Они встретились после Победы. Он, боец мостовосстановительного отряда, закончил войну в Румынии. Она, “сестричка” полевого госпиталя, дошла до Берлина. На Родине у него сгорел дом, ее обокрали. Он привязал свой поясной ремень вместо ручки ее чемодана и привел невесту к себе – на пепелище. С тех пор 57 лет они вместе.

ЕЛЕНА
— … Потапова Елена!
От неожиданности она встала за партой.
— Тебе чего, Чижик? – удивился начальник госпиталя.
— Это — я…, — растерялась она и от обиды заплакала. Тут уже растерялся начальник:
— Ты… Вы… Да что ж вы себе позволяете, чтобы вас… каждый… птичкой-то называл!
Врачей, медсестер, санитарок собрали в тот день в пустующей школе. Из пришедших на госпиталь трех медалей “За боевые заслуги” одну вручили Лене – двадцатилетней девчонке. А у нее уже был значок (“красивый такой!”) – “Отличник санитарной службы”. Потом были еще медали — “За взятие Варшавы”, “За взятие Берлина”. Но это — потом. Вначале были ускоренные четырехмесячные курсы медицинских сестер, законченные в марте 1943 года.

НИКОЛАЙ
Его учеба оборвалась войной. В 1941 году он закончил 7 классов десятилетки в Милютинском районе. Жил с отцом, инвалидом гражданской, и младшей сестрой. Мать умерла в 39-м.
Повестка пришла 9 января 1943 года. Николаю не исполнилось тогда 18-ти. Прибыли в военкомат. 14-я гвардейская дивизия, 41 гвардейский полк, минометчики. Пешим строем из Милютки – под Ворошиловград. Январь, февраль, март, апрель – в окопах. Зима – суровая, долгая. Обмундирование получить не успели. Обувь – своя. Окапываться не научились. С тяжелым обморожением рук и ног Николая отправили в госпиталь.

ЕЛЕНА
В военкомат они явились четыре подружки. Стояли – дрожали. Зашедшая до них девушка плакала: “Не взяли…”. И тогда Шура (“она было сильнее и крупнее нас”) подняла Лену за воротник и просто втолкнула в комнату. Едва удержавшись на ногах, она предстала перед майором и капитаном.
— Сколько тебе лет? – насмешливо переглянулись те.
— Восемнадцать будет…
— А как ты, такая маленькая, станешь раненого тянуть?
— На плащ-палатке…
— А не будет ее?
— За фуфайку возьму. Я не боюсь тяжелого, я в деревне выросла…
Неизвестно, как сложилась бы судьба Лены Потаповой, но “подмогла” та же подружка:
— Возьмите ее, у нее мачеха, ей плохо живется!
Взяли всех четверых: Лену, Клаву, Машу и Шуру.

НИКОЛАЙ
Сначала был госпиталь в Тарасовке, потом в Голодаевке. Потом – Морозовская и, наконец, Суровикино. В мае Николая выписали и отправили в запасной полк на Кубань. Так он стал бойцом мостовосстановительного отряда.
Шел 1943 год. Фронт потихоньку катился на Запад. Армия форсировала реки, перевозя людей и технику по наспех сколоченным мостам и вовсе – на плотах и лодках. Но из тыла к армии шло подкрепление, шел провиант, шли пушки и танки. Они шли уже по надежным, прочным мостам, которые в дождь и снег, под обстрелом и бомбежками строили такие бойцы, как Николай Ерошенко.
Мост в Белой Калитве, мост через Дон в Лисках… Малые реки вообще не считали – двигались к Днепру, на Киев.

ЕЛЕНА
В поезде, который вез их на войну, она сняла шапку. Там притаились косы. Девчонки прыснули:
— Вылитый Чижик!
Ей, не видевшей фильм “Подруги”, растолковали:
— Была там одна героиня.
Всю войну она прошла “Чижиком”. И просила, и плакала: Леной меня, мол, зовут, Леной! Не помогло. Кличка пристала намертво, даже письма бойцы писали: “Передайте привет сестричке с птичьей фамилией”.
Поезд был непростой – хирургическиой полевой подвижной госпиталь. С Урала он двигался к Курску. Там полыхала Курская дуга.
В Воронежской области налетели бомбардировщики, под Старым Осколом начался ад. Они лежали на насыпи, укрывшись от страха шинелями: 6 медсестер и женщина-врач. Пришли в себя в чудом уцелевшем вагоне. Угощались крохами солдатской каши, когда их отыскал плачущий госпитальный шофер:
— Мы вас всех похоронили!!!

НИКОЛАЙ
Самой красивой рекой был Днепр. Немцев еще выбивали из Киева — мостостроители стояли уже на другом берегу. Времени на отдых не было: забивали сваи, укладывали фермы, брусья…
С неба лил дождь и сыпались бомбы. С земли били зенитки, а по воде плыла мертвая рыба (много рыбы!) и солдаты. Мертвые. Наши.
Такая картина больше всего запомнилась на Днестре. А еще были Южный Буг, Прут, другие реки Западной Украины.
От Винницы они повернули на Молдавию, дальше была уже заграница.

ЕЛЕНА
Она была мастером гипсования. При этом знала себе цену и даже поспорила как-то с “суровым врачом”, за что тот послал ее на гауптвахту. Заступился начальник госпиталя:
— Кто ж за нее работать будет?!!
Гипс накладывала самым “тяжелым” – с ранением тазобедренных суставов. Гипса на них было! Вчетвером одного раненого не поднять. Бойцам нельзя было пошевелиться, а за окном шумела весна и они мечтали … о витаминах.
— Траву бы жевал! – вздыхал один офицер.
И Чижик достала … морковку! Госпиталь размещался в Варшавском санатории, обслуживали его гордые монахини. У них был огород. Результатом политбеседы на русско-польском с местной жительницей стали 8 морковок: оранжевых, крупных, сочных – великолепных! Наверное, в них было что-то еще, потому что один поедатель чудо-овоща немедленно объяснился Лене в любви. Уехать с ним в другую часть она отказалась. Позже узнала: убили его в бою…

НИКОЛАЙ
Они восстанавливали мосты в Румынии. Там и застала их весть о Победе. Все выпили “по 100 грамм”. Помянули погибших. Вспомнили о своих – как они там, на Родине? У Николая отец и сестра были “под немцем” — в оккупации.
Долго праздновать не пришлось – ждала работа. Из Румынии их вернули под Киев, и еще два долгих года Николай строил мосты через Днепр – Дниепро, как зовут его на Украине.

ЕЛЕНА
На ее глазах горела Варшава. В Германии они дважды попали в окружение. Это чудо, но все девчонки, призванные вместе с Леной с далекого Урала – Маша Гусакова, Клава Юрченко, Шура (“забыла ее фамилию!”) остались живы. Лену трижды посылали на курсы усовершенствования медсестер, и все три раза она отказалась: не хотела потерять свой госпиталь. Она и сейчас выговаривает без запинки: “1-й Белорусский фронт 47-я армия хирургический полевой подвижной госпиталь № 5146”.
В День Победы они спирт не пили. Просто потому, что они не пили вообще. 9 мая запомнилось тем, что утром им впервые за все эти годы позволили выспаться, неулыбчивый старшина улыбался, а на завтрак была не каша, а … картошка с мясом!
А еще – приходили летчики, приглашали на танцы. Правда, обещанный Покрышкин не прилетел…
Прихорашивались – весь день! С нарядами было хуже. Как-то раненный в руку боец подарил Лене залитую кровью гимнастерку: “Не погребуешь?” Из нее вышла отличная юбка: ткань не мялась, как все остальное х/б. Юбка стала любимой вещью “на выход”.

НИКОЛАЙ
В мае 1947 года он вернулся домой. Отец торопил жениться, Николай уперся: “Не буду”. Принялся налаживать хозяйство.
В 48-м случилась беда. В одночасье сгорела хата и все постройки. Получила ожоги и умерла 18-летняя сестренка.
В огне погибли награды: медали “За боевые заслуги”, “За победу над Германией”.

ЕЛЕНА
Демобилизовалась в 45-м. После войны попала в Новочеркасск, жила в Хотунке. 7 декабря 1947 года все ушли из дома менять скромные сбережения (шла денежная реформа). Вернулись: дверь нараспашку, все вещи Лены – в чемодане – украдены. Воры унесли не только туфли, берет, другую одежду. Взяли самое дорогое – медали, значок отличника санитарной службы.

НИКОЛАЙ И ЕЛЕНА
Николай продолжал жить в родном хуторе Покровский Милютинского района, работал в мехлесхозе.
В Покровский из Новочеркасска перебралась и Лена – здесь она родилась, но ее семья была раскулачена и сослана на Урал. Устроилась в райздравотдел – инструктором по охране детства и материнства.
Они познакомились – ни кола, ни двора. Когда решили перейти жить к Николаю, у Лениного чемодана не оказалось ручки. Будущий муж вынул ремень из брюк, стянул приданое невесты потуже и привел любимую, как вспоминает теперь, “в горелый дом”. Пара была любопытная: Николай – высоченный, статный, Леночка-“Чижик” доходила ему едва до плеча.
Жили не тужили, добра наживали. Через год родилась дочка – Валюша. Случилось зачем-то поехать в Милютинскую, в ЗАГС, и оказалось, что уцелели довоенные архивы. Тогда-то супруги узнали, что по метрике день рождения Николая – 9 мая.

ВЕТЕРАНЫ ЕРОШЕНКО
В Новочеркасске они живут уже давно. Николай Илларионович 20 лет трудился на электродном заводе, Елена Николаевна работала на стройке, потом в химчистке в поселке Донском. У дочери Валентины выросла своя дочь – Вера. Правнук, 13-летний Игорь, написал на “5” сочинение о фронтовике-прадеде, которым очень гордится, а правнучка, 6-летняя Настюшка, еще не умеет писать, но любит “бабу” и “деда” искренне и крепко.
18 апреля Елена Николаевне исполнилось 80 лет. У Николая Илларионовича 80-летний юбилей – аккурат 9 мая. Ее подводит в последнее время слух, его – зрение. “Только начало все налаживаться, — сетует Елена Николаевна, — а тут жизнь заканчивается”. Я в ответ рассказываю им про знакомую, говорившую “Мне только 91” и работавшую во всю на даче. Супруги улыбаются, а Елена Николаевна делится: “Знаете, мы раньше молодые были, о войне меньше вспоминали, а лет пять уже не спим по ночам, плачем…”.
У нее сохранилось несколько фронтовых фотографий, у Николая Илларионовича сгорели все. Помнят супруги дождь, снег, бомбежки, страх, пули, но – как же обидно, до слез! – стираются из памяти фамилии. Елена Николаевна хотела найти своего врача — женщина живет в Новороссийске. Она была на экскурсии в этом городе, могла обратиться в адресное бюро, да фамилия забылась! Как и фамилия девушки Шуры, взявшей ее в 43-м году за воротник. Кто знает, не было бы той Шуры с ее “силовым приемом”, не получилось бы и Чижика-медсестры. Не встретилась бы Елена после войны с Николаем. И не узнал бы он, что его день рождения – в Великий Праздник Победы. Хотя, может быть это, и не так важно.
Важно – что Победа пришла и пришла ко всем. Даже к тем, кто родился после нее. Потому, что если б Победа не поставила точку на слове “война”, война бы поставила точку на слове “жизнь”.