Сегодня:

Трудовое лето студента НПИ. Так было и … будет! Если в 50-е, 60-е, 70-е годы прошлого века ребята помогали селу, осваивали целину, «вкалывали» в стройотрядах, то теперь, в начале ХХI-го столетия они снова, сдав сессию, собираются в путь…
И хотя случались истории, подобные тем, которую рассказал нам выпускник вуза 1959 года А.С. Куталев, была она – эта романтика, в которую нынешнее поколение часто не верит. Но она возвращается! Было бы только желание ее вернуть.

В советское время весь наш народ по осени принимал участие в уборке урожая. Для этого снимались с занятий школьники и студенты, сокращалось время работы рабочих, сотрудников различных учреждений, научных работников и пр.
Будучи школьником, в Ставропольском крае мне пришлось принимать участие в уборке клещевины – в то время ценное сырьё для производства смазочных масел, в уборке хлопка (проводились опыты по выращиванию хлопка в степях Северного Кавказа), арбузов, а чаще всего убирали кукурузу.
Во время учёбы в НПИ нашу группу редко привлекали на сельхозработы, видимо, это было связано с большим объёмом практики: после первого курса — геодезичесая, после второго – пятого курсов – производственные практики на шахтах Донбасса, кроме того, военные лагеря после четвёртого и пятого курсов, но пару выездов на сельскохозяйственные работы я помню: один раз нас на один день вывезли в Грушевку для уборки лука, а второй раз нас собрали первого сентября в институте, приказали взять с собой байковые одеяла, полотенца, предметы личной гигиены (мыло, бритвенные принадлежности, зубные пасты и щётки) и отправили на месяц в колхоз им. Коминтерна на уборку кукурузы.
Вначале это решение было принято нами с восторгом: на целый месяц продлеваются каникулы! Но всё оказалось не так красиво, как мы себе это представляли.
Посадили нас в автобус и привезли, только не на центральную усадьбу колхоза, а в какую-то удалённую бригаду — хутор, в котором было штук 15 домов и так называемый «клуб»: большой саманный сарай, без окон, с большими воротами, с камышовой крышей без потолка, с земляным полом. В «клубе» стояло несколько деревянных скамеек, и больше ничего. Ни пруда, ни речки на хуторе не было, так что помыться было негде.
Завезли нам в «клуб» машину пшеничной соломы, мы вдоль стен сделали себе постели, одно байковое одеяло использовали на двоих студентов как простыню, другим одеялом укрывались. Благо, что наша группа была чисто мужская, единственную девушку, поступившую в нашу группу, мы «потеряли» уже после первого курса.
Никаких признаков цивилизации: электроосвещение, радио, газеты, магазин – ничего этого не было. Удобства – за углом сарая в кукурузном поле, вода для питья и умывания – в молочном бидоне, который ежедневно меняли. О телевидении и говорить нечего, его тогда нигде не было. Особенно страдали курящие, папирос или сигарет купить было негде. С трудом через бригадира удалось закупить запас курева.
Наша работа заключалась в обламывании кукурузных початков и бросании их в кучи. Вечером приезжала машина, и мы эти кучи початков грузили в машину.
После загрузки кукурузы мы шли на ужин, а потом в свой сарай. Девушек на этом хуторе тоже не было, так что даже поболтать в свободное время было не с кем. Хорошо, что взяли с собой волейбольный мяч. После ужина, немного отдохнув, начинали гонять мяч по улице перед «клубом». На одной из игр в футбол один наш студент – Володя Логинов вывихнул ногу в голеностопном суставе, и работать в поле больше не мог. Мы его оставляли в сарае с заданием, чтобы вспоминал и записывал в тетрадь анекдоты, а вечером, перед сном нам их рассказывал. Всё какое-то развлечение. За эту травму Володя получил кличку «Калич» (калека), с которой он так и дошёл до диплома.
Однажды утром к нам пришёл бригадир и попросил человека для работы на копнителе за комбайном. Рабочий, который должен был работать на копнителе, заболел или запил, а убирать подсолнечник необходимо было срочно, так как он начал уже осыпаться.
Я вызвался заменить этого рабочего. Для несведущих: копнитель – это такая прицепленная к комбайну тележка на колёсах, с высокими (метра 3) решётчатыми стенками, в которую сбрасываются подсолнечные палки после обмолота.
Забрался я в этот копнитель, и началась уборка урожая. На меня сверху посыпались колючие подсолнечные палки с обмолоченными шляпками. Имеющимися у меня вилами я отбивался от этих палок, разбрасывая их в углы и к стенкам копнителя, но от всех палок мне увернуться не удавалось, и через несколько минут, несмотря на плотную рубаху и кепку, моя кожа представляла одну большую царапину, обильно присыпанную чернозёмной пылью. Моя попытка покинуть копнитель на ходу не увенчалась успехом, и мне пришлось бороться с подсолнечными палками до тех пор, пока что-то не поломалось в комбайне.
Хорошо, что это произошло через каких-то полтора часа от начала работы, в противном случае меня расцарапало бы до костей. На остановке я вылез из копнителя, вдребезги разругался с комбайнёром и ушёл в свой сарай.
Итак, в целом ничего хорошего в этом продолжении каникул, которому мы так первоначально обрадовались – не было, за исключением: кормили нас великолепно!!!
Обеденные столы, изготовленные из досок, были установлены во дворе одной из колхозниц, которая готовила нам еду. У столов стояли деревянные скамьи.
Рядом со столом располагались постоянно и ежедневно: молочные бидоны с молоком, с простоквашей, большая кастрюля с компотом и горка арбузов и дынь, выбирай по желанию!
На завтрак подавали хороший кусок отварного или обжаренного мяса с гарниром из макарон, каши или картошки. На обед – обязательно суп на мясном бульоне (борщ, суп-харчо, лапша и пр.) и опять кусок мяса или мясное рагу, азу и пр. с гарниром. Ужин повторял завтрак. Питание было организовано великолепно!
Но, несмотря на очень вкусное и качественное питание, больше двух недель мы выдержать не смогли. Потребовали от бригадира отправить нас назад в Новочеркасск. Бригадир отказался: вас прислали на месяц – вот и работайте до конца месяца.
Тогда наш староста принял решение самовольно оставить работы в колхозе и отправиться в город пешком. Из хутора был хорошо виден собор, он нам и послужил ориентиром в направлении движения. Шли мы до трамвая в поселке электровозостроительного завода часа три, примерно 15-16 км и, добравшись до города, сразу направились в баню.
На другой день наш староста пошёл в партком института (только там могли приниматься какие-то решения по сельхозработам), объяснил сложившуюся обстановку и причины, по которым мы покинули колхоз. Как ни странно, но обстоятельства самовольного ухода из колхоза в парткоме были приняты обоснованными, и нам разрешили со следующего дня приступить к занятиям.