№ 15.

Потапов Александр Львович.
Наказной, впоследствии войсковой атаман (1865-1868). Был, по выражению поэта, «разумом не хром». Административный опыт получил вначале по службе у знаменитого администратора Муравьева Виленского-Вешателя, затем обер полицеймейстером в Москве и далее начальником штаба отдельного корпуса жандармов и управляющим собственной его величества канцелярией. Таковое прохождение Потаповым службы содействовало выработке в нем, соответственного упомянутым должностям, полицейско-жандармского мировоззрения, что Потапов наглядно обнаружил следующими словами: «я никому, никогда ни в чем не доверял и в жизни не имел в этом повода раскаиваться». Нельзя сказать, чтобы и ему особенно доверяли, так что когда в его атаманство и под его председательством была учреждена в Новочеркасске комиссия по вопросу о введении земства на Дону, — говрили: «раз Потапка взялся земство на Дону вводить, — дело не выйдет: надует». Больше всего на свете боялся Потапов либеральных мыслей, называя всякую такую мысль почему-то «Шелгуновскою», имея в виду писателя Шелгунова, своевременно представителями отдельного корпуса жандармов надлежащим образом обласканного. В атаманство Потапова последовала новая благодетельная для Донского края, хотя и идущая несколько в разрезе с его самобытностью, реформа: должности по войсковому управлению стали замещаться не по выбору дворянства, а по назначению от правительства. Говорят, что донские дворяне очень были этим унижены и обижены, волновались, и собирались протестовать; но так как собрания для обсуждения сего предмета бывали всегда в учрежденном атаманом Хомутовым дворянском клубе, а участники оных неизменно торопились поскорее их закончить, дабы заняться картами и выпивкой, — оные собрания остались безрезультатными, и протест не состоялся. Потапов любил до упоения бумажное делопроизводство, полагая в оном зиждительную основу устройства государственного. С утра до ночи Потапов пил чай, отчего, как некоторые полагают, сошел с ума уже в бытность свою шефом жандармов. От чаю ли или от чего другого сошел Потапов с ума, но сумасшествие его сделалось уже несомненным только после того, как он однажды в разговоре с императором Александром II-м, очевидно усмотрев в императоре шелгуновские мысли, категорически заявил ему: «не будь я шефом жандармов, если я тебя в Сибирь не законопачу!».
№ 16.
Чертков Михаил Иванович.
Войсковой наказной атаман (1868-1874). Большой барин и богач. Замечателен преимущественно своею супругой Ольгой Ивановной, дамой еврейского происхождения и красоты отменной, которую Чертков выкупил, как утверждали современники, за 200 тысяч у ее первого мужа. Ольга Ивановна культивировала в Новочеркасске светскую жизнь и завела такую роскошь, что мужья дворян и чиновников даже со средним достатком караул кричали.
При атамане числился, но состоял, собственно говоря, при атаманше, штаб-офицер для особых поручений, известный в то время даже и в столицах красавец Валериан Дмитриевич Мартынов, брат Андрея Дмитриевича Мартынова, в качестве исполняющего должность войскового наказного атамана, усмирявшего в 1898 году знаменитый «Кривянский бунт», за что и получил от благодарных современников прозвище «Кривянский». Рассказывали, что когда Чертков, находя порою деятельность его офицера для особых поручений принимающею слишком уж особый и обидный для супружеского достоинства атамана характер, рисковал выступить перед своей блистательной супругой с замечаниями ревнивого характера, супруга неизменно впадала в истерику со всеми ее атрибутами — обмиранием, рыданием, хохотом, — причем, как бы в забытье, говорила на французском диалекте: «mais, mon Dieu! Que voulez — vous donc? On vous aime, mais pas vous seul». Что в переводе на русский язык означает: «Боже мой! Чего же вы хотите? Вас любят, но не вас одних». Атаман, убежденный таким аргументом, сдавался, подавлял постыдную ревность и отпускал Ольгу Ивановну для поправления здоровья в Ниццу или Остенде в сопровождении Валериана Мартынова. Необходимо заметить, что г-жа Черткова не была чужда просвещения: при ее содействии и по ее почину в Новочеркасске основана публичная библиотека и пансион при Мариинской женской гимназии.
В атаманство Черткова срочные земельные участки, нарезанные при императоре Николае Павловиче донским офицерам и чиновникам из «неприкосновенной» войсковой казачьей земли, были обращены уже в полной мере в неприкосновенную потомственную собственность прежних срочных обладателей.
(Печатается — в сокращении — по книге А. Петровского «Опись войсковым, наказным и войсковым наказным атаманам, в разное время в городе Черкасск, а затем Новочеркасск от высшего начальства поставленным»).
(Продолжение следует).

№ 17.
Краснокутский Николай Александрович. Войсковой наказной атаман (1874-1881). Принадлежал к числу правителей благодушных, к энергичным проявлениям власти склонен не был, равно как и к проявлению собственной инициативы. В управлении краем следовал национальному девизу: «как шло, так и ехало».
Все творческое бремя власти при Краснокутском было возложено последним на своего помощника по гражданской части генерала Маслаковца, оставившего видный след на страницах кратковременной, но бурной истории Донского земства. При нем в 1876 году в области были введены земские учреждения. Лично атаман к ним относился благодушно и при их умирании даже попробовал было заступиться за них (неудачно) в Петербурге. Маслоковецже, поддержанный донскими патриотами из истинно казаков и при сочувствии петербургских канцелярий, ел земство вполне систематически вплоть до 1882 года, когда, при могущественном покровительстве нового атамана князя Святополк-Мирского, проглотил окончательно, изблевав из себя взамен съеденного «Распорядительные по земским делам комитеты», и поднес на предмет вящего укрепления казачьей самобытности благополучно по всей области функционирующие.
Во всяком случае, беспристрастный историк не оставит отметить, что если деятельность по поеданию земства Маслоковца и других охранителей основ не соответствовала Высочайше высказанной в 1881 году мысли о том, что «введение земских учреждения есть право, дарованное Дону державной волей, и отнятие сего права было бы большою несправедливостью», за то деятельность эта безусловно в вплотную, как бы по предвидению, совпала с содержанием Высочайшего же указа в марте 1882 года об упразднении на Дону земских учреждений, как «несоответствующих духу казачества».

№ 18.
Святополк-Мирский Николай Иванович. Князь, войсковой наказной атаман (1882-1893). Отец князя сражался за независимость Польши в 1831 году; два его сына, в том числе Николай Иванович, получили воспитание в пажеском корпусе на средства русского правительства, и из них Николай к слову «независимость» усвоил сильнейшее отвращение, с ним же сошел в могилу. В истории края, коим правил 17 лет, остался с двумя прозвищами: первое из них вполне определенное и значения исчерпывающего «Окаянный»; второе же, «Менелай», требует пояснения в виде исторической справки.
Командуя дивизией в русско-турецкую войну 1877-1878 гг., князь Святополк-Мирский под Еленною был разбит турками и спасался бегством (есть предание — в одном белье) вместе с Дон-Карлосом Испанским, от нечего делать затесавшимся в его штаб. Разница между Спартанским Менелаем и Менелаем Мирским, впрочем, была и весьма существенная: от Менелая Спартанского убежала Елена, а Менелай Мирский сам убежал от Елены. Это обстоятельство, тем не менее, не мешало князю считать битву под Еленою самым блестящим своим подвигом, и он говорил, что Георгия 3-й степени ему следовало дать не за то, за что ему дали, а именно — за Елену, при которой он своим сопротивлением надолго задержал натиск турок.
Один из историков-панегиристов князя А.А. Карасева, по-видимому, вполне разделяет этот взгляд Менелая русско-турецкой войны. В личной жизни князь был человеком общительным — любил выпить, любил красивых женщин, что и вызывало в свое время ходившее по городу двухстишие:
Любитель женщин и вина
Приехал из Люботина.
При этом необходимо добавить, что «Wein und Weib» (вино и женщины) обходились ему дешево, даже совсем «задаром: Wein» поставляли окружные и станичные атаманы, «Weib» — Новочеркасские дамы всяких рангов — в видах обеспечения служебной карьеры мужей.
Пристрастие правителя к «Weib» было настолько императивным, что, по преданию, у него было за время управления им краем последовательно до пяти, десяти амант, чем он значительно превзошел статского советника Двоерукова, одного из увековеченных Щедриным градоначальников полумифического города Глупова. При исключительной скупости князя это обстоятельство имело для него большое значение. Справедливость, во всяком случае, требует отметить, к выгоде князя, что, принимая (с проклятиями в душе) от устроителей благотворительных спектаклей и концертов почетный билет на кресло первого ряда, атаман никогда не делал попытки не доплатить хотя бы гривенника против цены билета, всякий раз оплачивая билет тремя целковыми.
Тот же хвалитель князя А.А. Карасев замечает о нем: «Этот атаман был в высшей степени талантливый человек, и насколько талантлив, настолько же обладал нелюбовью к служебным делам».
Что касается талантов, то таковые, действительно, проявлялись широко в направлении «Wein und Weid», в перемещении лучших экземпляров растений из городской оранжереи в оранжерею при Люботине, имении князя, в некоторых операциях с «Ермаковским» капиталом, в умении, наконец, устраивать балы за честь доброхотных приношений из станиц, что не мешало, впрочем, отправляющимся на эти балы просить дома оставить что-нибудь на ужин, так как ужины атаманские отличались почти монашескою умеренностью. Не вникая в детали управления, талантливый атаман, тем не менее, давал таковому определенное и неуклонное общее направление, вполне усваиваемое подручными властями. В своих взглядах на наилучший способ управления Святополк Окаянный счастливо сочетал в себе гоголевского Держиморду и Угрюма-Бурчеева с Перехват Залихватским, отмеченным Щедриным. Принцип «тащить» и в особенности «не пущать» составлял исходную точку административной политики князя, благодаря чему им ценились по службе и всемерно поощрялись лишь так называемые «сорванцы исполнители», из которых наиболее ретивым были — управляющий атаманской канцелярией полковник Балуев, благодаря громадному родимому пятну на лице, а также и по иным причинам, прозванный «темною личностью», генерал Иван Эрастович Греков, благодаря исключительной, хогтя и своеобразной, ревности к службе, заслуживший прозвище «Солдабарбость». Начальником штаба при Мирском одно время был генерал фон-Раабен, отлично танцевавший мазурку и обыгрывавший всех в винт, впоследствии анекдотический Бессарабский губернатор. Раабен в общем был человек благодушный, но вместе с тем до такой степени глупый, что на него собаки лаяли на улице.

Примечание: Необходимо заметить, что хотя атамана потихоньку и называли Святополком Окаянным, зато сам Святополк окаянный по поведению атамана был устранен со страниц русской истории, и, в силу этого, в театре на сцене в исторических пьесах вместо «Святополк Окаянный» говорили «Ярополк Окаянный». Таким образом, престиж власти не терпел ущерба.