Вновь и вновь — хочется того или нет — приходится возвращаться к одной из самых печальных и трагичных вех истории нашего государства — к началу девяностых двадцатого века. То есть, к тому времени, когда распался Советский Союз, и все, суверенные с этого момента, республики стали утверждать свою независимость. Начиная прежде всего с унижения и изгнания тех, кто до сей поры назывались «братскими народами». И отовсюду стремились выбросить в первую очередь «поработителей» — русских по национальности.
То, что произошло в жизни Елены Соловьевой, — типично, для многих таких «вынужденных переселенцев». Но есть в этой истории что-то такое, что не совсем укладывается в привычные рамки. В свое время ей довелось работать в ЦК компартии Грузии секретарем-машинисткой у самого Эдуарда Шеварднадзе, нынешнего президента этого кавказского государства. У нее была степень доступа к секретной документации серии «К» — высшая степень. Она обладала такой информацией, которая даже и не снилась многим простым гражданам.

Родилась она в семье русских в Тбилиси. Еще учась в десятом классе, устроилась работать машинисткой, да не абы куда — в одну из воинских частей. Чуть позже ее перевели на ту же должность — но уже в разведуправление. А в 1971 году двадцатичетырехлетнюю Елену Соловьеву пригласили на работу в Центральный аппарат МВД республики. С тех пор ее карьера пошла в гору. Молодую специалистку заметили на самых верхах, и вскоре переводом направили непосредственно к Шеварднадзе, который в ту пору был министром внутренних дел Грузии.

Судьба вновь свела Соловьеву (у нее к тому времени было двое детей — 14-летний Андрей и 9-летняя Светлана — Лана; с мужем развелась — «не сошлись характерами») и Шеварднадзе уже в 84-м, когда она трудилась в центральном комитете партии ГССР. Она стала его секретарем-машинисткой и одновременно вела делопроизводство: принимала входящую и исходящую к «первому» документацию. В 1988-м Елене Соловьевой ЦК предоставил шикарную трехкомнатную квартиру в центре Тбилиси — в «партийном» шестнадцатиэтажном доме. Но все хорошее когда-нибудь обязательно заканчивается: как раз тогда начиналась заваруха, именуемая межнациональными конфликтами. В начале 89-го ее освободили от занимаемой должности. Посредством друзей Соловьева пристроилась в кооператив «Мцыри», где «шатко-валко» продержалась до 1993-го — нужно было кормить детей.

А в ноябре того года к ней квартиру не зашли — вломились трое бородатых грузин, сторонников Гамсахурдиа, и сказали, мол, собирай монатки и проваливай отсюда, и чем скорее, тем лучше; иначе — знаешь, что будет. Она знала. Недавно такие бородачи наведались «в гости» к одному ее знакомому, тоже русскому, который жил неподалеку с семьей. Получив отказ, они, без всяких размышлений, пошли на ужас, кошмар, который тогда еще был чем-то из ряда вон, — сначала изнасиловали его на глазах у всей семьи, потом проделали то же самое с его женой и двумя малолетними детьми, и напоследок забили до смерти старушку-мать.
Начались скитания и мытарства. Пробовала искать приют у дальних родственников в Краснодарском крае (больше в России у них никого не было) — там ничего не вышло. Поехали в Воронеж — к вдове ее бывшего одноклассника, но — опять напрасно. Совершенно случайно на вокзале в Ростове Елена встретила своего сослуживца по МВД Грузии Владимира Паринова — он встречал из командировки сына. Когда они все вместе зашли перекусить в вокзальное кафе, она, плача, рассказала о своей беде. Паринов-сын, работавший главным инженером на каком-то заводе, посоветовал попытать счастья — приобрести жилье — в жилом городке заброшенной колонии, находившейся между Грушевкой и Родионовкой.

В «колонии» они прожили месяцев восемь, с голоду не умерли только потому, что нашлись добрые люди, дававшие хоть кусок хлеба. Работы там, конечно, не было.

На семейном совете решили перебраться в Новочеркасск. В городе удалось снять летнюю кухню. Елену Григорьевну приняли секретарем и уборщицей в первую среднюю школу. Через три месяца заболела и когда, вернувшись, пошла получать зарплату, завхоз бесцеремонно, со словами: «Надо было либо самой приходить, либо дочь прислать, если заболела, а я тебе что — нанималась вкалывать?!» положила к себе в карман деньги за те дни, которые Соловьева пропустила по болезни. Елена Григорьевна еще сохранила в себе остатки былой гордости — развернулась, ушла…

Через знакомых устроилась в концерн «Кавказ», который возглавлял Геннадий Недвигин. Шеф вскоре перевел ее в Атаманское правление — секретарем. Жили вместе с Ланой (Андрей женился, отделился от семьи) в общежитии концерна. Но спустя три года она уволилась «по личным обстоятельствам».

И вновь поиск работы и жилья. Вдобавок ко всему свалилось еще одно горе — серьезно заболела Лана. Елена Григорьевна работала где придется: и посудомойкой, и уборщицей по найму; сажала картофель на чужих огородах, стирала, — словом, выполняла всю черновую работу. За все это время, несмотря на многочисленные обещания, ей никто так и не помог приобрести ни российское гражданство, ни прописку. Была лишь временная регистрация в Грушевке, но… ненадолго. Однажды ей удалось подыскать постоянную, как ей поначалу думалось, работу — посудомойкой в кафе-баре у одного ассирийца. Однако тот, мало того, что относился к ней как к скотине, так и платил всего десять рублей за восемнадцатичасовую (с девяти утра и до трех ночи) работу. На четвертый день она уволилась.

Жили они с дочерью на дачах, которые предоставляли им добрые люди: заодно и присматривали за хозяйством. Но работы не было — без прописки никто не брал; денег, следовательно, тоже. В январе 2002-го, после недельной голодовки, она пошла к церкви — просить подаяние. За день насобирала рублей семь. В основном, никто не хотел ей подавать, а она не умела просить. Тогда же в дом неожиданно нагрянули некто (как она считает, — цыгане) в масках и вынесли все: буквально руками сгребали в мешки посуду, старые вещи, хлам.

Доведенная до отчаяния, она обращалась и в новочеркасский горком КПРФ, в секретариат, — все-таки не последним человеком в партии была когда-то, и к власть имущим, — бесполезно. Теперь она одна — дочь вновь лежит в больнице. И Елену Соловьеву снова просят «освободить помещение» — хозяева продали свою дачу.
Она хочет попасть на прием к мэру Новочеркасска Анатолию Волкову: считает, что глава администрации сможет помочь в ее беде.