В ответ на мою грозную статью «Случай в интернате», опубликованную в 16 номере «ЧЛ», учителя 28-го интерната отреагировали непредвзято и для меня неожиданно — пригласили в гости. (Напомню, что статья моя была реакцией на звонок читательницы, которая рассказала о том, что в данном учебном заведении вроде бы бьют детей. Не разобравшись в деталях, я, вслед за нашей читательницей, принялась возмущаться).

Можно пойти по пути оправданий и пересказать случай заново, разъясняя, что же произошло на самом деле. Но я не стану этого делать. Просто скажу, что дети дрались между собой. Дрались жестоко, до крови, а учителя пытались их разнять. Но гораздо важнее для меня не рассказ о ситуации, как таковой, а то, что я увидела и поняла, проведя день в интернате.
Для встречи со мной собрались ученики четвертого и шестого классов. Я рассказала ребятам о своей работе, мы поговорили о поэзии, а потом я почитала стихи Лермонтова, Блока, Цветаевой и, конечно, свои. Подарила ребятам два своих стихотворных сборника — «Час одиноких» и «Нерайский сад». Воспитанники интерната слушали меня внимательно, с неподдельным интересом, столь редким у избалованных домашних детей. Разговор наш был довольно сложен для столь юного возраста, стихи известных русских поэтов, которые я читала, изучаются в старших классах, они сложны не только своим философским смыслом, но и системой образов и метафор. Но ребят это не смутило, они жаждали нового и впитывали его, как губка впитывает воду. Я, бывший школьный учитель, давно не сталкивалась с таким жадным интересом, с таким голодом на необычное и красивое. Даже один из героев моей предыдущей злосчастной публикации слушал меня с вниманием. А я смотрела на него и думала: «За что так яростно бился этот мальчик, какие обиды и отчаянье выходили из него во время драки?». Учителя рассказали мне о его сложном характере, о нежелании учиться и о своих надеждах отогреть его, помочь ему.
28 интернат заведение не простое. Его воспитанники, говоря языком специальных терминов, «педагогически запущенные дети». Смотря в глаза этим ребятам, я понимаю, что никакие термины, тем более такие сомнительные, не помогут понять их. Семьи у большинства ребят неполные и у многих неблагополучные. В школах, где они учились раньше, от трудных ребятишек поспешили избавиться. Сами преподаватели говорят о своем учебном заведении, что оно — последняя инстанция, куда, простите за злой, но, по сути, точный термин, «сбрасывают» тех, с кем не смогли сладить семья и школа. Для кого-то последняя инстанция, а для самих ребят — последнее прибежище, укрытие от недружелюбного к ним мира.
Много я выслушала историй — страшных в своей обыденности. По лестнице пробежал мальчик лет десяти, мама у него покончила собой. А у этих ребят мама прикована к постели, они учатся и ухаживают за ней, живут тяжело, папы нет. И эти истории типичны, хотя есть еще более тяжелые и неприятные жизненные ситуации, в которые попали дети. Но учителя и воспитатели искренне любят своих воспитанников и стараются сделать для них всё возможное. В школе ребята объединены в «Союз мальчишек и девчонок», курирует который организатор детского движения Татьяна Владимировна Сережникова. Каждый класс — это содружество ребят. Содружества имеют названия, своих лидеров. Это чем-то напоминает былые пионерские отряды. Есть у ребят и свой социальный педагог Лидия Михайловна Кастровец, которая помогает ребятам ориентироваться в жизни. Недавно интернат заключил договор о сотрудничестве в организации детского досуга с Домом офицеров. Коллектив ребят, учителей и воспитателей дружит с жителями немецкого города Изерлона. В гости к ребятам уже не раз приезжала учительница из Германии фрау Майер. Ребята и сами неоднократно бывали в Германии, жили в немецких семьях, совершенствуясь в языке. Да и дома масса интересных дел. Ребята отдыхают на море, посещают театры, побывали в Ростовском зоопарке. Много делает педагогический коллектив школы для своих подопечных. Но беда в том, что все эти благие начинания, душевные силы и отданная детям любовь, обрываются в самом начале жизненного пути этих ребят. Интернат № 28 — это девятилетка, из стен которой в необустроенную жизнь выходят пятнадцатилетние подростки, не имеющие ни образования, ни обеспеченных родителей, ни работы, а порой не имеющие вообще ничего, а, главное, дома где их ждут и любят. Не всякая душа, даже взрослая, может выдержать такое испытание. Вот и ломаются детские судьбы. Есть, конечно, ребята, которым повезло, а, может, они оказались просто сильнее, чем их сверстники. Среди выпускников можно встретить инженеров, адвокатов, учителей. Но часты и другие случаи, например, мне рассказали об очень талантливой девочке, которая не нашла себя в жизни, опустилась — не учится, не работает. В наше сложное время такая судьба ожидает, боюсь, многих. Так что же делать? Как не потерять то, что с огромными усилиями пытаются сохранить учителя и воспитатели — детскую будущность? Возможно, при интернате и подобных учебных заведениях нужно создавать попечительские советы и специальные фонды поддержки выпускников. Ведь зачастую детям не только не на что продолжить образование, но и есть нечего. В 15 лет все же еще нельзя назвать человека взрослым, а девятиклассное образование никак не может считаться полным средним, а уж тем более дающим право и возможность устроиться на хорошую работу.
При посещении интерната меня больше всего поразили открытые добрые лица ребят и их глаза, в которых явно виден вопрос каждому новому взрослому, пришедшему в их жизнь или просто проходящему мимо: «Останешься ли ты с нами или уйдешь, не обернувшись?». Мне очень хотелось сказать: «Я — останусь!». Но я не сказала этого, наверное, испугалась, пока не знаю чего, возможно ответственности и необходимости вкладывать в этих детей душу, не будучи уверенной в результате, который почти полностью зависит не от меня, а от окружающей, иногда милосердной, но чаще жестокой, жизни.