(маленькая повесть о большой жизни)

Тот самый длинный день в году столько выдал!
Восход брызнул в большие школьные окна, когда отзвучал прощальный вальс. Анечка Рамазанова на балу была, как никогда, прекрасна: большие, яркие, синие глаза, черные, кудрявые волосы, румянец во всю щеку. И платье сшила в тон глазам – голубое.
Под стать и друг Витя Плисс. Карие глаза, волосы русые (ох, сколько девчат тайно вздыхали). Весельчак. Первым из мальчишек научился танцевать все модные танцы. Но всегда приглашал только Анечку.
На бал Витя впервые надел выходной костюм.
Росли мои герои по соседству, на тихой, почти окраинной Колодезной улице (теперь она именуется Октябрьской). И окна их смотрели друг на друга и вечером, и днем. По вечерам пел Витя (не признаваясь) только для Анечки свою любимую: «Дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону», не зная, что скоро песня эта станет маршрутом их судеб.
Взяв в руки «Аттестат зрелости», Аня ощутила себя уже взрослой, в силе решать важные проблемы. Жизнь приняла у нее первый экзамен.
— Едем в Ростов!
Бегом, по еще спящему Новочеркасску, на вокзал. Она подает документы в приемную комиссию медицинского института. Витя сопровождает. Осенью он войдет в десятый класс. И тогда старт его мечты — летное училище.
…Словно гудящий, разворошенный улей, вагон. Пожилой седой казак на гармошке наигрывает модную «В далекий край товарищ улетает». Женщина, сидящая с Аней и Виктором рядом, толкует с соседкой о домашних новостях. С хрипом вещает черная тарелка радио на стенке. К голосу эфира не особенно и прислушивались. И вдруг: «Сегодня, в 4 часа утра…». Война!
Хлопнул по мехам гармошки седой. «Война! Не до музыки. Теперь запоем «Последний нонешний денечек…» Женщина, сидевшая рядом, крепко прижала к себе сына-мальчонку, словно уже и за ним явился посыльный из военкомата. Кто-то тихо плакал, не скрывая слез, видимо, вспомнил близкого человека, погибшего на Первой мировой.
Жизнь позвала Аню на новый экзамен. Самый трудный. По нему не ставят оценок в дневниках. Его сдают ценой своей жизни, и оценки ставит беспощадный экзаменатор – Совесть.
— Все, Витя, возвращаемся! В институт — после войны.

«Возраст ваш для фронта не вышел…»
К вечеру, отстояв длинную очередь в военкомате, услышали отказ.
В сквере, у памятника Ленину, — огромный плакат: «Родина зовет!». Из черной коробки репродуктора, что висит на соседнем дереве, горькие известия «От Советского Информбюро».
До ноябрьских морозов Аня трудилась на рытье противотанковых рвов в районе «Красного колоса». Работали от рассвета до позднего заката, до кровавых мозолей на нежных девичьих руках, до онемения поясницы, до полного изнеможения. 17 лет – силенок мало, а грунт надо выбрасывать из все углубляющейся траншеи выше своего роста.
Наконец, после очередного похода в военкомат, появилась ниточка надежды. «У вас нет никакой специальности? Ну, хотя бы машинистки». Она ухватилась за эту ниточку – четыре месяца краткосрочных курсов.

«Только в Сталинград!..»
Второго мая сорок второго года курсант Сталинградского училища связи Анна Васильевна Рамазанова приняла Присягу.
Под бомбежками с воздуха, от рассвета до заката, теплоход с отправляемыми в эвакуацию курсантами добирался до Астрахани. Поездом – в подмосковное Богородское.
Командира отделения Рамазанову, успешно работавшую на десяти видах аппаратов связи, командование планировало оставить на центральном Пушкинском аэродроме. И тогда на стол командования легли несколько рапортов: «Прошу направить на Сталинградский фронт».
– Мой город Новочеркасск — в оккупации. Мне надо пройти с боями лишь 600 километров. Ведь освобождение в Новочеркасск придет из Сталинграда.
— Да, Рамазанова, стратег ты отличный. На рапорт легла долгожданная подпись.

200 дней и ночей Сталинграда
Землянка в три наката. Стол – снарядный ящик. В углу – постоянный спутник «СТ-35», телетайп весом в 35 килограммов. Винтовка. Шинель – и перина, и одеяло; вещмешок под изголовьем – подушка. На ночь – тяжелые солдатские башмаки 42-го размера, обмотки.
Учитывая красу ее волос, взводный разрешил не стричься «под мальчика».
Новочеркасские подруги Аня Рамазанова и Лида Таранова живут по графику: сутки работаешь с техникой в землянке, сутки охраняешь землянку, твою боевую позицию.
Мерзлый хлеб, сброшенный чуйковцам по ночам на парашюте, рубили топором, делили строго: «Угадай, в какой руке твоя пайка?».
…После войны в Москве мне довелось встретиться с Маршалом Советского Союза Василием Чуйковым. И когда я рассказала бывшему командиру легендарной 62-й армии о его гвардейце Рамазановой, он добавил: «Да, были дни, когда и рядовой, и командарм имели паек: 40 граммов хлеба и 28 граммов крупы»…
Город был в руинах. Горело все, даже Волга. Бомбы разрушили гигантское нефтехранилище, и освобожденная, охваченная пламенем нефтяная река хлынула в волжскую воду.
За световой день Сталинград бомбили до двухсот тяжелых немецких бомбардировщиков.
Горела земля, плавился камень, горело-стонало небо, горела Волга, а защитники волжской твердыни, давшие клятву и себе, и Родине, и миру: «За Волгой для нас земли нет!», выстояли!

Вызов на КПП
Она бежала, ног не чуя. Кто мог искать ее?
— Анечка!..
Навстречу шагнул Виктор Плисс. В летной форме.
— Теперь мы рядом, наше летное училище в Астрахани.
Много преград одолел Виктор, добираясь из Астрахани в город-фронт Сталинград. В пути задержания, допросы: «Кто такой? Зачем едет в Сталинград?». Бесконечные изматывающие проверки документов. Да легче иголку найти в стоге сена.
— Анечка, теперь мы всегда будем рядом!
Робко поцеловал девичью обветренную щеку.
Она возвращалась в свою землянку счастливая, бережно держа руку на правой щеке, храня первый поцелуй…

13 февраля 1943 года
Глубокие снега. Колючая морозная поземка. С колокольни церкви в станице Кривянской, где несли боевое дежурство связисты Анна Рамазанова и Лида Таранова, виден родной предрассветный Новочеркасск. Догорают пожарища в центре города…
Сводки Советского Информбюро передали: «В составе 2-й гвардейской армии, освобождавшей город Новочеркасск, отличились и воины стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Чанчибадзе». Они входили в город со стороны станицы Кривянской.
Весь город встречал своих освободителей. 204 черных дня фашистской оккупации казались кошмарным сном. Над школой № 17 – красный флаг. Ликующий митинг на площади Ермака.
По Красному спуску к Колодезной улице медленно поднималась черная длинная штабная машина. Вышел генерал-лейтенант Чанчибадзе:
— Где родовые гнезда Рамазановых и Тарановых? Вот доставил ваших дочерей. Гвардейцы! Молодцы! Защищали Сталинград наравне с нами – мужчинами!
— Да родового гнезда у нас нет, товарищ генерал. Бомба разрушила наш домишко, сын Юра инвалидом стал.., — горько ответила совсем поседевшая мать Анны.
— Не плачь, мама, я же говорила тебе – вернусь! Вот и вернулась. Но не надолго. Нам еще идти до Берлина.
Подошел к Анне и Саша Никольский, друг Плисса. Глазами спросила: «Витя?». Помолчал Саша, опустил голову: «Ушел в разведку добровольцем…Не вернулся…».

В «непроливашке» фиолетовый лед
В боевую биографию механика-телеграфиста 72-го отдельного гвардейского батальона вошел и «малый Сталинград» — Миус-фронт. Командование вермахта провозгласило этот рубеж «восточной границей Германии, нерушимой 1000 лет». По накалу продолжительных и тяжелых боев гвардейцы именовали рубеж «малым Сталинградом». Сокрушили, открыв дорогу на Донбасс.
…В аудиторию зооветеринарного института идет, опираясь на палочку, студентка в защитной солдатской гимнастерке. Золотая полоска – знак тяжелого ранения на украинской земле. Из Днепропетровского госпиталя отец привез дочь на подводе.
Началась новая жизнь. И стержнем для инвалида в 19 лет, уволенной «по чистой», стала сталинградская клятва: «За Волгой для нас земли нет!».
…Промерзшая аудитория. Окно в белом снежном кружеве. Чернила в «непроливашке» превратились в фиолетовый ледок. Конспекты пишет в рукавицах. Пишет между строк-просветов на старых книгах, газетах или в толстой тетради, сшитой из оберточной бумаги.
Диплом ветеринарного врача защитила с отличием. Профессор Рягуз долго уговаривал остаться на кафедре. Но она поехала на село.

Как часовой на пограничной заставе
Главный ветврач огромных по территории районов – Мартыновского и Цимлянского. Шестнадцать лет без отпуска. Полюбили крестьяне «нашего Айболита»: красавица, ярко-синие лучистые глаза, румянец во всю щеку. Неутомимая. Сердце чуткое. В метель, в дождь, в гололед, среди ночи спешит на вызов.
Свои ноги, лошадка да попутные грузовики – единственный транспорт. Лечила, делала прививки, словно часовой на пограничной заставе, спасала людей от вспышек сибирской язвы, туберкулеза, бруцеллеза, чумы. Если врач лечит людей, то ветеринар спасает человечество! Академики и доктора наук говорили: «Забила Анна Васильевна тревогу – забывай о сне!».
25 лет заведовала мясомолочной пищевой контрольной станцией № 4 молодого, отдаленного от города поселка Донского. С шести утра до шести вечера, да прибавьте еще два – три часа на дорогу (живет в мкр. Октябрьском), выходило по 15 часов в день отдавать работе.
За все 25 лет – ни единого случая, чтобы на прилавки Донского рынка попадали недоброкачественные мясо, молоко, овощи, фрукты. Невидимых врагов, несущих опасность жизни, останавливала ветеринарный врач.

Звонок утром 2 февраля 2011 года
— Ирина! Сегодня у меня великий день! – голос Анны Васильевны звучит бодро, по-гвардейски. 2 февраля 1943 года в выстоявшем Сталинграде она в упор рассматривала бесконечную колонну плененных немцев. Шел, опустив голову, фельдмаршал Паулюс, следом – 24 генерала, за ними – обмороженные, укутавшиеся в тряпье, в огромных лаптях (поверх обуви) солдаты. Это запомнилось на всю ее жизнь. В тот февральский день она почувствовала – чуйковцы принесут освобождение и ее Новочеркасску.

…Объемистая папка
«История болезни А.В. Трубицыной (Рамазановой) все пухнет и пухнет. К «букету» добавился и диабет, напоминает о себе фронтовое ранение, и зрение почти «ушло в отставку». Попадает эта папка в руки врачей, те дивятся: «Да вам, Анна Васильевна, всю аптеку надо выписывать». Не знают врачи, что ее стержень-лекарство в аптеке не купишь — сталинградская клятва держит.
Гвардии рядовой не ушла в отставку – встречи с молодежью, «Уроки мужества». Каждый год 13 февраля она входит в родную 19-ю школу. И чувствует себя вновь той, выпускницей сорок первого года, видит себя в вальсе с Витей Плиссом. И звучат из далекого-далека сталинградского его слова: «Анечка, теперь мы всегда будем рядом…»

«Строки в «Книге Памяти»
Если женщина горячо молит, Господь услышит. Так случилось и у Анны Васильевны – дочь Аллочка родилась с карими глазами, русыми волосами. И в глубоких карих глазах Аллочки она видела Витин взгляд. И на своей правой щеке ощутила тот единственный робкий поцелуй.
Когда шла по улице Алла, прохожие оборачивались: красавица, со вкусом одетая, и добрая, готовая отдать тому, кто в беде, свой последний рубль, и свой обед, взятый на работу, разделить. Беспощадная судьба забрала у Анны мать, отца, брата, мужа, Аллочку. Но ведь, кроме мужества выжить, есть еще у гвардейца мужество жить!
В «Книге Памяти» она наизусть помнит страницу, колонку, строки: «Курсант летного училища Виктор Плисс не вернулся из разведки».
Перечитывает эти строчки. Перечитывает строки Бессмертия. И огонь жизни вспыхивает с новой силой. Гвардеец не сдается!