Александра Илларионовна, а также родная сестра Рая с семьёй (Володя — муж, дочь Саша и сын Алёша). Рая закончила Новочеркасский мелиоративный институт. Высокая, темноволосая, симпатичная.
В марте 2001 года у Миши и Тани родился сын. Дедушка Володя, то есть мой брат предложил назвать его Никитой. Растёт он сейчас быстрым и шустрым мальчишкой — идёт пятый год.
После отступления снова за будни. Сегодня мы переживаем ещё один «шаг к стабильности» — деноминацию денег. Изменение нарицательной стоимости денежных знаков идёт с одновременным изменением масштаба цен. Деноминация повысит покупательную способность новых денег в 1000 раз. Один рубль будет стоить 1000 рублей старых. Нынешнему читателю, чувствую, это мало о чём говорит. Попробую взять проблему с чисто жизненной стороны. Если раньше, допустим, за булку хлеба мы платили 2.500 рублей, теперь — 2 рубля 50 копеек.
«Донская речь» так и не смогла выдать нам, своим сотрудникам, заработную плату за последние три месяца ушедшего года. Мы, работающие в «независимой» газете, оказались полностью оторванными от денег.
Но светлое пятнышко в конце тоннеля всё-таки блеснуло: Люся устроилась на работу. Она — подменный продавец бывшего агентства «Союзпечать», которое нынче именуется как акционерное общество «Роспечать». Работает попеременно в трех киосках по продаже газет, журналов, книг, канцтоваров, сигарет, игральных карт, зажигалок, ручек и другой мелочи. Обещают «навесить» и четвёртую точку, скорее всего, на железнодорожном вокзале. Оплата — пять процентов от суммы, полученной от реализации товара. Будем с хлебом и солью.
Вечерами вдруг гаснет электричество. На Новочеркасской ГРЭС нечем «кормить» энергоблоки: резко сократились запасы топлива. Голодные шахтёры Дона не отдают добытый уголь. Станция может вот-вот остановиться, и тогда не только отдельные микрорайоны, а целые города и станицы Юга России лишатся электроэнергии. Принимаются «экстренные» меры. Топливо завозится из-за пределов области. А «Ростовуглю» дано «указание» выделить ГРЭС «необходимое количество угля».
Почти опустели цеха НЭВЗа — электровозостроительного завода. Основной заказчик, Министерство путей сообщения, не в состоянии закупать локомотивы. Привыкший к плановой социалистической системе завод-гигант растерялся. Решили ремонтировать электрички. Подсчитали затраты. Цены за «лечение» оказались такими, что путейцам дешевле гонять электрички на ремонт на Урал.
Местная власть — мэрия — обратилась к председателям городских комитетов профсоюзов с просьбой «положительно» влиять на обстановку в трудовых коллективах в нынешнее сложное, нестабильное время…