На страницах предыдущих выпусков газеты я рассказывала нашим читателям об интересных материалах, размещенных в фондах Центра по работе с книжными памятниками нашей Центральной городской библиотеки им. А.С. Пушкина. Как вы могли заметить, в основном я стараюсь рассказать что-нибудь интересное, касающееся нашего любимого донского края и его выдающихся жителей.

Сегодня мне хочется поделиться еще одним интереснейшим документом – записками князя Голицына Михаила Григорьевича, который  проезжал по нашим местам в 1858 году. Дон и его жители произвели на князя неизгладимое впечатление, которым он и поделился на страницах журнала «Библиотека для чтения» за 1859 год.

Привожу часть этих воспоминаний, которые автор так и назвал «Ростов и Таганрог. Записки туриста». Словообороты и стиль документа постараюсь сохранить.

 

«Часть нагорного пространства, которая тянется от Новочеркасска по правому берегу р. Аксая, и поныне носит название Мишкиной балки. Здесь, как говорит устное предание, был когда-то густой лес, а в лесу том держался с своей шайкой известный в свое время разбойник Мишка. Собственно же Мишкино называется теперь прекрасная дача княгини М.И. Голицыной, внучки знаменитого графа Матвея Ивановича Платова. Дача эта изобилует редкими плодовыми и декоративными деревьями более южных стран, а также разного рода кустарниками и цветами, которые защищены с севера высокими крутояром, и безвредно зимуют в грунту. Что же касается до господского дома с его принадлежностями, выстроенным архитектором И.О. Вальпреде, то надо отдать полную справедливость как изящному вкусу, так и знанию его строителя. По плану того же артиста сооружаются ныне: собор в Новочеркасске и церковь в Мишкине.

Странно, что, несмотря на близость города — главной станицы Войска Донского, все остальные дачи по Аксаю представляют теперь один грустный вид запустения. Лишь там и сям разбросаны казачьи хаты; ползут и стелются местами виноградные лозы, обремененные в нынешнем году тяжелыми гроздьями, да чахнут брошенные яблони, груши, сливы и другие фруктовые деревья. А было время, когда дачи эти находились в цветущем состоянии; когда жили здесь те самые владельцы, которых потомки поставили над прахом их все эти памятники по холмам, в виде небольших часовен.

Не успели мы отъехать и полверсты от Мишкина, как опять предстала необъятная равнина, но которой мы быстро покатили. Изредка проносились мимо глаз наших  две-три хлебные скирды, плохо складенные и ничем не огороженные, с камышевыми при них шалашами. Казаки веяли зерно, смахивая колос на шесте навязанною сетью и слегка покачивая ее над ворохом. Попадались бахчи, на которых, кроме превосходных дынь и арбузов, росли также, в тишине и согласии, огурцы, тыквы, кукуруза, репа, редька, подсолнечники и даже ноготки! Паслись волы; ходили стада овец да табуны лошадей, и всё, большей частью, за присмотром калмыков, весьма склонных к чабанству, но мало способных ко всякому другому занятию.

Так как время было позднее (4 сентября) то, за исключением полевой ржи, желтовато-белой скабиозы да нескольких видов сушеницы, я ничем не мог обогатить своих ботанических замечаний, меж тем как здешняя флора очень разнообразна и стоит старательного исследования.

Миновав почтовый дом, одинакового фасада, как и все прочие станционные строения по тракту Войска Донского, если не ошибаюсь, выстроенный уже при нынешнем Наказном Атамане М.Г. Хомутове, мы не хотели проехать мимо Нахичевани, не завернув в этот город, лежащий немного влево от большой Тифлисской дороги, почти в виду Ростова.

 

Но в этом месте моего рассказа, благо упомянул о почтовом тракте, я не могу удержаться, чтоб не сделать небольшое отступление и не сказать хотя несколько слов о всех неудобствах, беспорядках и тех притеснительных задержках, которые почти на всем протяжении пути, начиная от Михайловской станицы и до Новочеркасска, испытывают терпение едущих не по казенной, а по своей надобности. Начать с того, что донские лошади — быть может и превосходны для верховой езды — никуда не годятся для возки и почтового гона: они горячи и малосильны; к тому же до того тощи и побиты, что иной раз нельзя без жалости смотреть на них. Следствие ли этого излишней экономии на овес или таково уж свойство лошадей этой породы, знаю только, что под каждую почтовую станцию отводится 300 десятин земли и накашивается до 10 стогов сена, что, конечно, более чем достаточно для прокормления разгонных троек. К счастью, тарантас мой не был тяжел на ходу; не было грязи и постоянно сопровождало меня вёдро, иначе намыкался бы я горя!

Не знаю, вследствие каких причин и расчетов, но Войсковое Правление не допускает строить почтовые станции ни в станицах, ни в хуторах, а всегда выносит их в поле, за две, три и более верст от жилых мест.

Боже упаси и помилуй изломаться экипажу или, хуже того, внезапно занемочь вам или слуге вашему, и вы решительно станете в тупик.

«Что это за крест поставлен в поле, по ту сторону дороги?» — спросил я однажды у смотрителя, сидя вечером на террасе станции.

«Здесь схоронен проезжий» — отвечал смотритель: «он заболел у нас, да и отдал Богу душу».

«А этот шест, что воткнут неподалеку от креста?».

«Тоже могилка. Тут лежит ямщик. Он умер в тот же самый день, как и проезжий барин. Ну, этот таки похворал!».

Я призадумался и окинул взором безграничную пустыню….

Захотят вас притеснить, не дать вам лошадей, когда есть и вы их видите собственными глазами — вас непременно притеснят и задержат; а вздумаете погрозить внесением жалобы в шнуровую книгу, вам тот же смотритель подаст и чернильницу с пером. Мало ли у него, на всякий случай, припасено законных оправданий!

Так, в проезд наш по целым суткам сидели на станциях новочеркасские и таганрогские купцы, только что покончившие свои дела в Нижнем и, вероятно, торопившееся на предстоящие ярмарки в Ростов и Новочеркасск. Но здесь, как и везде у нас, более обращается внимание на лицо, чем на подорожную; обывательских же лошадей нельзя достать ни за какие деньги. Может  ли удовлетворительно идти в крае торговля при таких обстоятельствах?

При виде груд каменьев, пирамидально сгроможденных и постановленных для обозначения здешних столбовых дорог, как часто представлялось мне, что камни эти были нарочно свезены сюда и как будто сами напрашиваются на полотно будущей железной дороги, которой следует примкнуть к Ростову для развития наших торговых сношений с югом Европы. Дорога эта потребовала бы тем менее издержек в сравнении прочих наших железных линий, и по ровной местности, редко пересекаемой реками и оврагами, и по изобилию каменника; особенно же, по близости богатых залежей антрацита, которого разработка еще бы успешнее пошла. Нельзя также сомневаться, чтоб не было движения по этому пути; чтоб капиталы, употребленные на такое предприятие, не принесли бы хороших дивидендов. Стоит только принять в соображение, сколько людей ежегодно отправляется на заработки в этот благословенный край, и какие многочисленные обозы постоянно тянутся по этому направлению, не только из великороссийских, но и из отдаленных сибирских губерний.

 

Как есть два Ростова, так есть и два Нахичеваня. Ростов и Нахичевань, о которых теперь говорю, обозначаются прибавлением слов: на Дону. Меж обоими городами видны остатки крепости Св. Дмитрия, возведенной некогда против казачьих набегов и тем примечательной, что она послужила впоследствии основанием Ростова.

Во время начальствования казаками Алексея Ивановича Иловайского светлейшим князем Потемкиным было сделано предложение Войсковому Правлению: не согласится ли оно допустить пастьбу скота, принадлежащего гарнизону крепости, на земле казаков? Смотря по обширности войсковых земель, Правление нисколько не затруднилось дать свое согласие; и таким-то образом  отставные солдаты, год от году, все более и более заселяя пастьбенный выгон, составили наконец промышленное местечко, переименованное впоследствии городом Ростовом, причисленным к Екатеринославской губернии.

Нахичевань очень опрятный и благовидный город, почти исключительно обитаемый армянами, прибывшими сюда в 1778 году из Крыма, откуда были выведены Суворовым, одновременно с прочими христианами. Нахичеванцы ведут значительный торг шелковыми тканями, кожами, сбруей, стальными и серебряными изделиями. Кроме того, многие из них имеют свои рыбные заводы по левому берегу Дона, менее же зажиточные занимаются мелочной распродажей улова. Очень хвалят их загородные сады. Говорят, что армянские селения, богатые пространством своих полей и пасущимися на них стадами буйволов, примечательны и в хозяйственном отношении.

Город  насчитывает до 15000 жителей. Мы, можно сказать, не проехали, а пронеслись главной улицей Нахичеваня. Кучер наш не столько искал показать нам город, как показал городу свою ухарскую тройку в ямской сбруе с бляхами и постромками.

Заслышав звон  колокольчика, молоденькие армянки торопливо кидались к окну, и их головки, только выглянув мельком, также быстро исчезали. Что за очаровательный взгляд, что за прелестный склад лица, и как идет к ним эта белая кисейная повязка, так резко отличающаяся от их черных волос! Но увы! Рано отцветает красота здешних женщин, почти всегда уступая место тем более безобразной старости.

 

<…>

 

Но возвратимся к Ростову.

При самом въезде в город строится огромный каменный острог, который, наверно, не замедлит, по окончании здания, наполниться арестантами; потому что нет нигде у нас такого сброда людей, как в Ростове. И однако весь этот люд, проживающий здесь, часто по нескольку лет без всякого письменного вида, не менее того находит себе заработки у землевладельцев, у судохозяев, у рыбных и других промышленников, к тому же постоянно за значительную поденную плату, что, конечно, говорит в пользу края, где еще так ценится рабочий труд; но не в похвалу местной полиции.

Мне рассказывали, что когда года три или четыре тому назад генерал-адъютант Хомутов под видом учета собрал казаков и приказал им внезапно оцепить ростовскую ярмарку, то более четырех сот бродяг беспаспортных было захвачено ими да, может быть, столько же менее оплошных — бежало. Оттого-то и не всегда бывает безопасно запоздавшему пробираться ночью по неосвещенным улицам Ростова. Случаи посягательства на чужую собственность здесь нередки; но для предотвращения зла недостаточно деятельности одного городничего при небольшой команде, за которой также не худо было бы присматривать построже. В простом народе бездомном и получающем, как я уже сказал, хорошую заработную плату, сильно развита страсть к пьянству. Да как не погулять, когда каждая работница получает на шерстомойках от 35 до 50 коп. серебром в день, а рабочим в других местах платят по рублю серебром и более, смотря по роду занятий и усилию труда. Матросы получают жалованье от 15 до 20  рублей серебром в месяц. Не говорю уже о плате разным ремесленникам, которых мастерство очень дорого ценится здесь.

Кроме туземных жителей: хохлов, армян, казаков и калмыков, кроме иногородних рабочих, стекающихся сюда тысячами с разных концов России, кроме евреев, пребывание которых не воспрещено в городе, кроме иностранных негоциантов, имеющих свои фактории в Ростове, постоянно или временно проживающих в нем — вы здесь встретите еще греков, крымских татар, линейцев и других иногородцев.

Поэтому-то и трудно определить общую физиономию такого города. Однако же, что более всего поражает здесь путешествующего наблюдателя, так это шумная, суетливая деятельность, распутство черни и заметный недостаток полицейского порядка.

Город выстроен не по плану, а раскинулся по неровной местности, как ему пришлось и вздумалось. Нечистотою своей Ростов напоминает отчасти азиатские  города. В  оправдание мне приводили всегда, что будто уже здесь все так заняты торговыми оборотами, что некогда и помышлять о чистоте города. Но почему же, например, так опрятен по преимуществу торговый Триест, где даже окурки сигарок бросаются в нарочно для этого поделанные места на площадях и улицах?

Лучшим украшением города служит великолепный собор, сооружаемый по завещанию купца Нефедьева. Собор этот поставлен на самом возвышенном и видном месте, среди обширной площади, на которой покамест держится что-то в роде толкучего рынка и производится торговля съестными припасами, в особенности же овощами, которыми так изобилует здешний край. Но, несмотря на то, что сказанная площадь находится в самом центре города, на возвышенности, это чуть ли не самое грязное место Ростова, сплошь покрытое валяющимися лохмотьями, арбузными корками и всякого рода объедками.

 Ирина Касаркина, заведующая Центром по работе с книжными памятниками.

 (Окончание в следующем номере).