Нате вам!

Не так давно (№ 40 «ЧЛ») мы писали о том, как Волгоградский областной суд признал казачество народом. В силу этого Управлению Министерства Юстиции РФ по Волгоградской области не удалось ликвидировать общественное объединение «Региональная национально-культурная автономия казаков Волгоградской области».
Но Юстиция не сдалась! И обратилась с жалобой в Верховный суд РФ. О том, что из этого вышло, мы прочитали на одном из сайтов в Интернете. Уважая права автора этой статьи, мы пытались найти его, укрывшегося под псевдонимом, что нам, к сожалению, не удалось. Не нашли мы, правда, и запретов на перепечатку. Поэтому даем гиперссылку на статью (http://dikoepole.com/2011/10/14/zapreshenii-narod) и предлагаем читателям узнать, как все это было…

Как это? А вот так!

11 октября 2011 года Верховный суд РФ отменил решение Волгоградского суда о Волгоградской казачьей национально-культурной автономии (НКА) и принял решение по существу: ликвидировать НКА.
Когда-то «по существу» большевиками уже принимались решения о ликвидации казаков в 1919 году и после него. Только это в истории названо расказачиванием и геноцидом. Ликвидация Волгоградской НКА «по существу» — прямое продолжение большевистского расказачивания. Причем, опирается сегодняшнее расказачивание на… На что бы вы думали? На то, что властью преподносится как достижения по «возрождению» казачества: на законы о Госслужбе казачества, на соответствующие Указы Президента и прочие антиказачьи шедевры кремлевской администрации последнего десятилетия. Для всех непонятливых после этого суда должно стать намного понятней, КТО занимается нынче расказачиванием и ЧЕМ при этом руководствуется.

Я был на том суде, хоть и узнал о нем почти случайно — накануне. Расскажу как дело было.

У меня был фотоаппарат, и я собрался фотографировать. Но еще до начала заседания пристав мне сообщил, что об этом какой-то стороне процесса нужно ходатайствовать перед судом. Естественно, этой стороной были казаки. Представители Минюста были естественно против. Мотивируя это тем, что кто-то может использовать эти снимки в неблаговидных целях в интернете. Какие такие цели, Минюст не пояснил. Судья обратился ко мне с вопросом:
— Вы поняли?
— Нет, я не понял, можно ли фотографировать вас, судей? Истцы ясно сказали только про себя. Поэтому я спрашиваю о вас.
Судья начинал нервничать, но на мой вопрос не отвечал, ссылаясь только на слова представителей Минюста. Было видно, что он тоже против, но произносить этого не хочет. По такому поведению судьи также стало ясно, что Минюст и Верховный Суд будут выступать вместе, единым фронтом. Ответчики, представленные атаманом Таболаевым и Кузнецовым, одетые в казачьи справы, небритые и не очень гладко причесанные, смотрелись в зале суда немного инопланетянами среди ничего не выражающих лиц госчиновников в строгих костюмах. А точнее, были именно тем самым народом, который собирался запретить Минюст с помощью суда.

После оглашения оспариваемого решения истец — худой человек небольшого роста лет 30-ти, приехавший из Волгоградского отделения Минюста — начал излагать свои аргументы «против». Главным аргументом было то, что казачья НКА противоречит «государственной политике по казачеству», 154-му закону о госслужбе казачества и прочим творениям Кремля. Судьи задавали вопросы об экспертизе («частное мнение лица, которое даже не было вызвано в суд» — ответ Минюста). Против ее назначения Волгоградским судом Минюст не возражал и согласился с выбором эксперта. А когда экспертиза полностью подтвердила права казаков на свою НКА, Минюст сильно расстроился. Иной экспертизы никто не делал, и Минюст на этот раз полностью положился на административный ресурс, который уж точно не подведет.
Были вопросы к Минюсту про другие казачьи НКА. Суду было доложено, что их все позакрывали или отказались регистрировать (регистратор как раз Минюст), осталась вот только эта «зараза» в виде Волгоградской НКА. Так как ответчиком было представлено суду множество документов в качестве доказательств существования казачьего народа, то были вопросы и по ним. Например. Суд интересовался, как это Минюст отрицает существование казачьего народа, когда подчиняющийся ему же ЗАГС выдает свидетельство о рождении с национальностью «казак». Истец (напарница худого человека, девушка из Москвы, представляющая центральные органы Минюста) что-то мямлила про ошибку работника ЗАГСА и оправдывалась в духе «не виноватая я». Судья (седой дядя с усталым недовольным лицом и мешками под глазами) решил ей помочь и задал вопрос в виде подсказки:
— Значит, в принципе в ЗАГСе любой может назваться, скажем, марсианином по национальности и его таковым запишут?
Девушка благодарно кивнула. Хотя всем было понятно, что это неправда.
Они оба или не понимали, что такой аналогией оскорбляют казаков, или делали это намеренно.
Ей на помощь пришел субтильный коллега из Волгограда.
— Все доказательства казаков могли бы быть представлены на суд еще в Волгограде, и им ничего не мешало это делать ранее. Включая и свидетельство о рождении с национальностью «казак», датированное прошлым годом.
И на этом основании просил вообще не рассматривать все доказательства ответчика.
Судья все же не пошел на поводу у этой абсурдной идеи, так как любому нормальному человеку понятно, что доказательства собираются долго, в разных местах… И человек из Волгограда не в состоянии знать (ни на следующий день, ни в любой другой) о существовании какого-либо документа в другом городе, если обстоятельства тому не поспособствуют. Все доказательства казаков были приобщены к делу (это, навскидку, не одна сотня страниц), которые, по мере их поступления от казаков, принялись ускоренно перелистывать судьи, иногда перешептываясь при этом. Прочитать всё это даже по диагонали было совершенно невозможно за те недолгие минуты, когда доказательства находились у них в руках и действительно ими изучались, а не лежали на столе стопками. Поэтому, если в решении суда появятся слова о том, что суд изучил все доказательства, — не верьте: сделать это было физически невозможно.

Настала очередь выступать казакам.
Кузнецов, как основной докладчик от казаков, старался как мог… Но было видно, что лепить четкие фразы с использованием лексики профессионального юриста ему тяжеловато. Дар красноречия у него просматривался пунктирно: то появляясь в ярком народном обороте, то исчезая в мутной фразе. В Верховном суде говорят на другом языке.
О языке тоже состоялся разговор: о языке казачьем. Хотя всем известно, что половина народов Земли пользуется чужими языками и при этом остается отдельными народами, истец настаивал, что понятие о национальном языке «красной нитью проходит в законе об НКА». А у казаков никакого своего языка нет. Про «красную нить» — это была опять неправда. В Законе язык лишь перечисляется среди различных особенностей народа, причем не указывается, что все они обязательны у каждого народа. Кузнецов тем не менее зачитал отрывок из современного текста, написанного одним писателем на казачьем языке, и огласил сразу перевод на русский. Разница на слух была огромна, понять без перевода текст было действительно невозможно. Но никакого впечатления на суд это не произвело.
— Вот мы и хотим изучать свой родной язык, почти позабытый. Для этого нам и нужна национально-культурная автономия. Об ентом мы вам и гутарим, — завершил свой рассказ о языке казак.
— А почему вы не хотите вступать в казачьи общества? – недоумевал судья.
— От них нет никакого толку. Для казачьего народа это вещь бесполезная. Да и казаков в них осталось раз, два и обчелся.
— А как вам закон о госслужбе казачества? Он вас чем не устраивает?
— Всем. Очень вредный для казаков закон. Лучше бы его совсем не было.
Кузнецов называл одно за другим доказательства, торопясь, как будто ему не дадут высказаться до конца и называя лишь их названия или цитируя из них буквально по несколько слов.
— Вот из Троице-Сергиевской Лавры получили заверенную копию древней летописи… Вот послушайте: «О происхождении и поименовании народа, рекомый козаци…» — Кузнецов обрывает себя и дает на стол судьям очередную пачку бумаги. Судьи бесстрастны. Они завалены доказательствами того, что казаки сами себя считали и считают народом, что казаки входили в состав народов Российской империи согласно учебникам географии XIX века, что сословный период для казаков длился только с 1835 по 1917 год… И то в этот период казаки назывались казаками в графе «народность».
Кузнецов кладет очередной документ на стол судьям. Они не реагируют. Судьи дают высказаться Кузнецову, задают ему ряд «каверзных», как им кажется, вопросов и получают не столько юридические, сколько человеческие ответы. Основанные на здравом смысле, на внутреннем убеждении, на памяти предков… На Конституции России в конце концов, дающей право каждому человеку самому определять свою национальную принадлежность.
Слово дают станичному атаману Таболаеву. Он тоже добавляет несколько доказательств, включая только что вышедший толстенный сигнальный экземпляр «Словаря Донских говоров Волгоградской области». Сидящий слева судья, задававший больше всего вопросов, как только получил эту книгу, сразу сделал кислое лицо.
— Ну, это говоры. Они по всей стране имеются. К тому же в названии не указано, что они казачьи.
И судья начал изучать словарь Миртова 1929 года, где было написано, сколько слов в казачьем гутаре было заимствовано из других языков.
— Вот из украинского, написано, заимствовано 2000 слов, из татарского – 300. Из этого языка. Из того. А где же, собственно, казачьи слова? – с удовлетворением спросил судья.
Вести филологическую дуэль с судьей о своем родном языке казакам было странно.
— Ваша честь, гутар – это часть нашей жизни. Вы понимаете, что мы живем этим и хотим, чтобы дети наши знали гутар лучше нас? — спросил Таболаев судью.
Судья, естественно, таких вещей понимать не имел права.
— А вы тоже противник казачьих обществ и реестра?
— Конечно. Вы знаете, что там написано? Что казаком может быть любой гражданин РФ с 18 до 60 лет. Вот мне через год стукнет 60. И получается, что через год я больше не казак? Казаком родился казаком и умру. На кой мне этот ваш реестр? —
И Таболаев сделал такое насмешливо-презрительное лицо, что кажется, даже судья понял: бесполезно.

Заседание продолжалось два с лишним часа. Суд объявил перерыв для принятия решения.
Все пошли курить. Я подошел к истцу из волгоградского Минюста, стоявшему у окна с минюстовской девушкой-напарницей из столицы и еще каким-то холеным молодым человеком, всё время что-то писавшим во время заседания и сохранявшим инкогнито.
— Вопрос у меня к вам: зачем вам все это надо? Вы разве не видите, что против народа идете?
— Казачья НКА не соответствует государственной политике в отношении казачества. Только поэтому. Да и нет никакого казачьего народа.
— То есть ваших оппонентов не существует? Они разве не народ?
— Казак – это воинский чин, а не национальность.
— Но ваши оппоненты представили на суд массу очевидных доказательств, что это совсем не так, что казаки именно народ.
— Мы не в 19-м веке живем, а в 21-ом.
— Вы отрицаете право казачьего народа на существование в 21-и веке? Кстати, среди доказательств есть и документы 21-го века.
— В 154-ом законе дается определение, кто такой казак. Им может быть человек любой национальности.
— Не дается. Там говорится только о «члене казачьего общества». К казачьему народу они отношения не имеют.
— А есть еще Указ Президента, где дается определение, кто такой казак, – пришла ему на помощь девушка-напарница.
— А есть еще Конституция РФ — закон прямого действия, выше любого отдельного закона или Указа, который обязывает вас всех не мешать гражданину РФ самостоятельно определять свою национальность. Любой закон или подзаконный акт, противоречащий Конституции – незаконен и недействителен. Так что если кто-то из законодателей ошибся и нарушил Конституцию, то казаки-то тут причём?
— Что-то много ошибаются законодатели, – решил сострить истец.
— Да, много, – впервые согласился я с представителем Минюста.
Перерыв закончился: «Встать! Суд идет!»
— …суд постановил отменить решение Волгоградского суда и принял решение по существу: на основании статьи…… ликвидировать Волгоградскую НКА. Вам понятно? – обратился судья к ответчикам.
— Совершенно не понятно, — громко ответил Кузнецов.
Это были последние слова на заседании.
Мне же стало совершенно понятно, что я стал свидетелем государственной политики расказачивания в 21-м веке, которая выражается в отрицании государством в лице судебного органа права казачьего народа на существование. Ликвидация казачьей НКА на основании отрицания самого факта существования казачьего народа – это и есть юридический акт ликвидации казачьего народа. Казаки в России сегодня – запрещенный народ.

Мы вместе вышли на улицу под моросящий дождь, где топталась от безделья кучка полиционеров.
— Вы куда сейчас думаете идти? – спросил я «несуществующих» представителей «несуществующего» народа.
— Да на вокзал. Домой надо ехать. Будем ждать решения Верховного суда в письменном виде и подавать жалобу в Президиум Верховного суда. Но, судя по всему, уже сейчас к Страсбургу надо готовиться: теперь на него главная надежда!