Тульский Левша
(маленькая документальная повесть)

В старинную Тулу, на родину русского оружия, в город-герой, со своими самоварами не ездят, и местные, даже самые фирменные пряники не везут. А из Тулы по всему белу свету увозят гости чудо-самовары (на пузатых боках оттиски медалей международных выставок), знаменитый «Тульский пряник» в изящной коробке, неземной красы ружья охотничьи.

И сказ-быль

Миша Почукаев по прозвищу «Сострою»,

Народный учитель маленькой приходской школы Андрей Сергеевич Кирпичев первым увидел в смышленом мальчугане, носившем прозвище «Сострою», будущего талантливого мастера. И всячески поддерживал «Cострою», жившего в отчаянной нужде.
В 1913 году на выставку рукомесел в Туле ученик Михаил Почукаев представил тридцать две действующие модели самых разнообразных машин и механический домик-мышеловку.
— Действует? – заинтересовался начальник оружейных мастерских.
— А вы возьмите ее на ночь, — предложил Мишин учитель.
За две ночи в домике, где автоматически захлопывались двери, ставни и крышка подполья, оказались в западне все мыши, обитавшие в доме начальника.
— Хочешь, я тебя в оружейники возьму, за границу учиться пошлю? – предложил начальник юному умельцу.
Казалось, счастье улыбнулось, он без взятки попал в самое сердце оружейного – в инструментальный цех. Но пуще своей жизни хранили старые мастера секреты «тонких дел». И новичку пришлось украдкой познавать привлекавшее его искусство гравировки.

Подарок Владимиру Ильичу Ленину

В 1923 году тульские оружейники привезли В.И. Ленину подарок – двуствольное охотничье ружье. И письмо:
«Дорогой Ильич!
Красная кузница, продолжая неустанно ковать оружие для отражения нападения на советскую землю, с сердечным замиранием следит за твоей болезнью, за течением тяжелого недуга, который нестерпимой болью отражается в душах трудящихся.
Пусть это ружье, до последнего винтика выкованное любящими руками, в самые ближайшие дни будет в твоих руках брать прицел так же точно, как за всю свою жизнь ты брал врагов пролетариата. Прими наш скромный подарок, дорогой Ильич, от рабочих тульских оружейных заводов республики».
Самые лучшие «мастера тонких дел» готовили этот подарок. Был среди них и художник-гравер Михаил Почукаев. Его руки украсили изумительным по красоте и тонкости рисунком затвор ружья. А когда коллективную работу завершили, каждый оружейник поставил свою подпись. Расписался и художник-гравер, но его подпись удается прочесть только через сильный микроскоп.
Когда ружье делали, вся Тула переживала вместе с оружейниками. Приехали делегаты домой и говорят: очень Ильичу подарок понравился. «Красота какая, — сказал Ленин, — даже жаль брать на охоту такое ружье».
Ружье-подарок и письмо Владимиру Ильичу можно и сегодня увидеть в Московском музее. И не было для Михаила Почукаева похвалы выше. Крепко задумал он овладеть мастерством Косого Левши.

Зима сорок первого года – тулякам цену ли не знать?

Осенью 1941 года Тула стала городом-фронтом. Улицы ее перерезали баррикады и противотанковые рвы. Позиции тульского рабочего полка на окраине города обстреливала немецкая артиллерия, штурмовали танки. Оружейный завод не прекращал работы даже в эти огненные дни и ночи. Михаил Исаевич переселился в свой цех. Он исхудал, постарел, рабочая спецовка стала слишком просторной – сказывались голодный паек, бессонные ночи. В ту тревожную пору завод давал столько оружия, сколько никогда не выпускал за всю свою историю. На 900 процентов выполнял свои нормы Почукаев. Он разработал целый ряд приспособлений, ускоривших сборку автоматов. В числе первых Почукаев был удостоен почетного звания – «Мастер социалистического труда». На стареньком пиджаке засверкал орден Ленина.
В его трудовой книжке только единственная запись: «Принят». Вся жизнь отдана оружейному. И когда далеко-далеко послепенсионного возраста Мастер, наконец, согласился с титулом «пенсионер», заводские кадровики не осмелились вписать «вышел на пенсию», ибо Михаил Исаевич по-прежнему каждый день приходил на завод: помогал советом, обучал.
Как знать, возможно, что среди моих сегодняшних читателей есть охотники – счастливые обладатели «тулки». Как знать, возможно, и их ружье прошло через руки Почукаева, как тысячи изделий за длинную трудовую жизнь. Тысячи стволов охотничьих ружей, и в каждое из них он вложил столько вдохновенного труда, что, беря в руки ружье с его гравировкой, испытываешь восторг восхищения.
Вместе с группой своих талантливых учеников готовил уникальное ружье – подарок Джавахарлалу Неру, спортивные пистолеты для команды советских стрелков, выступавших на международных состязаниях в Австралии. Готовил экспонаты на международную Брюссельскую выставку.

Ищу Левшу

Трое суток кружила метель, завершая годовую выдачу своих запасов. Утомившись, передала свою вахту морозу. А у того крепости не занимать – утром столбик термометра показывал минус двадцать. Тула – в плотном белесом стылом мареве тумана. Ни один солнечный лучик не сверкнет с низкого белого неба. Деревья – в ажурных искорках инея. Шаги прохожих скрипят быстро-быстро – мороз подгоняет.
Я ищу дом Левши. Чувствую, читатель, улыбаетесь – ведь по этой земле Косой Левша ходил двести лет назад.
По своей привычке иду и мысленно реконструирую события, и фантазия помогает увидеть.
…Когда император Александр Павлович окончил Венский совет, то он захотел по Европе поездить и в разных государствах чудес посмотреть. Англичане к приезду государеву выдумали, как его чужестранностью пленить и от русских отвлечь. И подстроили удивление – поднесли на пустом серебряном подносе крошечную соринку.
— Что это такое значит?
Английские мастера отвечают: «Это не соринка, а нимфозория, из чистой аглицкой стали, в изображении живой блохи, нами выкована, а в середине у ней завод и пружины. Извольте ключик в пузичке повернуть, семь оборотов, и она сейчас начнет даже танцевать».
Склонился русский государь над мелкостопом: блоха усиками шевелит, ножками танцует. Государь сразу же велел англичанам миллион серебром дать (в бумажках они толку не знали). Положили блоху в футляр – цельный бриллиантовый орех, и в зеленую шкатулочку.
Торжествуют англичане, наслаждаясь своим превосходством в мастерстве. Но только рано обрадовались…
Топаю по сугробам, ищу нужную мне улицу Петра Алексеева. И мысленно продолжаю свою реконструкцию.

Прошли годы…

По совету донского казака Платова государь Николай Павлович, в своих русских людях очень уверенный и никакому иностранцу уступать не любивший, послал Платова в оружейную Тулу – показать чудо аглицкое тульским мастерам. Пусть подумают, как сделать посрамительную для аглицкой нации работу. На достойных тульских мастерах теперь почивала надежда нации.
…Отстояли мастера усердный молебен у самого Мценского Николы-угодника, возвратясь домой ночью и ничего никому не рассказывая, принялись за дело в ужасном секрете. Сошлись все трое в домик к Косому Левше, двери крепко заперли, ставни в окнах закрыли, перед Николиным образом лампадку затеплили и застучали молоточками. День…два…три…Всем голова – Косой: на щеке пятно родимое, а на висках – волосья выдраны при ученьи.
…Через трое суток казаки, ямщики и кони – все враз заработало. Помчал Платов в своей коляске в Петербург, к царскому дворцу, Левшу с новой «невидимкой».
Предстал Левша пред государем в чем был: в опорочках, одна штанина в сапоге, другая мотается, а озямчик старенький, крючочки не застегиваются, порастеряны, а шиворот разорван, но ничего, не конфузится. Поклонился. Начал объяснять.
Посмотрел государь в самый сильный, дорогущий мелкостоп, в восторг пришел – лежит блоха, туляками сработанная, на все ноги подкована на настоящие подковки.
Расцеловал государь Левшу и повелел донскому казаку Платову срочно везти Левшу в Лондон, с особым курьером, который на все языки учен, чтобы сам Левша мог показать англичанам работу и каковые в Туле мастера есть.
Англичане приглашали Левшу остаться в Лондоне, всячески прельщали, даже деньги послать его старикам посулили, но он денег не взял, и от женитьбы на аглицкой деве отказался, и от перехода в веру чужеземную. Ответствовал: «Мы к своей Родине привержены».
…В своих умственных реконструкциях давней были никак не найду на улице Петра Алексеева искомый дом за номером 102. Уже двое встречных, извиняясь, развели руками – не знают.
Останавливаю маленькую женщину-пуховичок: шаль оренбургская по самые брови надвинута, большие синие глаза в белой рамке инея на длинных ресницах. Сетую. А она спрашивает: «Да кого ищете-то?».
— Левшу, который Ленину ружье делал.
— Да его у нас каждый знает, — обрадовалась «пуховичок», — доведу!
Идем к маленькому домику на взгорье. Услышав, что я добралась в Тулу из Забайкалья, просвещает: «Наш мастер не косой, глазыньки (вот так певуче-ласково произнесла) у него пристрелянные, и не левша он, правой ручкой (так же певуче-ласково) творит своим глазом простым невидимые «невидимки». Народ наградил его именем «Тульский Левша». Вот так его спросите, любой вас к нему проводит».

Три минуты – резьба, три минуты – отдых

Мое интервью назначено на ночь – на рабочую ночь Михаила Исаевича.
Стрелки больших настенных часов показывают два часа пополуночи. Погружена в полный покой улица: ни машины не проезжают, ни собаки не лают. Кажется, тишину можно рукой потрогать.
Михаил Исаевич роста невысокого, лицо вдохновенное. Серые утомленные глаза согреты молодым блеском. В них светятся ум и неутомимая энергия. Крепкие мозолистые руки. Только по ночам он создает свои «невидимки», когда засыпают шумные городские улицы и дом погружается в безмолвие.
Мастер наклонился над микроскопом на большом столе. Алмазный резец движется в его пальцах настолько медленно и плавно, что даже невозможно уловить его движение… Кажется, что человек что-то пристально рассматривает в окуляр. Но капли пота, выступившие на его высоком лбу, и набухшие вены на висках говорят о большом физическом напряжении. Все тело немеет. Пролети сейчас муха – дзиньканье ее крылышек помешает граверу… Через каждые три минуты он отдыхает. И снова – три минуты резьбы, три минуты – отдыха.
Сижу молча, тише воды, ниже травы. Какие уж тут вопросы-расспросы.
Через три минуты Михаил Исаевич отошел от микроскопа. Три минуты отдохнул. И снова склонился над окуляром. Чувствую, как от созерцания необычного технологического процесса мое тело наливается усталостью.
…Большие часы пробили шесть ударов. И зазвенели в комнатах голоса. Хлопотливая Мария Михайловна несет нам чашки с ароматным крепким чаем и вазу с тульскими пряниками. Станислав и Нина шумно собираются в институт. А мы расслабляемся – горячий чай гонит прочь усталость. И начинаем интервью. Михаил Исаевич приглашает подойти к микроскопу. Кладет под лупу крошечную стеклянную пластиночку. Поворот краманьолы – и под стеклом целая картина: Косой Левша, хитрющий бородатый мужичонка в длинной домотканой рубахе и в кожаном фартуке ловко орудует молотком, подковывая «аглицкую стальную блоху, что привязана цепью к высокому колу. Но Косой Левша не сумел свое имя написать на подковке. А Михаил Исаевич с изумительным мастерством у своей блохи выгравировал на подкове «Левша. Тула». Превзошел легендарного Косого!
Достиг искусства еще тоньше, еще совершеннее – создал уникальную художественную галерею микрогравюр, слава о которой разошлась по всему миру. В Оружейной палате Кремля, в Петербургском артиллерийском музее, в Тульском музее русского оружия хранятся его работы, ставшие национальной гордостью. Их творец не только искусный гравер, но и талантливый художник-портретист. Первую серию своих работ он посвятил истории Тульского оружейного завода, на котором проработал всю жизнь. На стеклянном диске, чуть более пятака, разместились одиннадцать рисунков, среди которых – портреты Петра Великого, прославленных конструкторов русского оружия Мосина, Токарева и других, письмо туляков Ленину, послание в Москву вместе с охотничьим ружьем, Герб Советского Союза с полным текстом Государственного Гимна СССР и, наконец, сказ о косом Левше.
Есть и цикл микрогравюр, посвященных дружбе народов. На одной из пластинок этого цикла Мастер выгравировал портрет Мао Цзе-Дуна и текст его речи; на второй, площадью в 0,8 квадратного сантиметра, уместилась речь Чжоу Энь-лая и художественный китайский орнамент.

Похвала «артистической удали мастерства»

В старинном городе оружейников я испытала и душевную боль судьбы легендарного Косого Левши, и восторг восхищения судьбой Михаила Исаевича Почукаева, народом нареченного «Тульский Левша».
Тот, что заткнул за пояс англичан со всеми их хитростями, избитый, умирал в больнице, «где неведомого сословия умирать принимали». Миша Почукаев по прозвищу «Сострою» изумил планету всю. Газеты и журналы, фильм «Жизнь в гравюре» поведали людям о нем. И потянулись нити «Тула, улица Петра Алексеева, № 102» со всех уголков мира. Вот и в утро интервью после ночи гравировки почтальон принесла очередную сумку писем (никто в Туле большего количества корреспонденции не получал). И хотя в сутках только 24 часа, всем адресатам Михаил Исаевич отвечал сам. Ведь искусство микрогравюры – не забава, ради желания «блеснуть удалью мастерства». В расцвет технической мысли, когда разуму человека стали подвластны тайны бесконечно малых величин, все больше нужны умельцы, подобные Тульскому Левше. Им предстоит создавать еще невиданные сложнейшие «умные машины». Им адресовал свою книгу «Мой опыт» Михаил Исаевич, над которой работал много лет. На страницах ее он щедро раскрывает свои секреты, сам иллюстрирует свой рассказ рисунками. А на Тульском оружейном продолжают традицию художники-граверы, его молодые наследники.
Встречи с выдающимся мастером неподвластны бегу календарных лет. И я вновь перечитываю пожелания, написанные рукой Михаила «Сострою» в моем походном блокноте: «Артистическую удаль мастерства может достичь каждый из вас, если делать свое дело так, чтобы все старание, всю душу в него вкладывать».