Сегодня: 19 апреля 7735, Вторник

Больное место
Диктофонную запись двух трагических историй в редакцию «ЧЛ» передал заместитель председателя общественной детско-юношеской инвалидной организации диабетиков «Ника» П.П. Колпак. Мы ничего в них не изменили, просто сократили немного.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.
«В БОЛЬНИЦЕ НЕТ ИНСУЛИНА — ИЩИТЕ САМИ!»

… Моей дочери стало плохо у моих родителей. Открылась рвота, дрожали руки, градом лил пот, она начала терять сознание. Потом начались сильные боли в животе, и дедушка с бабушкой вызвали скорую помощь. Когда врачи узнали, что у ребенка удален аппендицит, повезли нас с дочкой в гинекологическое отделение на ул. Фрунзе. Там гинеколог посмотрела и сказала, что со стороны гинекологии у ребенка нет никаких отклонений.
Собрали консилиум — человек десять, в том числе невропатолог и терапевт. Дочь все это время лежала на кушетке в процедурном кабинете, ей периодически делали уколы, ставили капельницы. В результате консилиума врачи решили, что ребенка надо отправить в хирургическое отделение на ул. Просвещения.
Привезли нас на ул. Просвещения, там был дежурный хирург, который, как оказалось, в июне прошлого года делал дочери операцию по удалению аппендицита. Тогда она попала точно с таким же приступом, врачи не могли определить, что это такое и решили удались ей аппендицит. Снова стали ставить ей много капельниц, брали кровь. У девочки росли лейкоциты, она практически не приходила в сознание. Мы ее носили на руках. Ей там делали рентген. Обсуждался вопрос о диагностическом вскрытии, т.к. врачи не могли поставить диагноз. Хотя они сказали, что у нее ацетон…

Решение они так и не приняли. Консультировались с главврачом больницы Таранцом по телефону, но сам он не появился, и дочкой занимались два дежурных врача: очень много ей уделяли внимания.

Начали опять ставить капельницы, вводили большие дозы антибиотиков… Отлежала тогда дочь в больнице где-то больше недели. Так как диагноз не поставили, для школы дали справку: «Кишечные колики под вопросом». И Таранец (я к нему пришла на прием) сказал: поскольку мы не определились, что это с ребенком такое, если снова будет подобный приступ, вы привозите, мы будем дальше думать, что делать.
А дальше получилось так, что 3 июня она сдала экзамен — географию в школе и 4-го пошла утром в школу к 9-ти часам. Я — на работу, она — в школу. В школу она пошла «огурчиком». В 3 часа раздался звонок по телефону, меня срочно вызвал муж, сказал, что Вика в плохом состоянии, находится дома, и чтобы я срочно приехала. Меня отпустили с работы…

У дочери был ужасный вид, она лежала на диване. Мы решили вызвать скорую помощь. Пока «скорая» ехала, она мне рассказала, как шла домой. Плохо ей стало в школе, но никто даже внимания не обратил. Она собрала вещи и ушла. Неизвестно, сколько времени она шла домой, потому что она лежала на одной остановке трамвая, потом на конечной… И никто не подошел к ней на улице, ни один человек не подошел! Приехала «скорая», нас привезли в больницу на ул. Красноармейскую. Вызвали дежурного хирурга, он посмотрел, назначил анализы. У нее взяли мочу и кровь и сказали ждать. Но врач сразу сказал: это не хирургия. Потом оказалось, что у дочери белок высокий, ацетон, сахар. Прибежала кардиолог… Сказали, что у ребенка впервые выявленный сахарный диабет.
Врач пошла на переговоры в реанимацию. Пришла ни с чем и сказала, что вас сейчас повезут в другую больницу. Они вначале не могли решить, куда нас везти — в детскую или куда еще. Потом нас перевезли на ул. Просвещения, сказали, что там у них совместное отделение: терапия и эндокринология. Но там, оказалось, вообще не было мест. На ступеньках надо было ложиться, ужасно… Закончилось дело скандалом, я начала возмущаться: давайте платно, я заплачу за место. Терапевт начала звонить на Красноармейскую, в реанимацию, дежурному реаниматологу, чтобы ее опять повезли на Красноармейскую и начали, наконец, оказывать в реанимации первую помощь, но получила отказ.
И тогда одна из больных освободила свое место, чтобы мою девочку положили.

Ее положили, начали делать капельницы. В 9 часов вечера терапевт подошла и сказала, что нужен инсулин, его в больнице нет ни единицы, она на 2 укола брала у больной старушки. Больше взять у нее они не могут, потому что ей самой не хватит.
Я вначале начала пытаться найти дежурную аптеку. С трудом выяснила, где дежурная аптека: на Хотунке, на непонятной улице, хотя все больницы у нас в городе. Я дозвонилась до этой аптеки, мне ответили, что инсулин сейчас в аптеках не продается, мы вам помочь ничем не можем, вы должны сами найти, ищите людей, которые сами колют и могут вам продать или дать просто так.
Я вспомнила, что больная диабетом девочка учится с моей дочерью в параллельном классе. Позвонила ее матери. Галина ответила: приезжайте на такси, срочно! Она мне дала ручки-шприцы, заправленные инсулином, дала простой инсулин и продленного действия. На всякий случай объяснила, как дозу самой выставлять, как что делать.

Наутро в 8 часов прибежала медсестра, сделала дочке укол инсулина и сказала: подождите, не кушайте, ничего не делайте, сейчас будет обход, подойдет врач, объяснит все, что вы должны дальше делать. Более 3-х часов мы ждали этого врача, я за ним ходила след в след и говорила, что ребенку сделали укол инсулина, а она еще не ела. В результате я начала сама кормить девочку, потому что поняла, что тут никого не дождаться. Врача мне показали сами больные, сказали, что вот этот — врач-эндокринолог. В этот день была более или менее серьезная медсестра, она пришла точно в 2 часа, укол сделала. А вечером мы 40 минут прождали, пока придет медсестра (дочери назначили инсулин 4 раза: в 8, 14, 18 и 22 часа). Закончилось все тем, что мы гонялись за этими медсестрами, напоминали и, в конце концов, через 3 дня мой ребенок стал сам себе делать уколы, причем никто ей ничего не показывал и не рассказывал.

До 13 июня мы ждали УЗИ. Каждый день сами кололи свой инсулин. Я обращалась к врачу, сказала, что мы колем чужой инсулин, как нам получить свой? Она сказала, что в отделении инсулина нет, вот выпишетесь, получите выписку, вас прикрепят к эндокринологу, вы встанете на учет и тогда будете получать инсулин.
Кровь в больнице берут не каждый день, а 3 раза в неделю. Причем один раз дочери не оказалось в списке, а в другой раз на нее пробирок не хватило. Врач говорит: ну, ничего, наступит следующий раз, когда приедет лаборант, тогда вы и сдадите.

Врач приходит на обход в 12 — в полпервого и ничего не говорит. Сам спросишь: «Колоть?», она скажет: «Колите?». Я спрашивала: «Какой сахар, какое количество лейкоцитов?», чтобы дозу правильно рассчитать, а она отвечала: «Я еще анализы не смотрела…»
В последние дни перед выпиской днем мы были в больнице, а на ночь уходили домой.
В больнице дочь сама делала себе уколы, даже дежурный врач к нам не подходил. Не уходили мы совсем, потому что нас врач предупредила: надолго свое место не оставляйте, так как у нас мест не хватает, вы можете прийти из дома, а ваше место окажется занято другим больным…

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ.
«ЧТО ВЫ УМНИЧАЕТЕ? ТАКОГО АППАРАТА НЕТ!»

… Мою тетю, пожилую женщину, подобрали на улице: ей стало плохо, вызвали скорую помощь, отвезли в кардиологию, неделю там что-то капали. Сказали, что у нее сердце. 31 мая утром я узнала, что она лежит в больнице, вечером пошла ее проведать. Она была в сознании, от нее пахло ацетоном. Я решила измерить у нее сахар, на следующее утро я взяла с собой глюкометр, использовала три полоски, но не поняла результата, потому что такой результат у нас никогда не появлялся. Мы решили с дочкой (она у меня диабетчица) идти к кардиологу и предупредить, что у тети высокий сахар, чтобы они на нее обратили внимание.
Я пришла в процедурный кабинет, там сидела медсестра, я сказала, что глюкозу ей не капайте, у нее высокий сахар. Та сказала, что капаем мы не глюкозу, а что-то сердечное. Тут же пришла медсестра из лаборатории, которая брала у нее кровь на сахар. Я ей объясняю, что у меня ребенок болен, у меня есть аппарат мерить сахар. А она мне отвечает: «Такого аппарата нет, чего вы выдумываете?». Я ей говорю, что аппарат зашкаливает! А лабораторная сестра говорит: идите к врачу.
Я пошла к врачу, очень так аккуратно сказала, что я — племянница этой женщины, почувствовала запах ацетона, пришла сахар померила, а на глюкометре сахар зашкаливает. Доктор сказала, что надо кровь взять, глюкозу не колоть. Я попросила, чтобы они за ней посмотрели. И ушла. Это моя ошибка, надо было сказать: при мне все делайте…

Вечером 1-го числа я пошла в 5 часов проведать тетю. Встречает меня процедурная медсестра: «Поднимитесь, пожалуйста, в реанимацию, вас хочет видеть врач». Я поднялась в реанимацию, там встретилась с двоюродным братом. Врач говорит: «У нее сахар высокий». Я спрашиваю: «Что надо?». «У нас нет инсулина». «Какой инсулин надо?», — спрашиваю. А она мне: «Простой». «Но они же разные! Какой именно?». А она: «Что вы умничаете?».

Мы достали инсулин, принесли: 3 ампулки, по полтора миллилитра. Но я подозреваю, что наши врачи в реанимации не знают концентрации. Тот, который я привезла, — это большая концентрация: в одном миллилитре — 100 единиц, 1 ампула (1,5 мл) — это 150 единиц. Я отдала шприц-ручку, иголки и сказала, если я нужна буду — рассказать, как пользоваться, — позовите меня. Медсестра сказала, что ничего не нужно, врач взяла инсулин, введут своим шприцом. Утром должны были еще укол делать, я посчитала, что инсулина хватит на день-два, смотря какой сахар в крови и какую дозу назначат.

Утром пришла тетина дочка и рассказывает, что инсулин она еще покупала в аптеке: 300 единиц ей не хватило! А в обед ей сообщили, что тетя умерла. Я предполагаю, что от передозировки инсулина…

«Частная лавочка» хочет услышать на своих страницах медиков. Возможно, они не во всем согласны с женщинами, поведавшими сегодня свои истории. Но — это их мнение, их восприятие случившегося. А что думают специалисты, заинтересованные лица? Что делать больным, их родственникам, специалистам, наконец, чтобы не было подобных случаев? Может быть, врачам (да и организаторам здравохранения) стоит рассказать людям побольше о такой болезни, как диабет? Как распознать ее первые признаки? Куда идти? Что делать? Куда кидаться, когда в больнице нет инсулина? Кого звать на помощь? Чего требовать и чего добиваться? И, кстати, куда делся тот самый инсулин, промедление с которым действительно смерти подобно?

И не спешите с исками в суд. Давайте говорить не о покушении на чью-то честь вредных газетчиков, а о больных, которые, пока еще живы…