Мне всегда хотелось узнать, как живут и растят своих детей верующие люди.
Жаль только, что невозможно сохранить «пасторский» стиль изложения мыслей моего собеседника – Владимира Васильевича Романенко.

…Домик на Речной, где живет семья священника Церкви Христианских баптистов-евангелистов, стоит прямо на заросшем камышом берегу Грушевки. Средний сын пастора ждал меня на улице, чтоб я не промахнулась. Мы прошлись узким уютным двориком и спустились к ледяной реке. Хорошо было и внутри дома: природа смотрела в большие окна.
В светлой комнате – раскрытое пианино с нотами. Дети учатся музыке. Пастор взял в руки гитару, и они с женой Валентиной спели красивый псалом о любви к родителям. Баптизм – очень музыкальная религия. Дети баптистов посещают музыкальную школу, потому что на богослужениях всю жизнь играют и поют.
Владимир Васильевич Романенко служит в баптистской церкви (кирхе) на Михайловской.
– Что послужило вашему религиозному воспитанию?
– Дети впитывают среду, в которой растут. В христианской семье и дух христианский. Наши родители создали именно такой внутренний климат в семье. Жили скромно. Папа, священник, работал на заводе фрезеровщиком, мама нас обихаживала. Нас было семеро. Соседи говорили: «Нищету плодите». Теперь так не говорят. У них был единственный ребенок, которого воспитывали папа, мама, бабушка и дедушка. Но он, как вырос, все больше по тюрьмам.
– Как был организован ваш день?
– Вставали, умывались, молились, завтракали, ходили в школу, а после школы, сделав уроки, ездили на богослужение.
– Испытывали ли вы, дети, на себе преследования за веру со стороны Советской власти?
– Никто из нас не был комсомольцем, поэтому Советская власть считала нас антисоветским элементом, чуждым, одурманенным, с которым надо было вести идеологическую борьбу. Наш дом посещали и искали грязь, неухоженность детей, чтобы был повод вмешаться в семью. В цеху, где работал отец, устраивали антирелигиозные диспуты, на которых выступали против него. За баптистами вплотную следили. Интересовались телефонными разговорами. С перестройкой только открылась возможность свободно верить. Мэр города спросил меня однажды, за что мы подвергались гонениям: «Ведь я же вас знаю с хорошей стороны». Советская власть не смогла поставить нашу церковь под контроль и сформировала негативный ее образ в обществе.
– Откуда в детях вашей семьи была твердость в вере? От родителей?
– Личное знание Бога, общение с ним. И дело не только в вере родителей. Бог для нас реальнее, чем наши родители. И это не наша заслуга, а Бога, который бдит над нами, над нашей церковью. У Бога не бывает внуков, у него только дети. Если не родился для Бога, вера отцов не станет твоей. Нельзя насильно привить веру.
Воспитание детей в вере должно происходить в семье и в церкви, а в школе можно познакомиться с историей религий. Ведь до революции все дети учили в школе Закон Божий и ненавидели этот предмет. И его поголовное изучение не спасло Россию от ужасной катастрофы, когда сначала вешали священников на крестах, потом срывали купола, потом шли убивать друг друга.
– А как складывалась ваша социальная карьера?
– На заводе, например, где работал отец, верующий не мог подняться выше мастера. Но не было более добросовестного работника, чем папа. За сорок лет он ни разу не опоздал на смену. У меня был аттестат со средним баллом 4,5, но я понимал, что в институте учиться мне не придется, я не комсомолец. Или меня будут принуждать отказаться от Бога. Для нас Родина была не матерью, а мачехой, но мы любили ее и молились о ней. И продолжаем любить и молиться.
– А как жили между собой ваши родители?
Валентина:
– Мои – и мама, и папа – дети священнослужителей. Когда дедушку, отца папы, посадили в тюрьму за веру, его жена осталась с восемью детьми. Был голод. Последний кусок сала она отнесла на хранение соседке, а та его не вернула. Многодетная мать была в отчаянии: кормильца нет. И задумала убить себя. А муж ее в это время что-то почувствовал и просит тюремщиков: «Отпустите, дома неладно…» Успел вынуть жену из петли, и стала она жить. Отец попросил детей: «Следите за мамой». И обратно вернулся в тюрьму. А дети не уследили. Однажды пришли к ней, а она лежит, будто спит. Поэтому мой отец берег нашу маму и как мать, и как жену. У них родилось 9 детей и теперь уже 46 внуков. Сейчас родителям по 80 лет, и они счастливы тем, что вместе. Начинали вдвоем жизнь и заканчивают вдвоем.
– А вашу семью за веру притесняли?
– Мама хорошо рисовала, но при поступлении в училище ей отказали, сказали: «Будешь заборы красить…» А папу отчислили с пятого курса института и отправили в армию.
Когда старший брат отказался вступать в пионеры, у учительницы была истерика. Я – восьмая в семье, поэтому классная мне уже говорила: «Если про тебя спросят, скажу, ты во всем участвуешь…» Зато я учиться любила.
Да и времена менялись. А в училище мастер говорит: «Есть путевка в Прибалтику, вступишь в комсомол – поедешь». «Такой ценой?! Не надо!» Вот так нас пытались сбить всю жизнь. Мы всю эту глупость с детства прошли, теперь уже ничего не страшно. Мы бойцы на самом деле. Я поступила на работу в бухгалтерию завода. Коллеги уловили, что не такая, как все, и донесли старшей. Та – главному бухгалтеру: «Я ночь не спала! Как я влипла, кого на работу взяла! Она баптистка!» А главный отвечает: «Да что ты так переживаешь. Я же вижу, как баптистка работает!»
Владимир:
– Вот начали объявлять национальные приоритеты, а мы давно жили и живем так. Приоритеты – дом и семья, если позволяют основные обязанности. Говорили, баптисты детей в жертву приносят. А кто говорил, те в жертву детей приносили, еще не родившихся. У моих родителей семеро детей, пятеро внуков. Папа с мамой не тяготились детьми, а хвалились ими. У нас с женой трое детей. Еще одна заповедь исполнена. Христианская семья начинается с троих детей. Господь сказал, что двое – это простая замена.
– Воспитывать детей трудно?
– Труднее всего воспитывать, когда сам не живешь так: дети, как видеокамеры, все «пишут». Легче, если слово не расходится с делом. Трудно, если родители ведут двойную жизнь.
Валентина:
– Дети взрослеют, и мы видим в их поведении свои ошибки, которые за собой не замечаем.
Владимир:
– Иногда дети «объявляют войну» и выжидают, как папа с мамой будут вести себя: пойдут на поводу или нет. Однажды мы так сказали своему старшему сыну, который еще в школу не ходил: «В нашей семье – такие правила. Они тебе не нравятся, и мы не можем заставить тебя их соблюдать. Мы тебя любим, заботимся о тебе, отвечаем за тебя перед Богом, желаем тебе добра. Мы тебя кормим, одеваем. Но если тебе не нравится наша семья, ты можешь поискать себе другую, где тебе будет многое позволено. Мы тебя отпускаем на свободу». Он ушел, но через 20 минут постучался обратно. И тут надо было не перегнуть палку, чтоб его не сломать. Вот с ним у нас как раз и нет проблем. Нужно иметь мужество наказывать детей, для их же блага.
– А как вы ладите друг с другом?
– У нас говорят так: до свадьбы смотри в оба, а после – сквозь пальцы. Мы «смотрели в оба» долго, восемь лет. Эта женщина дана мне Богом. У Бога другой женщины для меня нет, только эта. А если она одна-единственная, неповторимая, ее надо любить и беречь. У меня такое правило: я обязательно каждый день должен посмотреть жене в глаза: довольна ли она жизнью? Потому что нет другого человека у Бога ни для меня, ни для нее. Люди, вступающие в христианский брак, не рассматривают вариант развода. Развод – это не операция, это ампутация.
– Ну, а если никак не любится?
– Нужно вспомнить «ту высоту, откуда ты упал, и творить прежние дела»: как завоевывал ее, когда был влюблен. И совершать для нее конкретные поступки каждый день. Иначе нам же будет плохо. Что хорошего, если дома нелюбимая и нелюбящая жена? А я благодарю Бога, что подарил мне такую жену, таких детей.
Валентина:
– Свекровь, как увидела меня, сразу сказала: «В обиду не дам!» А я неконфликтная. Раз уж свекровь меня приняла, ума хватает не конфликтовать. Свекор – Василий Яковлевич Романенко – добрейший человек. Его мама осталась доживать с ним, чтобы он ее досматривал. У бабушки сохранилось письмо от мужа с фронта. Я была потрясена, когда его прочла. Как он любил ее и как скучал по ней, уже матери его пятерых детей. Он пропал без вести – был сапером на войне. Уходя на фронт, собрал семью и сказал: «Дети, я передаю вас в Божьи руки. Верю, что он сохранит вас, поможет вам…»
– Почему считается, что вера ваша – «иностранная»?
Владимир:
– Мы жили за «железным занавесом». Никто из нас никогда не видел иностранца. Первого немца увидели в перестройку. А почему у нас вера одинаковая? Мы просто учились по одному учебнику. Читали Библию – она у нас одна. Высший авторитет. С детства мы прививаем желание читать Библию. Берем с детьми каждый по Библии и читаем. Библия читается нелегко. С нового года мы решили читать Бытие. Читаем главу в день по очереди, каждый – по три стиха. Утро у нас проходит так: помолились сначала дети, потом мама, потом папа, позавтракали – и в школу. Нет завтрака без Библии, говорим мы своим детям. Сначала душу нужно напитать, потом – тело.
Валентина:
– Утреннее чтение Библии помогает в жизни. Утром прочитаешь несколько строк из Библии, а днем случилось что-то, и понимаешь, как надо поступить. Бог уже ответил тебе.
– Как вера повлияла на ваши семейные традиции?
– У бабушки, маминой мамы, было три дочери. У ее сестер по шесть детей, а у мамы семеро. Но мама, Галина Григорьевна, работала не только для семьи. Мама очень энергичная. После школы посадит всех на велосипеды, и покатят дети на дачу старой бабушке огород копать. Навещали больных в доме престарелых. Мама любит Бога и служит ему в жизни. Когда мы росли, у нас в доме всегда главной книгой была Библия, запрещенная в то время. Мама водила нас на богослужение, на спевки церковного хора. С нами учила стихи, пела псалмы. Если приходило время служения, а кто-то из детей болел, она проводила собрание дома, а старшие дети учились проповедовать.
Валентина:
– Мой отец, Иван Денисович – это пример верности семье, жене и делу служения Богу. Он играл на фисгармонии, а мы читали молитвы, пели псалмы под его аккомпанемент. Ничем не заменишь такого семейного служения. Алтарь служения Богу должен быть прежде всего дома.
Владимир:
– Папа был старшим сыном в семье, где пятеро детей. Остался в 11 лет за отца во время войны, в оккупации, когда ночью приходят партизаны, а днем немцы выжигают полдеревни…
И он заботился о братьях и сестрах, пока все не выучились и не завели свои семьи. И только тогда счел возможным жениться. Ему было 33 года. Но окончить институт ему так и не довелось. Он был из семьи баптистов, отец – регент хора. И родители родителей были баптисты. В обозримом прошлом все были верующие. Я начал ходить в церковь еще до того, как родился. Без этого не представляю жизни. И с Валентиной мы познакомились в церкви.
– А как многодетные мамы управлялись по хозяйству?
Владимир:
– Мама готовила. Трое детей помогали по дому, трое управлялись во дворе. Кто-то из нас помогал за обедом. В нашей большой семье всегда был у кого-то день рожденья. Накрывали столы, хоть и жили небогато.
– Вы боитесь за своих детей?
– Когда они отправляются куда-то, мы молимся, чтобы Бог уберег их от недобрых людей. Надеемся на Божью охрану. Говорим им: если нас нет рядом, молись, есть Отец небесный, он сохранит тебя. Самое главное – научить доверять Богу. Доверить Богу свою жизнь. Верить не в существование Бога, а Богу.
– Как приходят к вам в церковь?
– Приходят не только из верующих семей. Потому что у Бога двери открыты как для входа, так и для выхода. У нас не крестят в раннем детстве. Крещения, если человеку меньше, чем 16 лет, не может быть. Мы помимо воли детей в веру не вовлекаем. Это даже хорошо было для нас в советское время, что дома мы одно слышали, в школе – другое. Видели две стороны медали. У нас было право выбора. Я рос любознательным, был записан в четыре библиотеки. Телевизора не было. Перечитал все книги на Молодежном и в городе, и в Октябрьском, и в Соцгороде. Книги были не христианские. Ум требовал знаний. Я понимал, что мне нужно, и выбирал информацию, чтобы отстаивать убеждения. Другие дети не знают иного. А наши выбирают – с Богом или без.
– Вы встречали священников, которые не верят? Говорят: «Не путайте понятие «священник» и «святой».
– Мы не путаем. Священник должен быть примером, и его семья тоже. Святой и священный – однокоренные слова.
– Наверное, это очень удобно и надежно, когда глава семьи – пастор?
Владимир:
– Любой муж должен быть пастором, пастырем своей семьи.
– Вы – необычная семья. А вы счастливы?
– Вполне, и секрет этого счастья изобретать не надо. Он доступен каждому, кто верит Богу и поступает по его заповедям, они в Библии.
У Господа давно есть национальный проект «Счастливая семья» для каждой супружеской пары.

Фото Николая Склярова