Саша Патритеев, житель нашего города двадцати с небольшим лет, забрал из типографии свой третий поэтический сборник «Разговоры». Предыдущий, «Равнодушие», вышел годом раньше. Когда он читает свои стихи со сцены, не успеваешь подумать над каждым словом, потому что случайных среди них – нет.
– Спрошу прямо – откуда что взялось?
– Может быть, и не вполне заслуженно, но хочу отдать дань уважения отцу. Мама с ним развелась, когда мне было 3 года, но он был творческим человеком, художником. Меня тянет и к живописи. Мама…Мне во многом передался ее характер. Она очень хорошо училась в школе, особенно у нее получались сочинения. Но самый большой «плюс», что она не мешала мне, дала полную свободу. Особенно когда поняла, что стихи – это не просто хобби. Кто-то (кажется, я), сказал, что «судьба – это мать, а мать – это крестная». Хорошо, если они не соперничают, а делают одно дело. Мама исподтишка читала мои стихи, когда я их забывал в кухне на холодильнике. Сам редко давал ей читать, и маме было приятно, что я оказываю доверие. На второй мой сборник, как и на первый, мама выделила деньги из семейного бюджета, хотя его рамки не позволяют ни шиковать, ни роскошничать. Отца я попросил прислать рисунок на обложку сборника, он прислал два, но они не подошли.
– Вы помните свое первое стихотворение?
– Оно было написано от неразделенной любви, но я удивлен, насколько точно заглянул в будущее. Вечером лег спать, но вдруг вскочил, взял листочек и написал: «Звезда пленительной любви в моей душе зажгла огни. Они – костры большой зари, которые встают вдали. Они горят во тьме ночной, как знак любви моей земной». И засунул листок под кровать. И два года я держал чистые листочки бумаги под кроватью, чтобы записывать стихи. Иногда я встречаю эту девушку, любовь к которой «зажгла огни»; само чувство потухло, а огни до сих пор горят…
– И что вы стали с этим делать дальше?
– Моя учительница русского и литературы Татьяна Ивановна Арефьева посоветовала обратиться в «Вечерний Новочеркасск», при котором было литературное объединение «Вечерняя звезда». Мне было 15 лет. Я где-то высмотрел почерк Пушкина и стал его подделывать, писал свои стихи пушкинским стилем, переписал по-своему письмо Онегина к Татьяне… Я приехал в редакцию «Вечернего Новочеркасска» с бабушкой и сразу познакомился с Виктором Чеботниковым – напоролся на такую глыбу. Он почитал мои стихи и спросил: «Саша, а ты знаешь, что такое плагиат?» Не очень удобно было не знать, но я тогда не знал. Он мне объяснил: «Это воровство в литературе». И я ушел и полгода не появлялся. Перестал подделывать почерк Пушкина. Написал несколько стихотворений и опять пришел в «Вечерний Новочеркасск». Чеботникова уже не было, а были Дима Решмет, Таня Чуперева, Дима Голубь. Они приняли меня, и мы сдружились. Однажды литературное объединение «Старый кораблик» проводило фестиваль «Спасательный круг». Я привез 10 общих тетрадей своих стихов. Дима Решмет, наш руководитель, выбрал из «груды хлама непотребного» два стихотворения. И я победил с ними на конкурсе.
– А вам не завидовали собратья по перу?
– Литобъединение у нас хорошее, но маленькое. У всех свой путь. Чем я отличаюсь: природа в каждом человеке – вот это мне интересно: «и реки, и леса, и горы, и овраги…» Как сказала Таня Чуперева, у меня внутри расцветают и опадают цветы, в зависимости от моего настроения. Из-за своей разности мы никогда друг другу не завидовали. Нам в этом очень повезло. Это счастье, что мы все встретились на перекрестке четырех дорог, постояли, поговорили, и, хотя разошлись каждый своей дорогой, встреча оказалась – на всю жизнь. Дима Решмет выбрал «нормальную» судьбу – с карьерой, с семьей, с материальными благами. Возможно, он делает ошибку, это может вытеснить в нем поэта. Но у него всегда были способности организатора, руководителя. И сейчас он, будучи чиновником администрации в одном из городов Краснодарского края, начинает строительство творческих мастерских для художников, поэтов, музыкантов. Переносит свое «знание поэта» на других людей. А я сам по себе. Если мной руководят, мне не комфортно, а сам руководить не хочу. Хочу заниматься тем, чем непосредственно должен. Иногда творческие люди уделяют много времени «окололитературным» делам, а на само творчество оставляют лишь вечера, забывая свое предназначение.
– А творческую личность надо баловать?
– Баловать поэтов не надо, потому что они сразу садятся на шею и, как галчата, только открывают рот. Они должны иметь хотя бы простейшие понятия о жизни. Не надо думать, что поэт – это возвышенное и неземное существо. Прошу – не путайте меня и мою душу. Это душа должна быть крылатой, летать над миром, а я должен ходить по земле и пачкаться, как все, и даже больше. Я и сам хочу в эту грязь влезть, не хочу наблюдать со стороны. Пример из живописи. Есть два способа общения с натурщицей. Первый – это писать, не касаясь ее, догадываясь, какова она, только глазами, а второй способ – писать, осязая, практически облизывая ее, чтобы пальцы пахли не красками, а человеческой плотью. Жизнь – та же самая натурщица. Как бы мы ни хотели писать о людях, мы пишем точно о себе.
– А что еще поэты думают о жизни, о людях?
– Почему жизнь – такое короткое слово? Чтобы масштабно отразить все значение этого понятия, нужно хотя бы около 80 букв. Людей я разделяю. Одних посвящаю и делюсь своей душой, с другими просто общаюсь своей человеческой половиной. Мало людей, с которыми общаюсь. Я не экстраверт. Мы долго не виделись с Димой Решметом. Недавно он позвонил и пригласил в гости. И все, что накопилось, «выложил» в первый вечер, а я так ничего о себе и не рассказал. Так и уехал с камнем в сердце, который надеялся сбросить на него.
– Понимают ли ваши стихи сверстники?
– Одни, и даже девушки, меня защищали, когда другие говорили, что я несу околесицу. Кто называется сверстниками? Я никогда не считал себя молодым поэтом. Уже не могу себя так называть – мне 23 года! Но я не обращаю внимания на категории возраста и пола. Иногда мне хочется написать стихи от лица женщины. Моим ровесникам кажется необычным, что кто-то этим занимается. Я согласен, что писать стихи – это не вполне нормальное занятие. Однажды я прочитал статью о графомании. О том, что все сегодня ударились в литературу, пишут мемуары. Автор статьи цитировал Ломброзо, который говорил, что писателям не надо давать денег, а надо укладывать их в больницы и лечить, потому что это болезнь, опасная для общества. С этой статьей я пришел в литературное объединение «Вдохновение», когда они пригласили меня почитать стихи. Поэты из «Вдохновения» – это люди в основном за 60 лет. Когда дошла очередь до меня, я сказал, что стихи читать не буду, и прочитал им эту статью. Все вокруг взорвалось! «Это полное отрицание культуры!» – выкрикивали со всех сторон. – «Как вы можете?! А вы сами с этим согласны?» «Да, я и сам болею этим на сто процентов», – сказал я и прочел одно стихотворение. Потом еще… И эти люди стали смотреть на меня восхищенными глазами, они кричали «браво!» Фурор был страшный! А одна женщина даже сказала, что была бы счастлива, будь у неё такой сын. Вот как старшее поколение меня воспринимает. Может быть, это тревожный сигнал?
– А девушкам нужны ваши стихи?
– Однажды по телефону отправил сообщение в стихах своей давней знакомой. Мы с ней четыре раза сходились и расходились. Она была влюблена, и вот она, пожалуй, была единственной женщиной, которая приняла бы меня и как человека, и как поэта. Остальные, действительно, принимали меня по частям. Замечательно звучит, правда?
– А время наше вам нравится?
– Лет через 50 мы узнаем об этом времени всё. Поднимутся архивы. Нам откроется правда. Но «каждый пишет, как он дышит». Иногда у меня бывает выплеск патриотического вдохновения, а потом – опять о себе, в себя и через себя – в других. Я не современный поэт, не постмодернист, не куртуазный маньерист. Я воспитан в семье на традиционных ценностях. В 16 лет встретил поэтов Диму Решмета, Диму Голубя, Таню Чупереву, и они оказались той же, «классической» закваски.
– А вы очарованы людьми?
– В каждом из нас есть талант, непохожесть на других. Что касается женщин, говорят, что в каждой из них должна быть загадка. Но многие только делают загадочный вид, а за этим ничего нет. Интересно таких раскусывать.
– Вам нравятся многие женщины или одна?
– Я влюбчивый однолюб.
– Это когда человек любит свою жену и всю жизнь «помучивает» ее своими увлечениями?
– А бывает, она его «помучивает». Это прекрасно, когда мужчина и женщина обмениваются «помучиваниями».
– А вы женились бы на поэтессе?
– Мы часто обсуждали с другом, какую женщину выбрать в жены, творческую натуру или обычную. В первом случае в доме бедлам, а каждый в своем углу творит. А обычная женщина, хранительница очага, вполне может сделать счастливым творческого человека.
– Будет ли при этом счастлива она? Есть еще категория женщин – подруга художника…
– Не каждая на это пойдет. Обычно женщине нужно или больше, или меньше.
– Что такое для вас материальные блага?
– Чтобы душа жила в этом мире, надо, чтобы жило тело. Мне нужен минимум. Надо, чтобы ничего не мешало, не отвлекало. Ровная поверхность. Творческий человек – эгоист. Я сам бы напал на него за это, и пусть это будут нападки на самого себя. Я не стремлюсь обрасти всеми благами современной жизни, я хочу вольно дышать и быть свободным. Но если я сделаю своих близких несчастными, буду сожалеть до конца своих дней. И эти мысли приходят одна за другой и соседствуют друг с другом. И я рад, что не летаю в облаках в розовых очках. Я понимаю, что должен выбрать – жить ради себя и реализовать себя или отказаться от себя, просто остаться с семьей и жить обычной жизнью. У нас достаток небольшой. Я приношу в семью столько же, сколько мама, бабушка и брат, вместе взятые.
– Наверное, печальна судьба поэта, который жертвует своим талантом?
– Она не печальна, она трагична. Но я обожаю трагедии, не люблю оперетту. «Счастливый Моцарт не совсем хорош, трагический годится в короли…» Я сам себя считаю Ван Свитеном (реальный прототип Сальери) и Моцартом одновременно. Сам себя и довожу… Две чаши – то одна, то другая перевешивает. Умираю для себя на том месте, где начинаю жить для людей.
– А как вы относитесь к человечеству?
– С улыбкой, как и к себе. В чем смысл человеческой жизни? В продолжении рода. Но хочется спросить: «И это всё?» Но ведь так же и у животных. Тогда какой же человек венец природы? Многое в нашей жизни завуалировано под сложные человеческие отношения, а на самом деле примитивно, как в каменном веке. Мы пришли и никак не найдем себе место в природе, в которой все логично, и только человек – исключение, изгой.
– А что думает о вас ваша мама?
– Она думает, что и в школе, и в колледже, и на работе у меня все было хорошо, потому что я не связывался с плохими людьми. И они со мной не связывались.
– Что такое женская красота для вас?
– Есть такое понятие – женственность. Вся женщина может быть, как изогнутая линия, иногда изломанная на куски, и хочется сделать всё, чтобы эту линию соединить…
– А Новочеркасск вы любите?
– Я люблю в него приезжать или из него уезжать Утром люблю приезжать, а вечером – уезжать. Маленький праздник, который всегда со мной, – я в выходные дни обязательно должен поехать в город, но не в центр, а пройти по прилегающим к нему тихим улицам. И тогда в понедельник я спокойно иду на работу.
– Для вас купленная хорошая книга – счастье?
– Для меня хорошо написанная книга – счастье.