В тридцать с небольшим Женька стал преуспевающим фермером. Но перед этим он окончил сельскохозяйственный институт, а еще раньше — школу, где несколько лет был влюблен в одноклассницу. Ей следовало бы догадаться об этом еще во втором классе, когда Женька впервые пребольно дернул ее на уроке за косичку, а на перемене схватил за руки, и так как она стала вырываться, начал их выкручивать. Аня заплакала. Верная подружка сообщила об этом учительнице, и в наказание Женьку на десять минут поставили у парты…
Открылся он ей в своем чувстве лишь в конце 8-го класса, и у них была школьная романтическая весна: апрельское половодье с кострами на берегу реки, первомайский поход с ночевкой на велосипедах и сумасшедшие лягушачьи «концерты», которые они уходили вдвоем слушать к старому, заросшему пруду, где так и не состоялся ни один их поцелуй…
А в сентябре в класс пришел новый мальчишка из другой школы, и в Анином сердце места для Женьки не осталось. Он же по своей природной гордости не сделал ни единой попытки «отбить» девчонку у соперника, и даже ни одного украдкой брошенного взгляда, способного выдать его смятение, не поймала Аня на себе за все два последних школьных года.
После школы их дороги окончательно разошлись: Аня уехала с мужем офицером на Дальний Восток, а Женька после трагедии в семье в родной городок не вернулся. Случилось это в мае. Женька готовился к защите диплома и домой из города наведывался редко. Жених младшей сестры вызвался отвезти будущую тещу на базар, а заодно проведать ее сына. Ехали на мотоцикле с коляской. На крутом повороте коляску занесло. Навстречу шел тяжелый самосвал… Мотоциклиста, кроме лечения сломанной руки, ждало объяснение по поводу присутствия в крови алкоголя. Мать уже не могла ни обвинить, ни защитить дочкиного жениха: ее схоронили через день. А свадьбу в конце лета все-таки сыграли. Семья погибшей к виновнику ее смерти претензий не предъявила. Женьки на бракосочетании не было, он прислал короткую поздравительную телеграмму. Отец через год женился, и Женькины наезды в отчий дом из соседнего района стали почти такими же редкими, как Анины с Дальневосточья.
Они встретились случайно через семнадцать лет на платформе железнодорожного вокзала, где оба ждали электричку. Каждый — свою. Аня увидела пожилого, как ей показалось, но очень знакомого мужчину. Окончательно узнала его лишь несколько секунд спустя и поразилась нахлынувшему чувству смущения, которое охватывало обоих всякий раз при случайном соприкосновении рук или коленей, когда сидели в школьной юности на берегу пруда. Внезапно вспомнилось, как он вез ее из похода на рамке своего велосипеда, и его жаркое дыхание за спиной, и горячие иглы, пронзившие тело, когда он прижался на мгновение лицом к ее развевающимся на ветру волосам…
Женька смутился не меньше, но взгляда не отвел, а смотрел на Аню радостно и жадно, как бы восполняя то, чего лишен был долгие годы.
— У нас на озере такие же звонкоголосые лягушки, как и на том пруду, куда мы любили ходить.
— А я написала тогда об этом стихотворение. Недавно прочитала дочке, ей 15 лет. Она спросила, кто он, о ком эти стихи. А ведь в них ни слова о тебе. Только березки, лягушки…
— У меня тоже дочь. И сын. Двойняшки. Второклассники. Мы живем очень дружно. Жена экономист, помогает мне фермерствовать. Дом построил своими руками. Сад развел. Озеро рядом…
Объявили Анину электричку. И почти сразу Женькину. Зеленые вагоны одновременно подкатили к платформе с разных сторон, и пассажиры сбились у дверей в равномерные группки. Аня шагнула к ступеням, но Женька удержал ее за руку:
— Давай попрощаемся.
Он осторожно коснулся губами ее щеки и погладил по волосам.
— Я запрещаю сыну дергать девчонок за косы. Это опасное увлечение, оно легко может разбить жизнь.
— А вообще у меня все хорошо, — сказали Женькины губы, но глаза умоляли не верить словам.
— Я вижу, — ответила Аня, и захлопнувшиеся двери отгородили от нее и Женькино лицо, и старый пруд, и школьную юность.
Электричка тронулась. Остался позади вокзал, промелькнули последние городские строения, но Аня не спешила уходить из тамбура.

Рис. И. Бодровой