Предпасхальные весенние недели выстраивают всех нас в одной поминальной процессии.
Никакой погоде не дано нарушить это веками отшлифованное расписание, предназначенное для того, чтобы отдать долг памяти тем, кто ушел от нас, но в сердцах остался навсегда. Родные, близкие, друзья… Список этот долог, ведь небеса не выдали нам разрешения на вечность. Прийти на могилки, убрать, подкрасить, посидеть молча, так же молча рассказать о себе… Тщательно ухаживая за могилками, убирая прошлогоднюю листву, поминая тех, кого уже не вернуть, мы мысленно общаемся с ними, рассказывая о том, как идут дела в мире, который они покинули. Слышат ли они нас? Скорбят ли, когда мы забываем о них? Кто поведает об этом? Только память тянется прочной нитью через сердца и поколения, помогая врастать корнями в жизнь живым и не давая покрыться травой забвения мертвым. Так было и так будет.
Увы. Сколько забытых, поросших бурьяном и непроходимым кустарником холмиков, разрушенных и не поправленных ничьей рукой надгробий, покосившихся крестов, на которые невольно натыкаешься взглядом – горестных примет духовной амнезии. Разрушенные оградки, вандализм и надругательство над памятниками (особенно в последнее время, жадное до металлов) – из категории еще более кощунственной. Но таковы реалии, как ни горько это осознавать.
«Дай руку, мама», – требует малыш, но как только появляется уверенность в своих силах – он хочет быть самостоятельным. Но родители всегда следят за тем, чтобы он не упал, так уверенно шагающий по дорожке, чтобы в случае чего тут же подставить ему руку помощи. Да и мы в свое время, будучи теми самыми малышами, старались показать, что в опеке не нуждаемся, что самостоятельны… и пытались стремительно нестись по жизни, не всегда замечая, что за нами следят глаза мамы и папы. «Ты всегда должна чувствовать руку отца», – говорил мне папа, и я и сегодня, когда его уж нет, все же тянусь к нему.
И теперь мы ищем их глаза, так хочется взять их за руки, окунуться в прошлое, разглядеть, упросить: только будьте, живите, живите…
Но они не слушаются – они умирают. И когда это случается, мы чувствуем, как обрывается пуповина детства, которое, оказывается, стучалось к нам все эти годы, и больное одиночество, уже не кажущееся столь романтичным и желанным, заходит в нас и остается жить тяжестью на сердце.
А мы все бежим по спирали времени, и хочется достучаться уже до своих детей: не обижайте, не укоряйте, не бросайте… И до отчаяния поздно осознавая, что ничего не исправишь и никого мы не в силах позвать обратно.
Опять плачу. «Послушай меня, мама!» Мама, мама! Посмотри, как выросли твои внуки. Они до сих пор говорят «Какие пироги пекла бабушка!!! Вот бы ты…» Вот уже двадцать два года, как моя жизнь стала другой – БЕЗ ТЕБЯ, МАМА. А папу хоронили через десять лет после тебя. Дольше он не смог. До сих пор слышу его слова после твоих похорон: «Зачем мне теперь жить?» И мы, уже взрослые дети, пытались его убедить, что жизнь продолжается, что есть мы, есть наши дети… Вчера во сне опять я разговаривала с вами, родные мои…
Не могу писать, за слезами не вижу текста. А на могилку в выходные сходила, посадила цветы, поплакала-поговорила.