«Эти люди просто скоро вымрут, и все – больше таких не будет. Они не могут соврать, украсть, предать. Обычаи, привычки, манеры переходят из поколения в поколение, закладываются в гены, вырабатываются столетиями. Когда я случайно увидела старинные семейные фотографии, поняла, откуда в ней эти доброта и благородство. Она показывает ветхое свидетельство о рождении, но ничто так не удостоверяет личность, как эти портреты из семейного архива. Достаточно опубликовать, и все станет ясно. Порода, ну что тут скажешь…» – провожая меня к своей старшей подруге Виктории Константиновне Бойко, говорила Нина Михайловна Омельченко.
Виктория Константиновна в Совете ветеранов отвечает за вдов, старается сделать так, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Ей дали список из семи человек, а она «выявила» еще 230 вдов участников войны. База данных у нее в коричневой тетради. Составила себе список их дней рождения, поздравляет с праздниками, сама выращивает цветы и дарит своим подопечным. «Кроме своей семьи, хочется сделать и для людей…» Сражается с самым страшным врагом старости – одиночеством, когда любимых людей просто уже нет на этом свете. Сама Виктория Константиновна даже очень не одинока. Кроме семьи, которая состоит из 14 человек и собирается на все семейные и прочие праздники вместе, чаще всего в ее доме, есть подруги, соседи. «Я все время, как белка в колесе, — улыбается прекрасная женщина восьмидесяти двух лет, — и всегда планирую следующий день…»
– Сделаю сейчас, как моя бабушка, – сказала она, усадила меня за стол и налила тарелку супа. На столе появились четыре бутылочки с разноцветными наливками, приготовленными ею, ее подругами, – из абрикосов, винограда, черной смородины. Увидев, как мне все это понравилось, Виктория Константиновна говорит: «Так, мне надо еще в погреб слазить»…Мне удалось удержать ее, тем более что в прошлый раз на столе уже стояли четыре вида варенья, так что о богатстве погреба я получила представление.
– Моя бабушка говорила: если в доме есть женщина, в доме должен быть обед…
– Обед в нашей семье был всегда: дедушка всю жизнь работал, а бабушка — дома. У них было 12 сыновей и две дочери, я застала только двоих – маму и дядю. Умирали маленькими, а трое мальчишек, 12, 14 и 16 лет, когда в революцию начались беспорядки на улицах, пошли посмотреть и не вернулись. Убирала домработница, белье стирала прачка, но готовила только бабушка. Всегда ждали с работы дедушку, поэтому обедали в пять часов. Женщины всех поколений нашей семьи – ростовчанки. Прапрадед и прадед по маме оба закончили духовную семинарию, открыли в Ростове первое приходское духовное училище, вместе преподавали и дружили. Александр Иванов «вынянчил» себе жену –
дочку Александра Кириллова Елену, и женился на ней, когда ему было 36 лет, а ей 16. Это были мои прабабушка и прадедушка, и жили они в Ростове в доме с большим двором и садом. Их дочь Капитолина, моя бабушка, всего полгода не дожила до своего столетия. До самой смерти она читала газеты. А память какая! Знала, в каком государстве как зовут главу… Я очень любила свою бабушку, она всегда жила со мной. Хотела внучку назвать в ее честь, но у меня два внука и правнук. А дочь назвал Татьяной муж, он так хотел девочку, что, встретив меня из роддома, схватил ребенка и бегом побежал домой (мы жили рядом с роддомом), даже про меня забыл. Прибежал домой, положил дитя на кровать, развернул, убедился, и только тогда успокоился, что его не обманывают, – дочка.
– Капитолину Александровну жизнь не очень баловала, а в чем причина ее активного долголетия?
– Она очень добрая была, никогда не конфликтовала и зла ни на кого не держала. Умница редкая. Советовала мне: «Не переживай, скандалов –
никаких, пьяного – не тронь, а утром можешь делать все, что хочешь…» Муж резко ответит – я вышла, и все, а через несколько минут сам приходит просить прощения. А если б он сказал, да я бы ответила…Я лучше промолчу, пока человек сам не осознает свои ошибки. И дочка так же воспитана. Все можно решить спокойно. В детстве меня учили распутывать нитки, развязывать узлы. То ли усидчивость воспитывали, то ли терпение. Я и сейчас распутаю все до последней петельки.
– Расскажите о вашей бабушке.
– Их было три сестры. Старшая была капризная, всем женихам отказывала. А младшая, Капитолина, влюбилась в деда, он на 10 лет старше был. Родители не пускали ее к нему, они через младших братьев записки друг другу передавали. Когда Мария отказала очередному жениху, Капитолина сказала: «Она хочет старой девой остаться, а мы почему страдать должны?» И родители отдали ее за Ивана Бодрова. А старшая сестра недаром перебирала, она потом очень хорошо вышла замуж, за богатого казака Филимонова. У них был большой дом в Новочеркасске, виноградники в Арпачине.
– Кто же был избранник Капитолины?
– Дед башковитый был, имел редкую специальность механика, у него были ученики, которые платили ему за науку 50 рублей в месяц, в то время, как корова стоила три рубля. При советской власти они клепали большие газгольдеры по всей стране: Бодров и смету составлял, и мастеров находил, и бригады собирал. Это я уже застала. А бабушка рассказывала, что в начале века дед организовывал промышленные выставки в Москве, и у нее всегда были шляпки и мыло из Парижа, а на столе – кавказские вина. Дед всегда хорошо содержал свою семью.
– А ваши папа и мама, какими они были?
– Родители все время работали, а с нами бабушка была. Отец, Константин Антонович, работал в министерстве топливной промышленности, курировал угольные шахты. Постоянно в командировках. Мама, Анна Ивановна, умела все: она обшивала себя и меня, связать могла, что угодно, вышивала скатерти, салфетки. Хорошо рисовала. Играла на рояле и гитаре, писала стихи. Еще она умела заинтересовать меня рукоделием: покажет рисунок и говорит: «А теперь добивайся сама!» Когда мне купили шредеровский рояль, она играла мне пьесы, и я схватывала без нот. С утра и до вечера сидела за роялем. У меня руки большие, хорошо брать аккорды. И по нотам играла, у меня до сих пор ноты дореволюционные сохранились. Мой брат тоже по слуху играл. Мама была секретарем исполкома, а вечером после работы училась на врача. После занятий в анатомичке перестала есть мясо. В войну, когда немцы подходили к Ростову, она уже была председателем исполкома, и нам пришлось уехать. Мама вывезла нас в Краснодарский край, где ее никто не знал и не мог выдать. На границе с Краснодарским краем нас бомбили, машина перевернулась. Неделю жили в Азове прямо на улице. Потом добрались до хутора Кулебякино, и нас поселили в складе, где хранили клещевину. Стекол не было, только ставни. Печка, две кровати. Мама подняла матрас, а там – мыши… Дед начал подрабатывать, кому чего починить. Мама работала врачом на пять колхозов, ездила к больным на «бедарке», запряженной лошадью. Постепенно мы обзавелись хозяйством. Я шла к колодцу за водой, а за мной бежали собака, кошка, семенили индюки, куры…А потом случилась беда. Мама заразилась столбняком, больного вылечила, а на себя не осталось лекарства. С высокой температурой она еще лечила людей, пока не слегла. А брат воевал на фронте. Он был летчиком, его сбили над Барановичами, получил ожог лица. Потом эскадрилью переместили на Дальний Восток, в Южно-Сахалинск. Отец не знал, где мы, не виделись много лет. Узнав о смерти мамы, он стал жить с другой женщиной, которая поставила ультиматум: или дети, или она.
– Как же вы выжили?
– Когда мама умерла, и мы вернулись в Ростов, в нас никто не принял участия из тех, кто при маме преклонялся и подарки носил. Никто не вернул вещей, взятых из нашей 5-комнатной квартиры, и в саму квартиру тоже не пустили. Отец уже жил отдельно, а со мной и с бабушкой можно было не считаться. Бабушка сказала, что это война, все нормально, и чтобы я не обижалась. Мне только библиотеку жалко, которую дед собирал. Мы в детстве много читали. В 10 лет я уже прочла Майн Рида, Джека Лондона. Рядом с вокзалом был базар, и мы приезжали на «толчок» что-то продать, чтобы купить продукты. Там был слепой с собакой-поводырем, и бабушка попросила, чтобы он мне поворожил. Он сказал, что мы только что потеряли близкого человека, а скоро потеряем второго (вскоре умер дедушка). И что у меня будет один муж, и я буду счастлива с ним. А у меня тогда было два друга в той деревне, мы вместе учились играть на гитаре, балалайке, мандолине. Одного в армию забрали, стал ухаживать второй. Но мне было не до этого: я потеряла маму. И слепой сказал, что моя судьба будет издалека, и моего цвета волос, что мы уедем с ним далеко, но быстро вернемся. В общем, все так и получилось. Гавриил приехал из Херсонской области учиться в школе милиции, фронтовик. Не могу сказать, что сразу полюбила его, просто устала уже – без родителей, ни работы, ни квартиры, и пошла за него. Муж он был хороший, но вечно на службе – начальник отделения милиции. У него такая работа была, что я еще старалась ему помочь. Утюги сама починяла. А однажды дверь с петель слетела, так он удивился даже, что я прибить не смогла. Однажды бочку качу по двору, в которой соленья делала, соседский мужик говорит: «Давай помогу. И когда ты уже замуж выйдешь?» Но жили мы в уважении и терпении. У кого ни спросите, все будут о муже хорошее говорить. У него был такой подход к работе: если человек споткнулся, ему надо помочь подняться.
– А какую он прожил жизнь до встречи с вами?
– Муж мой ничего хорошего в детстве не видел. Отец умер от голода в 1933 году. Их было три брата и три сестры. Гавриил младший. Старший брат был секретарем райкома. Когда война началась, под немцем нельзя было оставаться. Брат сказал уезжать. Гавриил уехал на велосипеде, но наткнулся на немцев, которые заходили в деревню. Дали очередь из автомата по 16-летнему подростку. Он упал и потерял сознание, а вечером очнулся раненый и пополз обратно. В первую и вторую избу его не пустили, а в третьей жила его учительница, и она отвезла его на тачке к матери. Дома он лежал на печи, а когда немцы пришли, родные сказали, что у него тиф. И все равно немцы забрали его на металлургический завод в Запорожье. Однажды ночью была гроза, ливнем лил дождь, они с другом связали простыни, спустились с крыши и ушли. На базаре уговорили крестьянина вывезти их из города. Забились в сено, а немцы на выезде потыкали штыками, но не попали. Шли по ночам, днем отсыпались. Через месяц дошли. Мать его спрятала, а скоро пришли наши. И забрали его на фронт. Он воевал в Белоруссии, в Польше, на Западной Украине. Вернулся в деревню после госпиталя, а прокормиться нечем. Поехал в Симферополь и поступил в милицию рядовым. Выдали форму, платили зарплату. Два его брата не вернулись с войны, он не смог найти их следы, хотя неделю рылся в архивах. И две его сестры воевали – одна была медик, другая – стрелок.
– А как вы попали в наш город?
– Из Ростова мы приехали в Новочеркасск, к той самой бабушкиной старшей сестре, которая в молодости женихами перебирала. Улица Колодезная, четвертый дом от церкви. Это был их собственный дом, в революцию сами отдали, а им за это низы оставили, и они долго не платили квартплату. Потом, когда бабушкина сестра умерла, ушли на квартиру. Я работала на углу Свердлова и Московской, занималась рукоделием, вышивала платья, блузки. Тогда модно было вышивать по ткани. Потом меня забрали пионервожатой в детдом № 4. Однажды с подругой пошли в театр. Какие-то парни над нами подшучивали, а курсанты школы милиции оборонили нас, и мой будущий муж был среди них. Второй раз мы встретились на выборах. Как всегда, я кругом участвую. А Гавриил дежурил, потом меня проводил. Мороз, холод, а он в шинельке. И стал за мной ухаживать. Говорит: «Приду в семь». А я в шесть ухожу, смотрю – а он уже на воротах стоит. И от подружек отбил, и от друзей. Я скажу – судьба это была. Как и предсказали мне: «Счастливо будешь жить и в глубокой старости умрешь в одиночестве».
Ему дали назначение в Барнаул, а я беременная. Туда ехать 7 суток надо было, и врач не советовал мне рисковать. Хотя с семимесячной беременностью я еще в волейбол играла. Он уехал один. Ждал мальчика, и в срок прислал мне телеграмму: «Поздравляю с сыном!» А я еще не родила. Когда сыну исполнилось 7 месяцев, муж приехал в отпуск и увез нас в Барнаул. А пока он отсутствовал, товарищ по работе перехватил комнату, где мы должны были жить, и поселился в ней. Тогда нам выделили в отделении милиции две комнаты над кабинетом дежурного. Мат-перемат, крики, табачный дым. Холодно. Туалет — в километре, вода там же. Вечером поставлю на электроплитку кипятить пеленки, к утру закипают. К тому же был неурожай, и нужно было за пять суток занимать очередь, чтоб купить хлеба. Я приехала, думаю, сейчас борщ сварю. А на базаре ничего нет. Молоко – замерзшая лепешка. Картофель очень дорогой. Мелкая рыбешка. Правда, можно было дешево купить целого барана. На работе мужу выделили полмешка вермишели и мешок картошки. А люди исключительно хорошие. Меня положили в больницу, и муж принес сухофрукты, которые прислала бабушка. Женщина, которая со мной в палате лежала, попросила попробовать. Я не ела ничего, души во мне не было – ребенок один остался дома, а ему год и три месяца. И я ей все отдала. А она услышала, что мне нужен пенициллин, и ночью сообщила мужу в тайгу, он был ветеринарный врач и к утру привез пенициллин. Так я ее подняла, а она – меня.
Пришла домой и принесла две котлеты – себе и сыну, малыш был такой голодный, что съел и свою, и мою. За стеной у нас была оружейная комната. Однажды кто-то выстрелил случайно, и пуля влетела в нашу комнату. И я решила уехать. Муж не хотел отпускать, но я настояла. Он и сам видел, что толку нету, проводил нас, отвез на поезд. Начальник мужа узнал, что я уезжаю, послал за нами, хотел вернуть, но не успел. В Новочеркасске нас встретила бабушка, и стали мы жить втроем. Опять продавали вещи, чтоб прожить. А в нашем доме жила секретарь горкома комсомола, и она забрала меня вожатой в пионерский лагерь в Агролес. Муж тосковал без нас, просил в письме: «Пиши, чтоб меня перевели». Я написала, в горкоме помогли, послали в министерство ходатайство, и через полгода его перевели в Ростов. И оставили там на четыре года. А нам дали комнату в 36 квадратных метров с печкой на Алюминиевой площадке. И мы жили там, и бабушка с нами. Потом мужа перевели в Новочеркасск начальником 4-го отделения милиции. Он был человек очень положительный, сейчас таких нет. У него столько благодарностей! А я работала и машинисткой, и в «паспортном столе», и кассиром в столовой, и инкассатором…
– У вас очень хороший дом.
– Этот дом построили мы с мужем. Начали в 1955 году, когда в поселке Молотова (Октябрьском) на улице Горной дали нам 8 соток земли. Строили двенадцать лет. Хозяйство у нас было всегда. Огороды сажали в степи, масло свое били, а когда муж на пенсию ушел, кроликов завели. Он же из деревни был.