Сегодня:

Донской театр драмы и комедии имени В.Ф. Комиссаржевской закрыл свой припозднившийся сезон ярким спектаклем «Бабий бунт» (премьера состоялась 4 марта 2005 г.). Кажется, трудно придумать тему более благодатную для театральной труппы провинциального города, где всегда в наличии переизбыток незанятых актрис, — бабье хуторское воинство («революцьённые гражданки») бьется за свои женские права, ставит на надлежащее место зарвавшихся мужей, применяя средства, испокон веку присущие слабому полу и весьма действенные с древних времен благодаря находчивости небезызвестной разумницы гречанки Лисистраты. Опять же местный колорит: донской выговор с глухим «гэканьем», казачьи присказки и прибаутки, красочные костюмы, которые не спутаешь ни с какими другими, стилизованные «под казацкие» музыка композитора Евгения Птичкина и стихи поэта Михаила Пляцковского. И, главное, вольнолюбивый дух казачьего народа, своеобразно преломленный в женской сущности и буйно расцветший среди всех этих Марф и Настасий, Нюрок, Варюх и Дуняшек — красавиц и дурнушек, молодух, девок и старух.
Чье зрительское сердце не тронет проблема извечного противостояния двух полов: сильного и слабого, тем более если заявлено оно хоть и определенно, но весело, с шуткой, песнями и плясками? Какой казак-зритель (не казак, кстати, тоже) не разделит залихватское утверждение театральных донцов-молодцов, озвученное хором, дуэтами и соло:
«Легко тому живется,
Кто шуткой забавляется.
Так пей, покуда пьется,
Гуляй, пока гуляется».
или: «Казаки душой неробки,
Кровь казачья горяча…».
А уж под самоуверенной фразой: «баба не волк, в степь не убегёт» и подавно подпишутся как один все бывшие и будущие мужья-самодуры.
Но на всякий минус есть свой плюс, а на роток — платок. И не меньшую отраду испытали новочеркасские зрительницы, вволю повеселившиеся, глядя как осмелевшие хуторянки, кинув на бытовой произвол своих доморощенных объедал, обпивал и ревнивцев, держат оборону в панских конюшнях, с вилами и винтовкой «не допущая до себя» мужского духу и с переменным успехом искореняя в себе бабью жалость и горечь одиночества. Как порют крапивой лазутчика с «позорным прозвищем» Колчак за оскорбительное по их понятию слово «амнистия», обращенное к каждой, и бодро поют: «Бабы вырвались на волю, чтоб от страха не дрожать!».
Актерские работы также порадовали. Не понаслышке знает, как укротить разгулявшегося казака нынешняя прима театра И. Шатохина (заслуженная артистка России), сыгравшая грозную супругу председателя Стешки Марфу Поперечную. Не отстали от нее и другие. Бабка Семеновна — блистательная В. Иванкова (заслуженная артистка России) тоже отлично умеет приструнить своего седенького кочетка деда Захара. И резвая Дуняшка (Л. Фадеева), кошкой взбирающаяся на дерево от плети-налыгача ревнивого драчуна-муженька. И романтичная Маринка (О. Семенюк), прагматично потребовавшая от возлюбленного Семки подтверждения его любви в виде модных калош. Эдакая казачья Оксана с гоголевскими черевичками. А иначе, мол, и не подступайся! И неотразимая хуторская женсоветчица Настя (удачная работа Е. Климановой), незаметно для себя влюбившаяся в привороженного ею баяниста Николку. И даже горюха Варька (О. Цех), чьей пресной деревенской привязанностью пренебрег этот первый парень на селе, прельстившись «обрезанной юбкой» Настены.
Запомнился также образ бессловесной казачки (О. Павлова), смачно щелкавшей семечки, ловко щипавшей реквизитную тушку утки и бравшейся при нужде за пулемет. Ее, с выставленным из-под платка любопытствующим ухом и острым носом, сующимся всюду, плоское, мужиковатое, почти без грима лицо (не пожалела себя актриса!) выгодно отличалось от смазливых мордашек милашек-девчат и колоритных старух (Э. Красовская, Н. Фролова, заслуженная артистка России Л. Грузина).
Безусловно, мужские работы тоже были хороши. Сивоусый суровый казачина в годах Стешка (Л. Шатохин) с неизменной председательской «портфелей» и в пресловутых «блистючих» калошах, неожиданно тающий от хитрой ласки супружницы; обаятельный певун Николка (Е. Шапошников); не дурак выпить и порассуждать о «вумных» словах дедок Захар (А. Иванков); пылкий Семка (С. Наджафов) и, конечно же, страдалец за парламентерство и сходство с председательским кобелем (хотя нам предъявили милую обаяшку-псину) «натуральный казачок» Федот (Е. Климанов).
Прекрасно, что актеры в труппе театра все танцующие и поющие. По-моему, их голоса вполне справились бы с музыкальной фонограммой (увы, при отсутствии «живого» оркестра она необходима) без всяких радио-микрофонов, надетых под фуражки и косы, закрепленных под поясами юбок и рубахами и неэстетично свисавших проводками с актерских голов, мешая полноценной игре. Ни поцеловаться всласть, ни обняться крепко парочке, сиди на пионерском расстоянии да болтай ногами с авансцены в продолжение всего дуэта. vip-popki.com.ua/prostitutka-kharkov
Впрочем, пожалуй, это единственное сколько-нибудь серьезное замечание. А в целом казачья оперетта «Бабий бунт» удалась на все сто. Закрыли сезон под заслуженные крики «Браво!» практически полного зала. Последнее заметное событие этого лета состоялось. Следующим, очевидно, станет празднование 200-летия города с его ожидающимся тотальным выпендрежем перед грядущими важными гостями и наплевательским отношением к нуждам коренных жителей. В связи с этим очень хочется заметить следующее.
Посетившие спектакль «Бабий бунт» зрительницы с приятным чувством увидели, как театральные казачки учат граблями и кольем своих мужиков, причем с отменным результатом. Про чей же бунт надо теперь поставить спектакль Новочеркасскому казачьему театру и к какой зрительской аудитории столицы Донского казачества его обратить, чтобы дать, наконец, полный укорот некоему обряженному в казацкие лампасы кацапу, торгующему муниципальными книжными магазинами и выпиливающему под корень деревья в некогда зеленом городе?
Была в описанном выше спектакле такая фраза: «Да еж ли казак пожелает, то он на все руки мастак». Мастак ли он теперь по-настоящему постоять за себя и своих близких, свои честь и достоинство? Или опять ждать, пока лопнет бабье терпение?