В «ЧЛ» № 4 от 24.02.2008 г. мы опубликовали воспоминания Ю.Б. Петрова о захоронении в Новочеркасске советских и немецких бойцов времен Великой Отечественной войны. Юрий Борисович продолжил свои воспоминания о тех днях.

Если о подпольной работе во время оккупации что-то известно отдельной группе населения, особенно коренным жителям, то другим, возможно, что-то скажут названия: переулок Кривопустенко, площадь Павлова…
Подполье было выдано предателями и быстро уничтожено. Часть замученных и расстрелянных была в 1943 году извлечена из противотанковых рвов, и их останки были выставлены для всеобщего обозрения в здании школы №10 по ул. Дубовского. Но это были не все погибшие, жертв фашизма было значительно больше. Так были уничтожены больные психиатрической больницы, отдельные граждане, прежде всего коммунисты и их семьи, евреи. Много жизней на совести предателей, но некоторых горожан удавалось спасти.
В каждом квартале проводились собрания (сходы) жителей, с повесткой дня «выборы старосты». Здесь же «рассматривали вопрос» о высылке евреев в спецпоселения. Помню, жителям удалось отстоять девочку Тамару Израильскую, доказав через церковь, что она крещеная (отец-еврей был на фронте, мать-украинка проживала в Новочеркасске). Из коммунистов мне запомнились двое. Барашко Елизавета, мотивирующая свое вступление в КПСС интересами карьеры – учтено было, что она пребывала в партии очень короткое время (несколько месяцев). Учли также прошлое родителей. Порочащих фактов не было. Наказание — три месяца мести улицы.

Второй коммунист оправдываться не пожелал. Фамилия Лимарев. Высокий, под 2 метра, рыжий мужчина преклонного возраста. Когда его вывели, он выпятил грудь, гордо поднял голову и громко заявил: «Да, я член партии Ленинского призыва, лично знал Ленина, верю в коммунизм и остаюсь коммунистом до конца».
Многие зашептались, все сходились — деду Лимарю конец. Некоторые всплакнули. Дед был разведен, жил один, бобылем. Дочь Людмила — на фронте. Немцы достаточно долго обсуждали факт. Часто было слышно слово «Ленин». В конце переводчик сказал, что, учитывая безвредность деда, отсутствие жалоб на него от населения, даже наоборот… Деду предложили идти домой. Он, видимо, был ошеломлен таким решением и попер на немцев, которые, смеясь, приказали людям убрать деда домой.
Вопрос со старостой был сложнее всего. В городе практически не осталось работоспособных мужчин – в основном старики. Все отказывались. На нашей улице под угрозой насильно был назначен старик, живший во флигеле во дворе. Очень многих женщин он спас от тяжелого труда: строительство укреплений, уборка, ремонт помещений под казармы, госпиталя и т.д. Сам потерял глаз от извести. С приходом наших был арестован. Женщин гоняли на работы жандармы (полевые), сопровождая это избиением и издевательствами. Старик-староста старался этого избежать: был бригадиром, водил на работу сам. Особенно берег молодежь 13-16 лет. В результате, несмотря на агитацию, в Германию почти никто не уехал. В других кварталах было много угнанных в Германию насильно, были и добровольцы.
Восстановить бы добрые имена этих людей, «под немцем» спасших своих земляков, но названных и умерших предателями…
Все пытки велись в подвале гестапо, располагавшемся на ул. Московской, в доходном доме купца Кирюнина (дом с двуми львами над входом во двор), сейчас там Дворец бракосочетаний. После освобождения от фашистов доступ туда был открыт всем несколько дней, так же, как и в 10-й школе. Взорам открылась масса кровавых следов и выцарапанных на стенах имен, фамилий, подписей.
Жертвы фашизма были захоронены на Троицкой площади (где памятник Кривошлыкову и Подтелкову, а теперь установлен и крест). В дальнейшем было перезахоронение на городском кладбище, о состоянии которого стыдно говорить, это надо видеть и оценить правителей наших дней.
Мало кто знает теперь о трагедии Новочеркасского ополчения. А у него были свои герои.
До войны, а уж когда немец напал, тем более, работа по патриотическому воспитанию была поставлена в стране и на местах на «отлично». На местах она проводилась буквально везде: в учреждениях, школах, институтах и других учебных заведениях, на заводах, по месту жительства и т.д. Каждый ребенок, а также взрослый, мечтал носить значки «Готов к труду и обороне», «Ворошиловский стрелок» и т.д.
И когда был брошен клич идти в ополчение, многие пошли в него. Я запомнил ополченцев отца и сына Фролковых: Борис Иванович и Борис (Борису было 15 лет). Они жили в доме № 73 по ул. Комитетской. Там же — милиционер Шишкин, в № 66 — П.И. Давыдов — научный работник института виноградарства, почти абсолютно слепой. В № 71 жил Степан Александрович Остроухов, 1920 года рождения. Худой, ростом под 2 метра, отец 4-х детей.
Ополченцев собралось числом около роты. Первую позицию им дали за Мишкиным, по старой Ростовской дороге. В какой-то момент со стороны Ростова показалась машина, которая остановилась, из нее выскочили немцы и убежали в сторону Ростова. Ополченцы сгрудились около машины (в основном командиры) и при открытии двери произошел взрыв, уничтоживший почти всех. Сказалась безграмотность военная, отсутствие опыта и руководства.
Последние данные о моих героях поступили от Павла Ивановича Давыдова, в последнем от него письме-прощании. Он писал, что очки потерял, совсем слепой, защищает Сталинград, очень мерзнет и голодает; немцы идут массой, видимо, живым не быть.
Из ополченцев мне пришлось в 1944 году увидеть Шишкина, всего искалеченного, особенно руки. Он был героем, всеми уважаемым и почитаемым.
Погибшие в основном числились как «без вести пропавшие». Это было хуже, чем «погиб». Женщины совершили подвиг — подняв, сохранив и воспитав их сыновей и дочерей достойными людьми. А подлецы наживались на этом. В 1954 году аферист посетил Екатерину Алексеевны Фролкову — якобы из лагеря, где сидел ее сын Боря. Сказал, что нужны деньги, чтобы вытащить его. Она дала ему костюм сына, но тот заявил: нужны драгоценности или деньги. Но что у нее было после войны? Женщина отдала последнее…
Буду благодарен, если кто-то еще вспомнит героев-ополченцев, которые ушли на фронт добровольно и погибли, защищая Родину.