(к 100-летию Н.В. Никитина)
(Окончание. Начало в № 22)

В конце концов неуступчивость конструктора, подкрепленная безукоризненными инженерными расчетами, победила. 27 мая 1963 года принимается решение: «Прекратить всякие дискуссии о башне. Развернуть строительство полным ходом». К тому времени не только фундамент, но и облик башни сильно изменился. Опорный «шлем» стал большего диаметра и был разрезан на десять «лепестков»-устоев. Суживающийся железобетонный полый ствол башни заканчивался на отметке 385 метров. Завершающая часть башни представляла собой пространственную стальную антенну высотой 148 метров.
Бетонирование башни осуществлялось с помощью самоподъемного (шагающего) агрегата конструкции Л.Н. Щепакина. Оно велось непрерывно и было закончено в сентябре 1966 года. В это время в Москве были очень сильные ветры и верхняя площадка напоминала палубу судна во время шторма. Но когда натянули внутри ствола 150 стальных канатов, она замерла как по команде «смирно!». Началась обстройка башни и монтаж стальной антенны. Верхушка антенны под действием ветра и колебаний температуры отклоняется от вертикали на несколько метров (допустимо — до 11), выписывая сложнейшие фигуры.
Когда бетонирование башни подходило к концу, Никитин получил предложение из Японии запроектировать четырехкилометровую башню-город на 150 тысяч человек. Предварительные расчеты и эскизные наметки японцев удовлетворили, но потом они начали отступать от грандиозного замысла и Николай Васильевич отказался от дальнейшего сотрудничества с ними.
К 1 мая 1967 года на верхнем конце антенны Никитинской башни затрепыхалось алое полотнище из особо прочной синтетической ткани. Прошло еще полгода и башня, начиненная необходимым оборудованием и обвешанная приборами метеорологического наблюдения, начала работать. Ненужными стали 14 ретрансляционных станций, т.к. зона уверенного приема московских телепередач была теперь в радиусе 120 километров. Башня органично вписалась в панораму столицы. Можно сказать, что она в полной мере отвечала триаде Витрувия: полезна, прочна, красива. Официальный ввод в эксплуатацию новостройки приурочили, естественно, к 7 ноября. Так родился Общесоюзный телевизионный центр имени 50-летия Октября (проще — Останкинский). Самую высокую в мире (в то время) телевизионную башню окрестили Останкинской, хотя справедливей было бы называть ее НИКИТИНСКОЙ.
— Долго ли простоит Ваша башня? — как-то спросили Никитина.
— На 300 лет — гарантия. А там посмотрим.
28 августа 2000 года Никитинская башня подверглась суровому испытанию. В результате пожара в верхней части железобетонного ствола оборвались скоростные лифты и несколько натяжных канатов, но башня устояла и после ремонта работает, как и прежде. В конце мая этого года случился еще один небольшой пожар на одном из внешних балконов башни, но его быстро погасили.
Подобно Гюставу Эйфелю — создателю 300-метровой стальной башни в Париже и разработавшему для скульптора Бартонье конструкцию «Статуи Свободы» (США), Никитину довелось заниматься подобной работой при создании мемориального комплекса «Мамаев курган». На этом объекте он сотрудничал с выдающимся скульптором Е.В. Вучетичем (1908-1974). Николаю Васильевичу предстояло обеспечить прочность и устойчивость бетонной скульптуры «Родина-мать» высотой 85 метров. И не статичной, а передающей стремительный порыв — в поднятой правой руке 30-метровый меч, левая — на отлете по горизонтали, да еще развевающийся за спиной «шарф». Монумент не вписывался ни в какую геометрию и прежние приемы, обеспечивающие устойчивость высотных сооружений, здесь не годились. Если раньше несущий остов встраивался в оболочку («куклу») сооружения, то теперь Никитин решил торс скульптуры («куклу») встроить в стальной многоплановый каркас (см. фото). Руки, голову и шарф предложено было выполнить на земле, а потом поднять краном и укрепить в заданном положении. Такое решение удовлетворило всех и работы по реализации проекта начались. Но конструктор уже не мог наблюдать за ходом работ — ему все труднее стало передвигаться и вопрос стоял о возможной ампутации ноги, что позже и случилось. И все же, несмотря на недуг, ему довелось увидеть уже законченный монумент. Дело в том, что перед самым открытием мемориала (а сделать это должен был Л.И. Брежнев) из-за вибрации меча, который рассчитывал другой конструктор, по правой руке скульптуры пошли угрожающие трещины. Оповещенный об этом Никитин прислал рекомендации по устранению дефекта, а через неделю прибыл в Волгоград сам. В полостях меча и рук уже были натянуты канаты (как в телебашне) и вибрация прекратилась. Но напуганный случившимся Вучетич спрашивал Никитина:
— А если меч снова загудит?
— Тогда я сам залезу наверх и буду его держать, — шутливо отвечал тот. И продолжал:
— Я статую рассчитывал на двести лет, а с канатами она все триста простоит.
Этот разговор состоялся за три дня до открытия мемориала. Торжество, как и планировалось, состоялось 15 октября 1967 года. На постаменте главного монумента Е.В. Вучетич укрепил табличку: «Конструкция разработана под руководством доктора технических наук Н.В. Никитина». Эту ученую степень Николаю Васильевичу присвоили в 1966 году за доклад на тему: «Железобетонные конструкции высотных и большепролетных зданий и сооружений». По достоинству был оценен труд создателей телебашни. Сотни участников небывалой стройки получили высокие награды и премии, а Н.В. Никитин и группа главных специалистов (Б.А. Злобин, Д.Н. Бурдин, М.А. Шкуд, Л.Н. Щипакин) стали в 1970 году лауреатами самой престижной в СССР Ленинской премии. В том же году Ленинская премия была вручена группе скульпторов и архитекторов во главе с Е.В. Вучетичем за «Мамаев курган».

***
В 60-80-х годах я часто бывал в Москве. В ноябре 1960 года ЦК ВЛКСМ проводил совещание с секретарями комсомольских организаций технических вузов страны. Совещание проходило в МВТУ им. Баумана, а на «закуску» нас свозили в новый корпус МГУ им. Ломоносова. В актовом зале университета перед нами с лекцией выступил Президент Академии наук СССР академик А.Н. Несмеянов. После лекции нас угостили синтетической икрой. Но куда больше, чем искусственная икра, нас поражали красота и величие фасадов и интерьеров главного корпуса МГУ, его головокружительная высота, скоростные лифты и богатство отделки. О создателях этого удивительного комплекса я кое-что знал. Знал, что его автором был академик архитектуры Лев Владимирович Руднев, а главным инженером В. Насонов. Читал, что «инженеры разработали совершенно новые типы фундаментов в виде коробчатых конструкций»… Кто именно, не сообщалось.
Фамилия Никитина стала встречаться позже, в связи со строительством Московской телебашни.
27 апреля 1967 года мы с коллегой по кафедре архитектуры НПИ В.П. Котилевским, будучи в Москве, случайно оказались свидетелями знаменательного события — установки с помощью вертолета последнего звена металлической антенны на телебашне. Это зрелище так нас заворожило, что мы опоздали на рейсовый самолет «Москва — Ростов-на-Дону».
С тех пор я «заболел» Никитиным (собирал публикации, рассказывал о нем студентам на занятиях и внеурочных встречах). Пик этой «болезни» пришелся на 1973 год, когда мне удалось побывать внутри телебашни и, сидя за столиком трехэтажного ресторана «Седьмое небо», за сорок минут оглядеть всю Москву! Впечатление было потрясающим и в тот же день я написал стихотворение, где были такие строчки:

Никитинская башня — чудо из чудес!
Иглою поразительной взметнулась до небес.

Позже узнал, что Никитин возражал против эпитета «чудо» применительно к его башне. «Останкинская башня не чудо, — говорил он, — это земное и для земных дел сооружение. Это реальность. Если хотите — это будни нашего строительства». И смущался, когда его спрашивали, почему башня не названа Никитинской. Ведь есть Шуховская, Эйфелева. «По-моему, это было бы нескромно» — был ответ. Некоторым эта чрезмерная скромность Н.В. Никитина пришлась по нраву. Так, в книге А.В. Рябушина и И.В. Шишкина «Советская архитектура» (Стройиздат, 1984) приводится краткое описание Останкинской телебашни без упоминания ее создателей. Нет и фотографии шедевра мирового значения. Видимо, авторы полагали что, архитекторы и искусствоведы, для которых предназначен их труд, хорошо знают, о чем идет речь и кто такой Никитин. Тогда, может и знали. А сейчас? Я считал и считаю, что после смерти в 1973 году великого инженера-строителя надо было переименовать башню. В то время это не сделали, так, может быть, теперь, к 100-летию Н.В. Никитина, следует восстановить справедливость…
Побывал я и на Мамаевом кургане (в 1977 и 1988 гг.). Впечатления о первом посещении знаменитого ансамбля-памятника героям Сталинградской битвы вылились в статью «На Мамаевом кургане тишина…», которая была опубликована в газете «Знамя коммуны» 14 февраля 1978 года. Сейчас же вспоминаю удовлетворение, с каким я прочитал тогда коротенький текст на табличке, укрепленной Е.В. Вучетичем у подножия «Родины-матери». Хорошо бы такие таблички укрепить на всех крупных зданиях и сооружениях, которые надежно служат людям благодаря инженерному таланту Николая Васильевича Никитина.

В статье использованы сведения и фотографии из книг, журнальных и газетных публикаций, посвященных Н.В. Никитину.