28 и 30 ноября премьера — «Бабий бунт». Как? Ведь этот спектакль знаком уже нескольким поколениям зрителей! Более того, он много лет считался «визитной карточкой» Ростовской оперетты. Но жизнь любого спектакля не бесконечна. И этот тоже устарел, обветшал. Пьеса, однако, хороша, любима зрителями. Поэтому решено было дать ей вторую жизнь.
Ставить новый спектакль приглашен заслуженный деятель искусств РФ Леонид Иванович Шатохин. Его долгая творческая биография связана с одним из старейших в стране театров (основан в 1825 году) — Донским театром драмы и комедии им. В.Ф. Комиссаржевской (Казачьим драматическим театром). Восемнадцать лет играл на сцене. С 1990 года — художественный руководитель и директор. Продолжая традиции русской сценической школы, под руководством Шатохина театр вошел в число лучших театральных коллективов России. В 1992 году при театре открыли филиал Ярославского театрального института (актерское отделение). Его выпускники, ученики Л.И. Шатохина (по совместительству — профессора Ярославского государственного театрального института), составляют основу труппы Казачьего театра.
А когда-то Леонид Шатохин учился в Ростове на актера. И видел первый спектакль «Бабий бунт», когда тот начинал свою долгую жизнь на сцене Ростовской музкомедии.
— Для меня этот спектакль — воспоминания моего артистического «детства». Студентом Ростовского театрального училища я его смотрел много раз. И он навеки запомнился, потому что очень мне нравился. С тем спектаклем расстаться невозможно. Что самое главное — в нем присутствовал громадный интерес актеров к тому, что они делают, любовь к ролям. Было видно, что на каждом спектакле им хочется еще чего-то добавить, настолько они купались в нем. Когда эта оперетта родилась в стенах Ростовской музкомедии, это был очень большой художественный факт для всей жизни музыкального театра России. Спектакль органически сливался с актерами, сценой, пусть небольшой и не такой шикарной.
Но его время ушло. Какие-то вещи зависят не от таланта актера, не от пьесы, а от восприятия зрителя. Та часть театра, которая называется зрительный зал, теперь воспринимает несколько иные ритмы, образы, иную систему человеческих отношений. Эти вот коррективы и пытаемся внести.
В Новочеркасском театре я ставил и оперетты, и мюзиклы. И эта пьеса в моей постановке идет много лет, с такой же музыкой.
Там играют драматические актеры, сокращены вокальные партии. У нас актеры являются и хором. А здесь у каждого свой вокал, балет на высоком уровне. Так что постановки совершенно разные.
Оперетту в музыкальном театре ставлю в первый раз. Я ставлю, но и учусь, познаю, что такое оперетта. Делаю много открытий для себя. С чем-то согласен, с чем-то не согласен. Одно дело смотреть оперетту, а другое — ставить.
С художником-постановщиком Степаном Зограбяном вместе работаем не впервые и понимаем друг друга полностью.
Наталья Земалиндинова, художник по костюмам, приезжала в Новочеркасск, я ее водил в музей. И потом удивился, насколько точно она сделала костюмы в соответствии с нашим замыслом. Они условные, писаные, импрессионисты выглядывают из-за каждого угла. Хотелось бы и в игре актеров добиться такого эффекта.
В работе с актерами сложность в том, что новое они встречают с настороженностью. Был спектакль. Вот этот номер был таким, эта сцена шла так — а я вдруг предлагаю другое, непривычное. Оно сразу не воспринимается. В театре заставлять невозможно, бесперспективно. Нужно, чтобы люди загорелись твоей идеей.
Когда меня актеры спрашивают: «Про что будем ставить?» — что бы мы ни ставили, я говорю: про любовь. Она в основе жизни лежит. А вот в любви случаются разные ситуации. Одна сторона уверена, что ее обязаны любить, так положено, — и перегибает палку семейном дуэте. Вторая сторона не согласна. А в силу изменившихся социальных условий она имеет право на бунт. И у кого-то на сороковом году совместной жизни, у кого-то на пятидесятом, у кого-то на пятом в мозгу рождается истина, что любовь — это вещь, которую должны делать два человека, а не один. Наша история зрителю, может быть, и подскажет, что любить надо, отдавая себя.
Обычаи казаков накладывают свой отпечаток, воспроизводятся — как отрицательные, так и те, которые люди должны нести сквозь века и сохранять в семье и в наше время.
Но спектакль решается не как бытовой. В пьесе тоже условностей много. Да ведь сама оперетта — жанр условный.
В новой постановке нет никакого соревнования с прошлым спектаклем. Здесь попытка представления человека 21-го века переложить на эту, уже классическую, можно сказать, пьесу.