Не так давно мы открыли в «ЧЛ» новую рубрику — «Семейная реликвия». Ведь каждая семья хранит память о своих предках: переходят из уст в уста рассказы, лежат на полках, в сундуках, старых чемоданах принадлежавшие дедам вещи…
У Юрия Борисовича Петрова — огромный семейный архив. Он знает и гордится прошлым своих предков, бережно хранит старые фотографии. Когда он принес в редакцию свою первую статью, мы вдохновили его писать воспоминания. И Юрий Борисович взялся за перо. Так родились рассказы об оккупации и освобождении Новочеркасска, о послевоенных годах, о героических сражениях, участниками которых были родственники Петрова — обычные русские люди, казаки.
В романе Константина Симонова «Живые и мертвые» есть строки: «На Ивановых русская земля держится». Держится она и на Петровых. И на Сидоровых, и на многих других, кому эта земля дорога и кто не мыслит себя без счастья своей Родины.

***
ГОДЫ ШКОЛЬНЫЕ, ПОСЛЕВОЕННЫЕ
Как это было

(Продолжение. Начало в «ЧЛ» № 10 от 28.02.2008 г.).

Сейчас идет много споров, какой должна быть школа — десять или одиннадцать классов, какие экзамены, какие предметы и объемы преподавания и т.д. Но мне кажется, все эти перемены приведут только к развалу школы, оболваниванию детей и, в конечном счете, подрыву государственности.
Советская школа взяла самое лучшее из дореволюционной образовательной системы: гимназий, реальных училищ, подготовительных и частных школ. Я не беру высшую школу, которая готовила специалистов широкого профиля, умеющих обращаться с литературой и всю жизнь самосовершенствоваться — обогащаться практикой через систему повышения подготовки кадров, черпать новое, обмениваться опытом и т.д.
Чтобы поступить в гимназию или реальное училище, надо было сдать экзамены. А сдать экзамены можно было, добросовестно закончив церковно-приходскую школу или частную в объеме 4-х лет. 4 года начальной школы и 7 лет гимназии — это уже было образование, дающее право поступить в высшее учебное заведение. Из гимназий, реальных училищ вышла масса будущих ученых, конструкторов, прославивших Россию.
А какие были преподаватели — высокообразованные, люди чести, большого гражданского мужества!
Труд учителя пользовался уважением, ценился. Мой дед Петров Петр Константинович преподавал математику, физику и другие науки, получал жалованье 85 рублей золотом. На эти деньги он содержал семью из одиннадцати человек; держал выезд из 2-х лошадей, двух охотничьих собак (был большой любитель), мог позволить себе нанять один раз в неделю приходящую домработницу (за три рубля), которая помогала бабушке в уборке, стирке и т.д.
Хочется сказать особо о так называемых «народных» учителях. Те были в большом почете на селе: священник, учитель и староста. Они жили на всем готовом и получали две зарплаты — от государства (за царскую службу) и от земства. Конечно, пришла революция — произошел отбор. Кто спрятался, кто переменил профессию, кого расстреляли и т.д. Так, дед был расстрелян в Харьковской тюрьме за то, что был депутатом «самостийной» Донской республики.
Но мне трудно представить, что мои уже послевоенные учителя — Матрена Васильевна, Зоя Михайловна, Екатерина Михайловна, Тамара Павловна, ее отец Павел Юлианович, Вершинина Елена Михайловна, Юрий Иванович Казаков и многие другие когда-нибудь в трудные годы опозорили профессию учителя, опустились до мздоимства и под предлогом низкой зарплаты — никогда! Наоборот, они как могли помогали остронуждающимся, особенно при честном распределении так называемой американской помощи. Да и наши родители вели себя крайне порядочно, отказываясь от помощи в пользу другой, более нуждающейся семьи.
… И вот закончен 7-й класс. Жить стало тяжелее, давила ответственность: что делать дальше? Идти в техникум, училище, продолжать учиться дальше или идти работать?
У нас эти вопросы решались просто: денег на обучение в школе дальше нет. Бабушка Клеопатра как-то сразу сдала, ее «бизнес» с куклами, цветами, почтой практически разрушился. Она перешла на торговлю семечками. Ее часто обижали мальчишки — задремлет она под большим дореволюционным зонтом, а те украдут кошелку с семечками. Она часто просила меня посидеть с ней на улице. Я, конечно, соглашался.
Я понимал, что она боится остаться одна, ей уже было далеко за 80 лет. От государства она не получала ничего. Уже после 1947-го года она выхлопотала через военкомат какую-то пенсию за сыновей, дочь и внука Петра, сгоревшего в танке под Москвой.
А тут еще наши правители стали наводить порядок — гоняли бабок и детей, чем-нибудь торговавших: папиросами, семечками, спичками, хлебом, мамалыгой и т.д.
Помню, сидим мы с бабушкой на углу Атаманской и Комитетской. Идет милиционер в белой рубашке, начищенных сапогах. Подходит к нам и как даст сапогом по кошелке, так семечки и рассыпались. Стал забирать бабушку куда-то. Моя бабушка расстилает плюшевую кофту и «падает» в обморок. Он бьет ее сапогом. Немцы бы никогда себе этого не позволили, особенно на людях!
Я вскочил, вцепился в сапог, а сам норовлю укусить милиционера за ляжку. Он меня мотает на ноге, пытаясь сбросить. А тут идут трое раненых — все ранены в руку. Два сухопутных и один морячок. В общем, досталось от них милиционеру. Они били его до потери сознания. Мне стало жалко его. Я стал просить солдат не бить его больше. Раненые подняли бабушку, посадили на скамейку, пытались собрать рассыпанные семечки, ушли. Я еще часа два лазил на четвереньках, собирал по одной. Наш милиционер очухался, поднялся и ушел.

(Окончание следует).

***
КЕРЧЕНСКИЙ ДЕСАНТ
История страны
– история семьи…

Катастрофа в Керчи в недавнем прошлом, появление публикаций в «черной» прессе, принижающих подвиги черноморцев, особенно города-героя Севастополя, полностью отрицающих действия правительства по оказанию помощи осажденным героям — это все одна ниточка лжи, обеляющая послевоенную «сдачу» Крыма Хрущевым без «боя». Были ошибки, были трагедии, но в героизме нашим людям не откажешь, а Ставку Верховного командования в бездеятельности не обвинишь. Самым трагическим моментом в сражении за Крым является Керченский десант, в котором практически погиб весь личный состав Азово-Черноморского флота. Этот эпизод войны требует изучения, кропотливого анализа, переоценки фактов.
Разве можно винить героиню фильма «А зори здесь тихие», не выполнившую приказ и утонувшей в болоте из-за того, что спешила его выполнить? Керченский десант не был хорошо подготовлен из-за недостатка средств, техники и времени. Но на успех вполне можно было рассчитывать, учитывая порыв бойцов прийти на помощь своим товарищам. Об этом говорят факты боев на захваченном плацдарме.
Бойцы были в основном добровольцами, прошедшими действительную службу, краткосрочную переподготовку. Большой процент для того времени составляли закончившие четыре класса и больше, были «рабфаковцы», были воины со средним и высшим образованием. Кто-то знал от родных и близких о подвигах в гражданскую войну, кто-то сам участвовал в событиях на Хасане и Халхин-Голе, в финской войне. Но главным у всех было желание придти на помощь своим товарищам.
Специальных десантных средств не было. Использовали наспех переоборудованные пароходы типа «Ейск», а в основном — легкие суда от катера до весельной лодки-плоскодонки. Индивидуальные средства защиты отсутствовали. Должной арт- и авиаподдержки не велось. Не было достоверной фронтовой разведки и метеорологического прогноза. Берег, куда предстояло высадить десант, имел свои особенности, усложняющие высадку и ведение боевых действий: крутой у побережья, далее плоскогорье, переходящее в галерею на возвышенности. Эта галерея была укреплена и приспособлена для обороны, вплоть до строительства дотов, дзотов.
Численность десанта составляла около 5000 человек (цифры неточные, со слов уцелевших на 1973 год участников десанта).
Азовское и Каспийское моря среди моряков и их окружения считались «лягушатниками»: средняя глубина Азовского моря 16 м. Но только те, кто «ходил» по этим морям, знают их коварство во время внезапно налетевшего шторма.
Вот в условиях надвигающегося шторма и был отдан приказ на десантирование.
Первая половина десанта прошла относительно благополучно. Но потом налетевший порыв шторма почти полностью потопил маленькие суда, а такие, как «Ейск», были выброшены на каменистое мелководье.
До берега пришлось добираться вплавь. Уцелевшие, около 500 человек, с легким вооружением, были встречены шквальным огнем немецких огневых точек. Десант вынужден был залечь и укрепиться в прибрежной «мертвой зоне» и за естественными укрытиями.
Среди моряков была девушка-медсестра. Кстати, она уцелела и несколько лет назад выступала по радио с воспоминаниями. К сожалению, я не запомнил ее имя, отчество и фамилию. Но по рассказам уцелевших, немцы называли ее «Катюша».
Вскоре десантников стал одолевать голод. Страдания еще больше прибавляла жажда. Как в насмешку, колодец с питьевой водой находился почти на равном расстоянии между дотами и берегом. Попытки сходить (слазить) за водой, обычно в темное время, заканчивались со счетом 1 к 10-ти, т.е. из десяти ушедших возвращался один живой с несколькими фляжками воды. А на пути к колодцу оставались лежать раненые и убитые. И вот «Катюша» на себе вытаскивала раненых. Немцы почему-то не стреляли. Видимо, не хотели тратить патроны, готовили более мучительную смерть — от жажды.
И тогда «Катюша» пошла одна за водой. Немцы кричали: «Катюша! Иди! Мы посмотрим! Wier schen! Wier nicht schissen!» Мы не будем стрелять!» И девушка с замиранием сердца, с песней «Выходила на берег Катюша!..» шла к колодцу, набирала воды и приносила бойцам: в первую очередь — раненым. И так она ходила до изнеможения.
Конечно, долго это продолжаться не могло. Раненые умирали, живые истощались и телом и душой. Было принято решение перед рассветом попытаться прорваться в тыл немцев или погибнуть. Помощи ждать было неоткуда.
И вот рано утром, молча, наши двинулись на укрепления немцев. Бой был коротким. Прорваться удалось немногим, в т.ч. и «Катюше»…
В этом бою погиб мой дядя Аристарх Константинович Фетисов, донской казак, лейтенант, инженер-гидротехник, закончивший перед войной НИМИ. Его жена, Нина Петровна, прошла всю войну медсестрой, служила в эвакогоспитале. Награждена двумя орденами «Отечественной войны», медалями. Уже после войны сын дяди, мой двоюродный брат — Вячеслав Аристархович вместе со своими детьми посетил места боев (см. уцелевшие любительские фото). На камне они высекли фамилию, имя, отчество отца и посадили на этом плацдарме 500 саженцев ореховых деревьев — по числу высадившихся на берег десантников. Несколько лет на велосипедах они посещали эти места, было несколько встреч с участниками десанта, один из них даже помнил отца: имя Аристарх редкое, запоминающееся.
Судьбы оставшихся в живых единиц разные, но особенно интересна судьба «Катюши». Если она еще жива или живы ее дети, как хотелось бы, чтобы остались воспоминания о ней. Эта женщина достойна увековечивания ее памяти.
Мой двоюродный брат скончался год назад, и я выполняю его завещание: напомнить внукам и правнукам о героическом подвиге их деда-прадеда.

P.S. Хочется, чтобы в истории героики Дона эта страница, страница Керченского десанта, была правдивой и заняла должное место.