В середине 90-х народный артист России, режиссер Леонид Пчёлкин предложил мне вести семинар на своём курсе в Институте современного искусства. С Леней мы когда-то вместе работали в Главной редакции литдрамы на ЦТ, он – режиссером, я – зав. отделом литературы. Потом он ушел в «Экран», а я на Учебное tv. Короче, я согласился, и очень скоро убедился, что учитель из меня, как из дерьма пуля. Обладая характером максималиста, не смог примириться с тем, что юноши, с которыми меня свела судьба, не настроены воспринимать мои принципы: всё или ничего. Они и не собирались читать литературу, которую предлагал им, они готовы были только слушать, но самостоятельно ничего не желали читать, хотя и платили по 600$ за семестр. Они хотели знать короткую дорогу к профессии, оставаясь пустым сосудом. Никто из них никогда не имел отношения к искусству, работая официантами, продавцами, поварами. Заработав деньги нелегким трудом и оплатив учебу, они почему-то посчитали, что институт обязан вернуть им затраченные деньги, забывая, что выбранная профессия жестко требует от каждого не только знаний, но и опыта, который нарабатывается долгими годами, и не всегда сытыми. Так продолжалось два года, а потом я отказался, хотя Леонид Аристархович Пчёлкин просил не бросать их.
Сейчас-то я понимаю, что это общий взгляд на преподавание, когда, давая материал, преподаватель и не ставит перед собой задачи увидеть конечный результат. Хотите, мол, чему-то научиться, так учитесь, а не хотите, так это ваша проблема. Вот этого я так и не понял. И, к счастью, никогда уже больше не испытывал судьбу, хотя мне и предлагали.
Признаюсь, до сих пор не понимаю, как государство могло бросить на произвол судьбы всё то, что воспитывает душу тех, кого государство считает своими гражданами. Когда-то существовала четкая иерархия ценностей. Была группа писатели, обслуживающих власть, но были и писатели, которые стремились удовлетворить духовные потребности своих граждан. И всем было понятно, кто есть кто. Ориентирами всегда оставались большие писатели, великие актеры, критики, мыслители, художники, музыканты, композиторы. Не скажу, что сейчас всё иначе, но признаюсь, не могу прочесть больше двух абзацев новой прозы, пролистывая книги новых русских прозаиков в книжных магазинах. Но тут дело во мне самом. Не моё всё это. Чужим языком всё это написано. А культура языка – это то, на чем и держалась до последнего времени русская литература, воспитавшая не одно поколение читателей. И путеводными маяками всегда служили и служат до сих пор литературные журналы, ничтожные тиражи которых не доказывают, что всем сегодня некогда заниматься «этой ерундой». Просто материальные трудности и отсутствие целенаправленной политики со стороны государства тому причиной.
Кстати, незадолго до смерти Пушкина тираж пушкинского «Современника» составлял пятьсот экземпляров, но хуже-то он от этого не стал. Даже массовый журнал «Библиотека для чтения» имел тираж в шесть тысяч.
На днях прочел интервью с писателем Вячеславом Пьецухом, где он говорит, что большевистская деспотия – самая счастливая пора в истории русского народа. А коммунистом его никак не назовешь. Вот он и отмечает, что в ту пору можно было работать спустя рукава и получать деньги, которые позволяли выпить и закусить и кое-как одеться. И ни о чем не надо было думать. Абсолютная уверенность в завтрашнем дне. Выгнали за пьянку и прогулы с «Красного молота», тут же устроишься на фабрику «Красный пролетарий», а замедлишь с устройством, участковый тебя побеспокоит. А сегодня, я этому свидетель, толпы молодых людей тусуются у метро или пьют пиво на ВВЦ. Загляните в центр Москвы – майские праздники! Не протолкаться. Выходит, не учатся и не работают? Раньше каждый знал, куда пойти, если тебя обидели в ЖЭКе, если кран потёк или свет отключили, сегодня подумаешь прежде, а есть ли у тебя на всё это деньги. Даже обучающие книги, которые предлагает рынок, учат, как надо писать прозу, чтобы на этом разбогатеть. Разбогатеть – главное, что интересует всех. Литинститут пять лет образовывает, а тут за трое суток обещают научить, как разбогатеть. О писательских гонорарах и говорить нечего. Ничего этого нет, а рынок диктует законы, которые не отнесешь к абсолютной уверенности в завтрашнем дне.
Должен напомнить, литинститут существует не для того, чтобы учить писать, а чтобы давать талантливым людям широкое гуманитарное образование. Современный сочинитель немыслим без определенного литературного багажа. История литературы знает примеры, когда большие литературные таланты страдали оттого, что оказались культурно незащищенными. Потому и разделяю точку зрения Вячеслава Пьецуха, который считает, что рыночные уроки непродуктивны, и уж тем более, едва ли научат сочинять того, кто к этому не способен от рождения. Писательский дар редчайшее заболевание, которым сладко страдает ничтожный круг лиц во всем мире, этому можно удивляться и восхищаться, но подражать нельзя.
Научиться можно сочинительству остросюжетного чтива, не имеющего к литературе никакого отношения, но и тут следует отделить зерна от плевел. К примеру, «Убийства по алфавиту» Агаты Кристи — не просто детективное чтиво, это настоящая литература.
Публикации последних дней говорят о том, что половина россиян художественную литературу не читает. Раньше бы это было воспринято, как духовная катастрофа. Не зря же ведь, отвечая на вопросы учителей литературы — «Что даёт литература?», Александр Трифонович Твардовский отвечал, что «литература нравственно прозревает человека». Выходит, всего этого сегодня не надо? Зачем прозревать, если пришло время включаться в современную цивилизацию, где художественная литература, а тем более классика, значимая, но не главная её часть. Этот процесс приспособления к современной цивилизации и рынку породил интерес к ценностям криминального мира, где образ бандита занял место героя нашего времени. И в ход пошли детективы с неистовыми киллерами и грудастыми красотками. К тому же, художественную литературу потеснило и телевидение, а затем и Интернет. Кстати, телевидение когда-то помогало ориентироваться в литературном мире, а сегодня, подменив настоящую литературу всевозможными сериями, настырными петросянами и катями лель с вихляющими мусями-пусями, как кролик-производитель плодит пошлость и безвкусие. Но больше всего поражает, что в некогда читающей стране окончательно победила графомания.
Если раньше публикация в «толстом» журнале открывала дорогу в литературу, то сегодня даже приобрести литературный журнал в газетном киоске нельзя. Их нет. А коль нет, то и сравнивать не с чем. Нет литературной критики, нет и тех, к чему мнению прислушивались, решившись представить свой труд на суд читателей. Выходит, каждый стремящийся заявить о себе, сам себе и автор, и редактор, и издатель. Скопи деньжат, и любой издатель издаст твое «произведение».
И наивно полагать, что рынок всё расставит по местам. Впрочем, каждый из нас давно уже убедился, что рынок, без участия государства, не решает всех тех проблем, с которыми столкнулось общество. А государству сегодня не до литературы. Если раньше литературная критика безжалостно разгребала графоманские испражнения, то сегодня только «Новая газета» изредка публикует критические статьи Станислава Рассадина, который с горечью отмечает, что беда уже состоялась. Кстати, беду эту множит и Интернет, не задумываясь, что наносит сокрушительный удар по читательским вкусам. Нет, я никого не осуждаю. Просто раньше можно было услышать квалифицированное мнение до публикации, и мнение не только редактора, но и профессионала, к которому издательство или журнал обращались за рецензией (не путать с цензурой!), то сегодня начинающий писатель остается один на один с самим собой. Хватит ему терпения и воли, он состоится, а если не хватит? А не хватит, появится ещё один ниспровергатель прошлого.
Не первым заметил, что нынешний уровень ниже плинтуса. В прошлое ушло многое, что надо было бы сохранить: сгинула блестящая редактура, сгинула требовательность и творческий уровень во всем: в массовой культуре, в обществе, в кино, на tv, в быту. Не станем говорить о литературе, Бог с ней. Швыдковский призыв быть проще сыграл злую шутку даже с моими товарищами по tv, которые разводят руками, когда говорю об этом. Вот эта простота, о которой говорят, что она хуже воровства, высвободила целые пласты, занятые сегодня непрофессионалами.
Непрофессионализм и пошлость — стиль времени. Многое из того, с чем приходится сталкиваться сегодня, никогда бы не появилось раньше. Ну, к примеру, могла бы появиться на tv-экране шуточка новых русских бабок: «Я бабка по имени «Хочу», а дедок мне нужен по имени «Плачу»!» или документальный фильм о бомжах — людоедах, жрущих человечье мясо? Неужели так важно знать стране, что десяток психов едят человечину? Пусть этим занимается милиция, прокуратура, психиатрия. Зачем об этом снимать фильм? Да если этот фильм показать в Европе или в Америке, они сами опустят железный занавес. А потом удивляемся, почему это нас так не любят?! Да куда же нас пускать, если мы готовы живьём сожрать!
Я не принадлежу к тем, кто огульно клеймит брежневский застой, комсомол и прошлое, но, не принимая безоговорочно то время, знаю, что ничего подобного никогда бы не появилось на экранах tv.
Обидно другое, обидно, что с водой выплеснули ребёнка. Если раньше, назвав поэтическое имя, в памяти всплывали строки, то сегодня надо сделать подробную сноску, в которой поведать, о ком же идёт речь. С этим сталкивался, и не однажды.
Вот это беспамятство больше всего и пугает. А ведь это были те самые маячки, которые помогали сделать следующий шажок, пусть маленький, пусть крохотный, но по лестнице, ведущей к настоящему творчеству.
Верю, что придёт время, когда мусор отсеется. Вот только само собой ничего не произойдет. Мусор надо называть мусором, выметать его из избы, иначе быстро привыкнешь не замечать его и жить рядом с ним.
Кто это делал раньше? Естественно, профессиональная критика. Такие, как Щеглов, Лакшин, Рассадин, Турков, Лавлинский. И скажите, могли бы появиться все те, кто диктует законы простоты, если бы рядом жили Ахматова и Маршак, Твардовские и Шукшин, Симонов и Катаев, Заболоцкие и Слуцкие, Смеляков и Луконин? Да никогда!
Судя по всему, произошел системный сбой матрицы, дефрагментировать который можно только всем миром.