Сегодня: 19 апреля 1007, Воскресенье

(Продолжение. Начало в «ЧЛ» №№ 13-15).

Иногда летчики, для пущего развлечения, сбрасывали с самолета металлическую бочку с пробитыми в ней отверстиями. Этот снаряд при падении издавал такой жуткий, леденящий кровь вой, что все работающие, побросав свои инструменты, в страшной панике, спасая свою жизнь, спотыкаясь и падая, разбегались врассыпную и забивались в неровности местности. Зрелище, видимо, доставляло особое эстетическое наслаждение взирающим на него с небес фашистам. Правда, справедливости ради, необходимо сказать, что, насколько я помню, немцы ни разу не бомбили и не обстреливали с воздуха работавших людей.
Помимо громоздких рвов, на основных магистралях города, ведущих к западным окраинам, стали возводиться баррикады — нелепые оборонительные сооружения, представляющие собой сложенные насухо из старых кирпичей и обломков камней корявые стены между домами, расположенными на противоположных сторонах улицы. В баррикаде устраивалось три-четыре отверстия, гордо именуемых амбразурами, а перед нею — неглубокий ров. Иногда баррикады и рвы располагались уступами — для пропуска своего транспорта. По расчетам наших стратегов, эти сооружения должны были надежно воспрепятствовать движению вражеских танков в глубину города, если им все же удастся прорвать первые два рубежа обороны.
Учиться нам было некогда: с окопов приходилось отправляться на огороды, плотным кольцом окружившие город и занимавшие всю пригодную землю в радиусе восьми-десяти километров. Вообще с огородами население связывало, и как оказалось, совершенно правильно, возможность выжить в это трудное время, когда мы, так называемые мирные жители — дети, женщины, старики и инвалиды, были практически совершенно не нужны нашему государству — ему было не до нас. Правда, был скудный и нерегулярный паек по карточкам, но он, конечно, никак не мог обеспечить жизнеспособности населения.
Во время редких занятий в школе вместо серьезной учебы, мы затевали всякие хулиганские проделки — то зажигали на уроке или на перемене дымовые шашки, и занятия прерывались до тех пор, пока не исчезал густой дым, то подкладывали патроны в отопительные печи, и к середине урока вдруг начиналась стрельба поодиночке и «пачками», сопровождающаяся выбросом из печек золы и горящих раскаленных угольев — благо, после первого отступления в городе и его окрестностях валялось множество брошенных разнообразных боеприпасов.
Эти дурацкие «подвиги» доводили до истерик и нервного потрясения наших несчастных учителей, в основной массе — пожилых женщин, которым в эти тяжкие времена хватало и своего горя. Но, несмотря на это, они, благодаря старорежимному воспитанию и повинуясь развитому чувству долга, пытались продолжать вбивать в наши легкомысленные головы священный груз науки… Именно в те времена наша математичка умудрилась выучить меня формулам сокращенного умножения, которые я запомнил на всю последующую жизнь.
В общем, лето проходило незаметно. Трудясь на огородах, мы как-то мало замечали, что происходит вокруг. А вокруг происходило что-то страшное и непонятное. В середине лета, в самый разгар июльской жары, по трассе вдруг стали перемещаться на восток огромные массы войск, движение которых было похоже скорее на паническое бегство, чем на обычные воинские переходы.
В сводках появились сообщения о боях в районе Донбасса, а это было уже совсем рядом. Из города, так же, как и при первом взятии немцами Ростова, покатилось начальство, снова началась «грабиловка». Вторая угроза сдать город немцам становилась очевидной. Однако теперь, летом, у горожан было больше возможностей покинуть город и влиться в число беженцев, чем многие и не преминули воспользоваться. Решили податься на восток и мы с мамой.
Вместе с другими, рискнувшими бежать, мы, собрав нехитрый скарб, состоящий всего из двух узлов, погрузились на принадлежащую институту, в котором работала мама, старенькую битую полуторку, и в компании таких же беглецов, как и мы, отправились в путь. Но доехать нам удалось только до расположенной в трех десятках километров от города Багаевской паромной переправы, куда нас направили военные регулировщики, так как из-за большой плотности отступавших войск переправ в Ростове и Аксае не хватало.
На подходе к переправе мы увидели огромную очередь воинских и гражданских машин, ожидающих паром. Машины, которых было, по меньшей мере, две-три сотни, не стояли в ряд, а были беспорядочно рассыпаны по прилегающему к Дону неширокому леску и небрежно замаскированы срубленными ветвями деревьев, из которых многие уже успели завянуть и высохнуть. Некоторые не могли переправиться уже несколько дней. Если бы не бросающееся в глаза множество сгоревших и искореженных при бомбежке машин, то можно было подумать, что это городские жители вырвались на денек отдохнуть на лоне природы.

(Продолжение в следующем номере)