Я спешил в редакцию «Частной лавочки» — нес очередной материал. Ноги мои скользили по неубранному с тротуара и даже не посыпанному песком раскисшему снегу.
Смеркалось. У входа в небольшой домишко стояла старушка в фуфаечке и в полушалке. «Вы не на почту идете?» — спросила она у меня «Да, именно в ту сторону, — подтвердил я ее предположение. — А вам, наверное, нужно письмо в почтовый ящик опустить?».
— Нет, — ответила старушка. — Мне надо газету купить, да я сама туда дойти не смогу.
— Какую вам газету купить? Наверное, «Советскую Россию?» — высказал я еще одно предположение.
— Все равно какую: мне печку разжечь нечем, — сказала старушка и протянула мне пятирублевую монету, которую я, однако, брать у нее не стал.
— Тогда подождите минут пять — будет вам газета, — обнадежил я ее и еще поспешнее зашагал в редакцию.
Находившимся в редакции сотрудницам я изложил суть дела: нужна пара-тройка старых газет для розжига старушкиной печки. Мне дали набитый до отказа газетами полиэтиленовый пакет: пусть, мол, бабушка пользуется. И я вернулся к домику, на пороге которого, укрывшись под небольшим навесом от зимнего дождя, меня дожидалась старушка.
Бабушка была смущена: на такое количество бесплатных газет, да еще в пакете, она явно не рассчитывала. Преодолев смущение, спросила, как меня зовут. Я назвал ей свое имя.
— Вот погода получше станет — доберусь до церкви, свечку за твое здравие поставлю, — пообещала она.
— Мне, бабушка, свечку ставить не обязательно — все равно я неверующий, — ответил я ей. — А вот за здравие независимой прессы — пожалуйста. А то есть у нее и такие «доброжелатели», которые ждут — не дождутся ее кончины. И не одну бы свечку за упокой ее поставили.
На том мы и расстались. Я возвращался в редакцию и думал: неужто найдутся такие, которые решатся задуть старушкину свечку, узрев в сопутствующей ей записке слова «За здравие независимой прессы»?