ЮРИЙ ПОНОМАРЕВ: ПРИЕЗД В НОВОЧЕРКАССК

 Юрий Емельянович Пономарев – хорошо знали его в Новочеркасске. Выпускник НПИ, доктор технических наук. Известный ученый; технологии, разработанные и внедренные им в производство на разных предприятиях, направлены на снижение выбросов в окружающую среду — на решение экологических проблем.   Депутат Новочеркасской городской Думы 1-го созыва. Человек, которого интересовало всё и все. Страстный любитель живописи – не пропускал ни одной выставки новочеркасских художников… Умел дружить и имел прекрасных друзей…

К сожалению, о Юрии Емельяновиче нам приходится говорить  в прошедшем времени: несколько лет назад он умер. Его вдова Галина Георгиевна перебралась к детям в Америку. Но недавно она приезжала в Новочеркасск и передала нам материалы, написанные Ю.Е. Пономаревым.  Он пишет  о некоем молодом человеке, приехавшем поступать в НПИ. Но нам ясно: он рассказывает свою историю.

Мы думаем, что нашим читателям (многие из которых знали Ю.Е. Пономарева лично) будет интересно встретиться с ним еще раз, посмотреть его глазами на наш город, на НПИ – какими они были 40 лет назад.

Мы решили практически не вносить в воспоминания Юрия Емельяновича правку, ведь это, скорее, не литературный материал – это история. И пусть все сохранится так, как увидел четыре десятилетия назад вчерашний выпускник средней школы…

 

 

Он проснулся от того, что остановился поезд и солнце ослепительно просвечивало через закрытые веки. Он приподнялся на полке, посмотрел через стекло и увидел: Ростов-на-Дону. Радио по вагону подтвердило: «Станция Ростов-главный, стоянка 20 минут». Началась суматоха, все зашевелились. В открытые окна вагона вползла и остановилась, обволакивая людей, ростовская жара.

Юра не прошел по конкурсу в МГУ, на химфак. Сдал 5 экзаменов и набрал 23 балла. Не хватило двух месяцев трудового стажа, а то бы зачислили. Но с этими баллами наверняка можно пройти в фармацевтический институт в Пятигорске, да и дом рядом – в Черкесске. «А там…, подожди, да друзья-то мои теперь почти все в Новочеркасске, в политехническом. Со своими оценками я и в НПИ пройду на химфак».

«До конца стоянки осталось пять минут…», — вагонное радио прервало его фантазии, и, быстро упаковав свои пожитки, Юра выскочил из вагона. «Я схожу», — и пролетел мимо проводника.

Жара была невыносимая. Воды в автоматах нет, у квасных бочек и будок с газ-водой дикие очереди. Можно помереть от жажды, пока получишь свою порцию «парного» кваса или такой же газировки, из которой все пузыри вылетают сразу, срывая пену со стакана.

Еще дышится, когда автобус идет, а на остановках духота переходит во что-то мокрое, склеивающее не только одежду с телом, но и тела пассажиров, вынужденных соприкасаться друг с другом. И тогда весь автобус напоминает большой кусок пластилина из разноцветных приплюснутых комочков, закрепленных дерганиями и тряской первобытного «Икаруса» по отвратительной дороге между Ростовом и Новочеркасском.

Если к этому «комфорту» добавить выхлопные газы, проникающие от двигателя через задние ряды кресел, где условия, видимо, близки к газовой камере фашистских спецлимузинов, то не удивительно, что у детей и взрослых такая поездка вызывает непроизвольное извержение неусвоенной пищи, не исключены случаи и обмороков.

Вот автобус тронулся, и обжигающий воздух, влетающий через открытые люки в крыше, высушивает мокрые тела, стремящиеся отклеиться друг от друга хотя бы верхними частями туловищ.

Слава Богу, Новочеркасск – казачья столица и кузница инженерных кадров.

Вот и приехал казачий отпрыск кубанского войска (это по предкам), неудавшийся московский студент, житель солнечной Черкессии, перековываться из фотографов в инженеры по велению партии и правительства, чтобы обеспечить создание материально-технической базы коммунизма в 1980 году, то есть через 18 лет. Как сказала лысая голова Никиты Сергеевича Хрущёва: «Коммунизм – это электрификация всей страны плюс химизация». Вот и вбил Юра себе в голову: «Стать инженером-химиком по пластмассам», хотя представления об этом производстве никакого, разве что освоил на «отлично» школьную программу по химии, о чем свидетельствует и пятерка на вступительных экзаменах в Московский университет.

Ну, вот и автовокзал Новочеркасска. Как оказалось, большая часть пассажиров ехала без билетов, поэтому водитель медленно, процеживая выходящих из душной коробки, взимает причитающиеся 60 копеек.

Автовокзал разместился в части одноэтажного дома. Небольшая площадка перед автовокзалом была заполнена автобусами, у большинства из которых работали двигатели, выделяя смрадный запах.

Самое отвратительное – это общественный туалет. Он находился в глубине двора. По обе стороны дороги к туалету небольшие дома с несчетным числом проживающих в них людей. В маленьких палисадниках на протянутых веревках вывешены какие-то тряпки, напоминающие грязные простыни, а под ними, спрятанные за кустами высокой черной смородины, малины, за георгинами и прочей мелкой растительностью, напоминающей петрушку, укроп и даже перья лука, стояли под окнами домов кровати, в которых лежали какие-то существа, еще напоминающие людей. Было неясно – отдыхают ли они или это у них основная работа, потому что слышались звон стаканов, цоканье вилками или ложками, разносился запах портвейна и негромкое, но выразительное пение: «По Дону гуляет…».

Дорога упиралась в кирпичное строение, метрах в десяти от которого аппетитные запахи исчезали и ощущался лишь один – прокисшей мочи, бьющей аммиаком, как из банки с нашатырным спиртом. Здесь сразу трезвеешь, забываешь про жару, максимально внимателен: «Не дай Бог оступиться и соскользнуть с проложенной тропинки из кирпичей, выбитых из соседнего с туалетом забора детского парка». Бедные женщины и милые девушки, как-то вам в этой клоаке?!

Освободившись от бремени нужды и плена общественного места, проходя мимо палисадников, где поют, едят и играет музыка, несчастный путешественник заметил, что и воздух сносный, и жара, вроде бы, осталась там, даже стало прохладнее. Напротив автовокзала через аллею с огромными раскидистыми тополями высился на холме городской стадион, а справа от стадиона, за старинными домами, городской парк с двумя танцевальными площадками с удивительно романтичными названиями – Гроб и Клетка. Об этом стало известно в первый же день, когда дела были устроены.

А сейчас он был озадачен большим количеством гусеничных следов в мягком асфальте на площади перед памятником Ленину. Когда он задал свой вопрос прохожему парню, примерно его же возраста, то он посмотрел как-то с удивлением и вместо ответа спросил: «Ты что, приезжая абитура?» — и удалился.

Как добраться до института, Юра не представлял, поэтому, когда поинтересовался у вертевшегося у автобуса таксиста, тот предложил за пятерку подвезти, Юра только позже понял, как его прилично надул этот мужичок.

Через каких-то три-четыре минуты были на месте. Но договор дороже денег. А на пятерку можно было бы прожить не меньше трех дней.

Когда впервые видишь Главный корпус НПИ, то создается ощущение соприкосновения с чем-то всемирно значимым. Здесь присутствует вся классика архитектурного и строительного мастерства. От восхитительных ступеней главного входа по обе стороны от колонн, увенчанных капителями греческих храмов, и фронтона, вырастающего из балкона концертного зала, с геральдической лепниной и красными кубами «Слава КПСС!», разбросив крылья, примыкают такие же красавцы четырехэтажных корпусов, торжественно вписывающихся, как цветом, так и притягивающей силой по своему великолепию к единому сплоченному полету фантазии и творения, имеющему название – Главный корпус НПИ.

Поднявшись по мраморным лестницам, он вошел в огромное фойе, где слева была почта, а справа буфет. Прямо перед ним, на возвышении стояли белые скульптуры во весь рост бывших вождей Ленина и Сталина. За стеклянными дверями фойе просматривался коридор.

Идя по стрелке «Центральная приемная комиссия», Юра вошел в огромный зал, заполненный светом, воздухом восторга, свежести и изумления от того великолепия, которое представлял Крытый двор Главного корпуса. Он не смог какое-то время продвигаться вперед, пока не оглядел это чудо архитектуры.

Огромный зал в половину футбольного поля с полами из цветной мраморной крошки, пронизанной стрелами отполированных медных полосок.  Зал со всех сторон обрамлен белоснежными стенами до самого стеклянного потолка с ажурными витражами, закрепленными на чугунных балках, снизу эти балки представляются тонкими невесомыми нитями.

Стены трудно назвать стенами, потому что в них по всему периметру огромные проемы, огражденные перилами. С любого места второго или третьего этажа можно обозреть весь Крытый двор.

Крытый двор гудел. Завтра последний день приема документов, а с первого августа – начало вступительных экзаменов.

Сколько же здесь столов? Половина Крытого двора заставлена столами, за которыми сидели в основным абитуриенты, готовясь к экзаменам, крутились здесь же и «хвостисты»-студенты и те, кто подрабатывал за счет абитуры. Юра передал свои документы секретарю приемной комиссии.

«Так вы сдавали экзамены на химфак МГУ? А почему же забрали документы?».

«Не прошел по конкурсу».

«Идите на химфак и все расскажите в деканате Нине Михайловне Кравцовой, там же получите направление в общежитие».

Через Северный выход Главного корпуса Юра вышел во двор института, представляющий собой сад из плодовых деревьев и каких-то кустов.

Посередине двора – стадион с настоящим футбольным полем и хорошей гаревой дорожкой, за воротами устроены сектора для толкания ядра и метания молота и диска, ямы для прыжков. Рассказывали, что Валерий Брумель приезжал поступать в НПИ, прыгал здесь, взял высоту два метра десять сантиметров, но его не приняли без экзаменов, хотя очень старалась спортивная кафедра. Два года спустя Брумель стал чемпионом мира и установил новый мировой рекорд на Олимпийских играх.

Химфак это одно из самых старых зданий института. На фронтоне лепнина «Химические лаборатории». Здание в том же великолепном стиле, что и Главный корпус, но запах реактивов ощущается даже в вестибюле. Когда-то здесь, в первой химической аудитории, выступал Маяковский. Он даже стихи сочинил про голубой лампас, про студентов того времени.

Низенькая, худощавая, смуглая, черноволосая женщина лет тридцати – тридцати пяти в безобразно болтающемся на ней желто-коричневом шелковом платье и есть Нина Михайловна. В строгом молчании просмотрела документы и тоном, не допускающем возражения, будто определила в слуги, отчеканила:

— Будешь зачислен, если пройдешь по конкурсу. Зачисление после двадцать пятого августа. Оставляй документы и жди, а хочешь — сдавай экзамены, конкурс на «пластмассы» двенадцать человек на место. Больше вопросов нет?

— А общежитие?

— Валя, выпиши этому юноше направление в первое общежитие.

 

(Продолжение в следующем номере).

Юра решил сдавать экзамены. Это лучше, чем болтаться без дела и ждать зачисления. Экзамены для него становились привычным занятием, своего рода соревнованием, где он, пусть не всегда был победителем, но не проигрывал, занимая призовые места, то же самое, что в соревнованиях на беговой дорожке. Лишь бы не получить травму.

Общежитие оказалось в пятнадцати минутах ходьбы.

Минуя стадион с противоположной стороны от центрального входа в Главный корпус, Юра с восхищением всматривался в здания институтского комплекса, уже с меньшим волнением, но чувство радости и восторга сделанными для себя открытием не проходило.

Северный фасад Главного корпуса великолепен, он вполне мог бы стать и лицом здания. Огромные окна библиотеки, расположенной в центральной части со второго по четвертый этаж прерывались теми же крыльями, что и из центрального входа, только теперь казалось, что эти крылья развернуты в сторону стадиона. Наверное, с высоты Главный корпус напоминает птицу, летящую на юг.

По правое крыло птицы П-образная коробка горно-механического факультета, позади которого красавцы корпуса химфака и горного факультета. За стадионом, со стороны хвоста птицы – энергофак с раковиной под колоннами у входа по мраморным ступеням. Слева – дубовая роща с вкрапленными в нее стоянкой самолетов военной кафедры, столовой, фонтаном, памятником Серго Орджоникидзе, имя которого носит институт, и спортивными площадками.

По Сенному переулку продребезжал трамвайчик, у которого вместо пантографа упиралось в провод колесико, закрепленное на штанге. В Москве и Пятигорске, где до этого он видел трамваи, в основном трамваи чешские, а в Пятигорске аккуратненькие красавчики, на которых, видимо, еще Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым, ездили до Цветника.

Сенной переулок – это широкая, но короткая улица из двух кварталов с преобладанием одноэтажных особняков, еле различимых из-за акаций, абрикос и деревьев грецкого ореха. Переулок упирается в сооружения хранилищ, прерывающих аллею по улице Жданова, а потом, за хранилищем, становится улицей Крылова, названной так в честь мирового судьи дореволюционного Новочеркасска и замечательного живописца.

В глубине дворов расположилась П-образная пятиэтажная коробка нового студенческого общежития НПИ под номером один…

(Продолжение следует).