Сегодня:

Накануне Победы мы хотим дать слово детям. Не современным детям, которые, возможно, как-то представляют себе Великую Отечественную (и хорошо еще, если родители рассказывают им о ней, если хранятся в семейном архиве фронтовые фотографии дедушек-бабушек и военные письма-треугольники). Послушаем детей войны, наших земляков – что они помнят, какие впечатления сохранили о тех годах. Ведь такие воспоминания звучат гораздо реже, чем воспоминания фронтовиков.

Раиса Корнеевна Буренко

День Победы я помню хорошо, хотя мне тогда было 4 года. А про начало войны я знаю из рассказов матери -мы жили в Белоруссии, мне был всего месяц. Немцы выгнали нас из нашей деревни, отправили в лагерь в районе станции Орша, поселили в большие амбары. Там было очень много людей, и все мы переболели тифом. А потом нас погрузили в вагоны и повезли в Германию, но не довезли: партизаны подорвали железную дорогу, и нас остановили, всех собрали и куда-то далеко отвезли, собрали всех в амбары большие, где были конюшни, а потом расселили по сёлам и заставляли взрослых работать — мать ходила, ещё два брата старших у меня были, а я была дома. Я хорошо помню, когда сказали, что Победа, мать поехала в своё село, чтоб узнать, как там – можно возвращаться или нет, это далеко очень, ей дали лошадь и колёса. Вот сейчас закрою глаза – и вижу, что моя мать едет на лошади, а я сижу на окне и плачу: я хочу с тобой, я хочу домой! А потом мать вернулась и сказала, что всё разорено, потому что там 9 месяцев фронт был…

Иван Сергеевич Улезко

Я помню первый день войны — у нас радио было, мы жили в богатой кубанской станице. Посыльный с повесткой для моего папы пришел уже на третий день. Колхозников, и в том числе моего отца, на призывной пункт в станицу Двинскую провожали на телегах. Отправление было от сельсовета. У женщин слёз не было — как-то это всё было… думали, что чуть ли не завтра и закончится война. Когда мне должно было исполниться 1 сентября 7 лет, я должен был пойти в школу, но в это время в станицу вошли немецкие войска. Они пришли  в середине августа 42-го года, и в феврале 43-го ушли. Жестокости со стороны немцев я не видел. Те, что на квартирах жили – они положительно относились к детям, один сказал – и у меня же дети дома. И я когда выступаю перед школьниками, подчеркиваю: нельзя говорить, что воевали против нас немцы, пусть у вас останется мысль, что против нас воевали фашисты. А немцы разные. У меня мама очень сильно болела. И до сих пор помню, что приходил и оказывал помощь врач немец. И видел я лично, когда они отступали, шли от Владикавказа, у бабушки остановились, и принесли раненого, он был студентом, и с ним два мальчика, таких же, как он. И они плакали над ним, что он, их друг, в таком состоянии.

На следующий год в феврале, после Сталинградской битвы был освобождён,  как и Новочеркасск, Краснодарский край. 1-го сентября мне было уже 8 лет, я пошёл в 1-й класс. В школе, в которой я должен был учиться, был военный госпиталь, и школу устроили в детском саду, примерно метров в пятистах, и когда мы шли на занятия, видели, что на окнах сидели раненые солдатики. Наши мамы, собрав кто что мог – варенье там, пирожки, ходили с нами в госпиталь.

Годы были трудные, и  я очень благодарен нашему колхозу — он нас поддерживал и кормил. Прямо в школе. Задача наша была принести в школу миску и ложку. Давали какую-то похлебку, немножко хлеба. А как только заканчивались занятия,  мы бежали туда, где работали наши мамы, их там тоже кормили, а они съедали только похлёбку – затируху, а пышку оставляли нам… Годы войны очень запомнились  — каждого учителя могу перечислить, настолько они о нас заботились. Вот была у нас учительница, она тоже жила очень бедно, даже мама моя имела возможность в какой-то степени ей помочь – то молока понесет, то ещё что-то, всё-таки корова у нас была, или кто-то даст ей хлеба, а она возьмет и поделится со школьниками. Например, рядом жила семья, в которой отец ушел на фронт, а там было четверо детей, один меньше другого, а одна девочка инвалид  от рождения. Семья жила очень бедно, и эта учительница их подкармливала. На Новый год у наших учителей было желание сделать нам какой-то праздник. Сейчас дарят подарки – конфеты «Каркунов» или что-нибудь такое, а чем же нас угостили в школе на Новый год? Дали по куску пирога, и тёртую свеклу (у нас колхоз выращивал сахарную свеклу), это  даже вареньем нельзя назвать, но мы были очень рады, что нас угостили таким вкусным лакомством.

Я заканчивал второй класс. Мы были на занятиях, и вдруг какой-то шум во дворе. И объявляют: Победа! Нас отпустили домой. И вот мы идём мимо госпиталя, а там раненые солдаты радуются, что война закончилась. И такое совпадение, что мой отец после ранения лечился в госпитале в Тбилиси, и по пути в Краснодар как раз в момент объявления о Победе оказался дома. А работали ж только женщины, они обратились в военкомат, он походатайствовал, и эти мужчины остались дома. Отец у меня после войны «выбился в начальство», стал бригадиром, и кому сказать, может, сейчас смешно – коровьей бригады. Возили зерно и овощи на приемный пункт на телегах, в которые запрягали коров. Корова доилась, а её всё равно использовали для этого. Лошадей ведь забрали на фронт.

В станице были ли предатели? Да, были, что пошли в полицию те, что не были призваны, то ли по состоянию здоровья, то ли по возрасту. Потом позабирали некоторых, и даже отцов моих одноклассников. А это были неплохие люди, они помогали женщинам во время войны вспахать огород, они не были в полиции, работали бригадирами в колхозе. А забрали за то, что работали во время оккупации. Но самое печальное, что сколько же наших не вернулось! На моей улице Кирпичной, она не длинная была, примерно как наша Атаманская, вернулись только двое. И как  работали женщины одни в колхозе, так они и продолжали «вкалывать». И стала жизнь в колхозе немножко оживать.

Александр Сергеевич Чичкан.

Мы жили в 20 км от Тацинской, в небольшом поселке домов на 50 возле машино-тракторной станции. Я помню, как первый раз к нам на МТС пришли немцы. Приехали две крытые машины и оттуда стали выпрыгивать солдаты. Пошли в контору, в мастерские, походили и уехали. Они у нас не останавливались, а были наездами. Приедут и начинают шарить – «курка, яйко…». Однажды в начале августа я подошел к окну, а у нас огород был через дорогу, и там двое немцев копают нашу картошку, а третий с мешком. Я бабушку позвал, а она тут же меня схватила и оттащила от окна в другую комнату. Потом выглянула – все, уехали! Проходит дня три – опять копают картошку. Бабушка говорит – так они у нас всю выкопают! И пошла к ним объясняться – что ж вы только наш огород копаете! Странно, но они её послушали, смотрю – пошли дальше по огородам вдоль дороги. Вечером мы, малыши, ходили к речке – гнать гусей домой. Нас много было – шумим, кричим, а гуси за нами.  Вдруг слышу – выстрелы. Обернулся — а немец присел и стреляет в гусей, попал прямо в голову, и кровь фонтаном. Я бегу и кричу – это наши гуси! Сестра и ещё один мальчишка старше меня года на три тащат меня за рубашку – стой, куда ты! – и никак не могут удержать. Штук семь гусей убили, мы пришли домой, рассказываем, а нам говорят – да хорошо хоть вы живы остались!

Я видел целые колонны наших военнопленных – шли и шли, казалось, им конца и края нет. И некоторые женщины бросались к какому-то пленному и немцу показывают – это мой муж – и таких отпускали. Так они спасали их. И наша соседка спасла одного солдата, и когда уже в декабре немцы у нас заняли все дома, а нас повыгоняли, мы жили в подвале, спали одетые, и этот солдат был там вместе с нами. А потом когда наши войска пришли, он сразу с ними ушел на фронт. Пришло от него несколько писем, а потом письма перестали приходить.

Немцы у нас были полгода, и они составили списки, кого увозить в Германию. Но с нашего и соседнего поселков никого не увезли – не успели. А вот мою тетю в Белой Калитве немцы забрали. А где-то по дороге в полу в вагоне выломали доски и стали выпрыгивать. И тетя выпрыгнула. Кто так спасся – вернулись домой, прятались по родственникам. Но не все удачно прыгнули, некоторые попали под колёса…

…Однажды началась бомбежка, рвались снаряды, я даже не понял, что произошло. Когда очнулся, почти ничего не видел, а вскоре полностью ослеп. Может, и можно было бы мне помочь, если б сразу отвезти к хорошему врачу, но где этот врач в то время. А потом возили меня по врачам, но уже без толку…

Наша армия, когда уже наступала, долго шла мимо нашего поселка, наверное, месяца полтора.

Когда в поселке стояли наши войска, они возле мастерских сделали мельницу. И как-то старшина бабушку спрашивает: а как вы думаете жить, когда мы уйдем? Что будете есть? А бабушка смутилась и говорит – ну, картошку, наверное. А он ей – сшей сумку и  ходи к нам на мельницу – один раз до обеда и один раз после. И они отсыпали нам и крупу, и муку, и зерно. Поэтому голода как такового у нас не было. Можно сказать, эти солдаты нас спасли.

Когда наши ушли и пришли немцы, они моего дедушку поставили заведовать мельницей. А в селе у людей осталось много наших раненых. Дед это знал и говорил такой хозяйке: возьми сумку небольшую и приходи ко мне на мельницу. Когда наши прижали немцев, они, уходя, забирали тех, кто с ними работал, и дедушку забрали. Пришли наши, и вскоре бабушку арестовали как жену предателя и отвезли в Лихую. На 3-4 день допросов входит боевой офицер, как она рассказывала, бравый и красивый, и говорит – мать, а ты чего здесь? Следователь – вот, допрашиваем тех, кто немцам помогал. А он – да она мне жизнь спасла! И бабушку сразу освободили.

Про день Победы мы узнали утром 9 мая, сказал кто-то из взрослых. Радио у нас не было, наверно в контору по телефону позвонили. Мы побежали к этой конторе, и народ стал подходить – в основном, женщины, мужчин было очень мало. Начался митинг. Выступал фронтовик, женщины радовались и плакали…

Юрий Израилевич Барановский

В 1940 году я пошел в первый класс. Но моей школой в годы войны стал санитарный поезд. Недавно я послал запрос в архив министерства обороны, и вот буквально 5 дней назад получил ответ, очень хорошо всё описано, но, к сожалению, нигде не сказано, что моя мать была там с сыном. И кстати, я знал, что она сержант, а из ответа Минобороны узнал, что ей присвоили звание лейтенант. В поезде было пятеро детей. Нас учили врачи. Мы писали диктанты, читали историю с географией, помогали взрослым. Я жил в вагон-аптеке; кстати, когда-то в Новочеркасске был мэр города Борис Стефанович Скляров — вот с ним мы всю войну провели, потому что его отец был начальником аптеки, а моя мать у него помощником, фармацевтом.

9 мая отец уже с фронта вернулся, и наша семья жила в Новочеркасске. Отец сам сделал детекторный радиоприемник, он всю жизнь этим увлекался. В ночь на 9-е мая я и мать спали, а он сидел, слушал. И часа в три ночи будит нас! Я спросонок даже не понял, в чём дело. А рядом с нами – я жил на Красноармейской, 11, а чуть ближе к Московской – сейчас там детский сад гарнизонный – а в те годы был СМЕРШ. В нашем доме жили офицеры-смершевцы. Утром мы пошли в школу. И услышали в СМЕРШе пальбу. А мы, пацаны, с солдатами дружили, играли в волейбол во дворе. Побежал узнать, что там такое необычное – салютов в Новочеркасске не было. По улицам не ходили, ходили «через двор» — с Красноармейской на Комитетскую (тогда Жданова), и дворами выходили к школе, где сейчас детский дом. Еще не дошли, а навстречу пацаны бегут – все, по домам! Победа!

Мы пошли по городу, я вспоминаю — полностью был открыт Собор. Открывали ведь его только по большим церковным праздникам, это редкое дело, а тут были открыты и центральные двери, и боковая, через которую сейчас ходят. Люди шли толпой, и меня поразило, что в Собор шло очень много военных. Поразило потому, что мать моя была, по-моему, неверующая, но, правда, она «втихаря» от отца пасхи пекла, яйца красила. У матери была подруга, они всю войну вместе проездили в санитарном поезде. Было время, она мне заменила мать, когда мать болела тяжело, очень близкая семья была. И когда тетка приезжала к нам в Новочеркасск, всегда говорила – пошли в церковь. А отец боялся, ведь времена были какие, но мне в церковь ходить разрешал, но говорил — только комсомольский значок сними, оденься поскромнее. Вот что было 9 мая. И погода была, как сейчас —  солнечная.

Каждого своего собеседника я просила поискать их фотографии тех лет. Но до того ли было? Фотографии были либо «до», либо «после»…

Ирина Городецкая.

Фото из семейных архивов.