Будущие поколения станут оглядываться на нас с несказанным удивлением — «Как могли они так жить?», забывая, что история, по сути, биография их самих. И тут известное изречение Козьмы Пруткова «Хочешь быть счастливым – будь им!» — не просто отвлеченный афоризм, а жизненное кредо.
Люди, с которыми свела меня судьба, и к которым относился с восхищением, с небольшими оговорками относились к категории обыкновенных смертных – летчики-испытатели. Жили они рядом, многих я знал, со многими дружил до последних дней их жизни, любил и восхищался ими. И если раньше это был только юношеский восторг, который никак не укладывался в четкую формулу, то сегодня, с высоты прожитых лет, могу объяснить свое восхищение.
Первое, всегда восхищало стремление летчика-испытателя бороться за опытный экземпляр самолета, не жалея собственной жизни. Это было выше смелости. Впрочем, у них самих это было азбучной истиной.
Второе, многих из тех, кого видел и знал, погибли при испытаниях, и я видел их похороны. Погиб Расторгуев, а с его дочерью Галкой, рекордсменкой мира, известным летчиком-испытателем вертолетов, мы росли в одном дворе, погиб Терехин, а с его сыном Юркой мы жили в одном подъезде, и наши матери были подругами, погиб Попельнюшенко, красивый и веселый человек, «капитан Попельштейн», как он в шутку называл себя сам, жил прямо над нами, погиб Алексей Гринчик, первым поднявший в воздух первый реактивный истребитель МиГ-9, и я видел его гибель. Пережив всё это в детстве, запоминаешь на всю жизнь! А, запомнив, понимаешь, что плохо, когда человеку не хватает памяти, но вдвойне плохо, когда ему не достает души. Потому и счастлив, что, работая над документальным фильмом «Авиаторъ», познакомился с великим М. М. Громовым, знал Дважды Героя Советского Союза, заслуженного летчика-испытателя СССР Амет-Хана Султана Хана, дружил с заслуженным летчиком-испытателем СССР, писателем И. И. Шелестом и Героем Советского Союза, заслуженным летчиком-испытателем СССР, писателем М. Л. Галлаем, помню заслуженного летчика-испытателя СССР, чемпиона РСФСР по теннису И. В. Эйниса, научившего меня играть в теннис, помню Галлато и прославленного летчика-испытателя Пальчикова, награжденного Чан Кайши высшим орденом Китая и черным Знаменем с Белоснежным драконом, дающим право собирать войско в тысячу человек, помню Героя Советского Союза, заслуженного летчика-испытателя СССР Юрия Гарнаева и Героя России, заслуженного летчика-испытателя России Алексея Гарнаева, с которым мы когда-то хотели снять фильм об его отце.
Все они легендарные летчики-испытатели.
Третье, запомнил на всю жизнь, что летчиков-испытателей отличает от простых сметных «привычка к непривычному», впрочем, дается это далеко не всем и не сразу и воспитывается немалым трудом и временем. В юношеском же возрасте все они были для меня Богами, жившие рядом.
Четвертое, терпение. Штурмовать и атаковать не самое трудное в жизни, а вот терпение – главное, чему следует учиться всю жизнь. «Летчик – испытатель, — заметил однажды Галлай, — может быть безукоризненно храбрым человеком, исключительно грамотным и неутомимо выносливым, но если ко всем этим обязательным качествам не приложено ещё и терпение, ничего хорошего от него не жди». А ведь это относится к каждому из нас и приобретается тоже с опытом!
И пятое, порядочность. Да-да, не удивляйтесь, порядочность! Испытательная работа позволяет из самых лучших побуждений собственный промах так вывернуть наизнанку, что при желании можно говорить и о подвиге. Чего греха таить, соблазнительно собственный промах превратить в геройство, только все это не имеет никакого отношения к профессии летчика-испытателя — «свободно летать на всем, что может летать, и с некоторым трудом на том, что летать не может». И тут опыт – главное в профессии летчика-испытателя! Впрочем, порядочность необходима всем, а по сегодняшней жизни и вовсе дефицит.
Мальчишкой запомнил и рассказ отца о летчиках метеорологической службы, которые каждое утро поднимаются в небо, чтобы увидеть солнце. Увидеть солнце, значило, определить высоту облачности. Существуют ли сегодня это правило, не знаю, но рассказ о счастливых людях, летящих за солнцем, как за мечтой, в мальчишечьей памяти остался навсегда.
Однажды довелось услышать рассказ Игоря Ивановича Шелеста об испытаниях в конце сороковых дозаправки в воздухе, и снова вспомнить рассказ отца о счастливых людях, летящих за солнцем.
— Знаешь, какие самые яркие впечатления остались в памяти? – спросил он меня, начиная свой рассказ, — восход солнца на семи тысячах метров! Чарующее, скажу тебе, зрелище! Мы тогда дозаправку в воздухе испытывали в сорок девятом на бомбардировщике Ту-4. В том же году и первую атомную бомбу взорвали. Вот эти бомбардировщики, как носители ядерного оружия, и пошли в большую серию. Следовательно, и дальность должна быть большая и промежуточных аэродромов не будет, как тогда заправляться? Только в воздухе.
В самом начале этого эксперимента участвовал Дважды Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР Амет-Хан Султан, потом Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР Якимов, а ночную дозаправку в пятьдесят первом мы уже с Яшей Верниковым испытывали. «Яка» у нас забрали, — но, увидев удивление на моей физиономии, пояснил:
— Якимова у нас так звали. Вот тогда Верников и предложил нам с Виктором Сергеевичем Васяниным:
— А что если мне контактнуться с вами?
— Ну, а мы ему, ты что, мол, сдурел? Днем не пробовал, а тут ночью?!
А он смеется:
— Так я сегодня и потренируюсь у бензоколонки в темноте!
Герой Советского Союза Яша Верников пришел в ЛИИ после войны, и к этому времени, когда проводился этот эксперимент, успел отменно полетать испытателем.
— Нет, мужики, кроме шуток, не на метле же, черт возьми, ночью летаете! Я эту машину знаю, летал на ней. Ручаюсь, клиенты будут довольны.
Ладно, говорим, приходи к вечеру, полетим. Пришел с утра! Весь день с нами провел, все облазил, в каждую щель заглянул. Потом вместе пошли обедать. Яша закусил тремя винегретами, двумя отбивными, и собрался ехать домой обедать:
— Жена такой борщ затеяла, пальчики оближешь!
Вот тогда Васянин ему говорит:
— Одумайся, Яша! Никому не скажем! Вечером поздно будет отказываться.
А он смеется:
— Ну, да! Как бы не так! Знаю я вас, чертей. Растреплетесь на всю деревню, что Яшка пожрал борща, и сдрейфил. Нет уж, мужики, была, не была! Подзакушу дома, и полетим.
И полетели! Славно так полетели!
Взяли 7000 метров, летим.
— Взгляни правее назад, идет? — спрашиваю Чистякова, он у меня вторым летал.
— Крыло к крылу. Метрах в десяти, не дальше. Как ниткой привязан!
Вышли на прямую, тут и я увидел: Яков смеется, рукой машет.
— Эквилибристы хреновы… Вам в шапито выступать! — штурман Николай Николаевич Неелов за спиной бурчит. — Ему сейчас все нипочем! Нажрался борща, и ржет!
Вижу стрелка радиокомпаса качнулась вправо, значит, приводная радиостанция под нами.
— Подхожу к приводу. Дайте свет, — басит Яшка, и добавляет:
— Ну, чего, мужики, сыграем в жмурки?
— С тобой только в жмурики сыграешь… — не унимается Николай Николаевич.
Помигали ему фарой из блистера.
— Понял вас, становлюсь в круг…
— Включить подсвет: киль, крыло! — командую оператору.
Вот тут самый острый момент. Яков не смотрит на горизонт, не должен смотреть, иначе, так вмажет своими мельницами, что мало не покажется! У него точкой опоры для пилотирования служат только наши крылья и наш хвост! На приборы смотреть некогда, да и нет в них нужды. Он от меня взгляда оторвать не может, а вот я должен вести его по приборам, и вести аккуратненько, плавно. Малейшая неточность… и тут уж точно…все жмурики. Кругом черным-черно! А я то знаю, что в десяти метрах, совсем рядышком с нами, четыре мельницы стригут воздух: два на одном крыле, два на другом. Веселый помол получится! Слышу голос Неелова за спиной:
— Подошел Яша… Опускается…Чуть отходит… Как летает, дьявол! – с восхищением говорит он.
— Командир, есть контакт! С первого раза состыковался! — захлебываясь от восторга, кричит оператор.
И вдруг слышим Верникова:
— Мужики, управдом говорит, больше пяти тонн дать не можем. Овес нынче дорог!
А утро встречать на семи тысячах, скажу тебе, после всего этого шапито, когда огромный шар выкатывается прямо на тебя, волшебное зрелище! Мечта!
— Кристалл-второй, — басит Яков, — предлагаю смотаться за солнцем! Это тут рядом, за деревней, рукой подать! Зачерпнем пару ведер, и до хаты! — смеется Верников1.
Вот и закончилась наша ночь. Солнце, как говорят в авиации, уже забралось на высоту первого разворота. Пора и домой.
— Теперь черным-черно только там, высоко-высоко над нами, — как бы видя этот черный свод, закончил Игорь Иванович свою историю.
— В Коктебеле не был? – вдруг спрашивает он.
— Не довелось, — вздохнул я. – В Крыму был, до Коктебеля не добрался.
— Будет возможность, обязательно побывай. Только там много моря! Холмы припудрены цементовой крошкой, даже ящерицы в Коктебеле голубовато–серого цвета. Песок у воды гладкий, гладкий. Напишешь «пятница», через полминуты и следов нет, даже бровка укатана прибоем. Юность моя там прошла… — вздыхает Шелест. — На северном склоне Карадага размещались тогда наши планеры, самые разнообразные по типам и раскраске. Я ведь и с Королевым там познакомился.
Потоки с южного склона подхватывали планеры, и мы плавно парили, как орлы над Карадагом. Ветер с южного склона называли « южаком». Если с утра дул хороший южак, — продолжал он, — стартовали с южного склона, а, попав в волновой поток, выбирались в долину, и на высоте в тысячу метров строили маршрут. Я начинал на Гн-2 и доходил в восходящем потоке до Отузы, — с гордостью заметил он. – Вот и в жизни надо уметь поймать волновой поток. С планера начинали многие: Симонов, Расторгуев, Паша Головин на «Темпе» летал. Один из первых Героев Советского Союза! У Поликарпова потом испытателем работал, погиб на одном из опытных самолетов в тридцать седьмом. Сережа Анохин и Степанченок были классными планеристами и потрясающими летчиками-испытателями. Помню, как Степанченок на своем Г-9 шел мне навстречу, потом развернулся в долину, сделал полубочку, лег на спину и долго так планировал, удаляясь, все дальше и дальше. Знаешь, даже снится всё это. Кажется, и полетать довелось, а снятся только планеры над Коктебелем. Побывай там, не пожалеешь, — закончил он свой рассказ.
Тридцать с лишним лет я жил рядом с аэродромами: в Новочеркасске, в Воронеже, вподмосковном Жуковском. В Жуковском жил на улице Чкалова в доме, где жили летчики-испытатели, где бывал, как рассказывали, сам Валерий Павлович Чкалов!
И поверьте мне, это был мир небожителей.
Впрочем, читатели газеты «Частная лавочка» могут и удивиться авторской экспрессией, несвойственной сегодняшней прагматичности, а потому, завершив лирическое повествование, попытаюсь объяснить причину этой экспрессии.
Представьте, несколько дней тому назад, накануне открытия очередного авиасалона «МАКС-2005» в Жуковском, сидя на даче и слушая по «Маяку» беседу с шеф-пилотом фирмы Сухого, космонавтом СССР и заслуженным летчиком-испытателем СССР, Героем Советского Союза Толбоевым2, был просто сражен наповал, услышав, что в России осталось только двадцать классических летчиков-испытателей, окончивших знаменитую на весь мир Школу летчиков-испытателей имени М. М. Громова, и успешно полетавших на испытаниях новейших машин отечественных конструкторов! Почти все они уже шагнули к возрастной черте. А ведь когда нет новых самолетов, и нет испытательных полетов, а только показательные выступления на всевозможных авиасалонах, пусть даже с головокружительной акробатикой под неистовые аплодисменты публики, то нет и настоящих летчиков-испытателей.
И тут невольно возникает вопрос: так неужели всему этому пришел конец?!

2. Год тому назад Толбоев был избит милиционерами у метро «Выхино» за то, что заступился за женщину, которую избивали эти самые милиционеры. Даже документы, которые он предъявил им, не спасли Героя Советского Союза от унижения.