«Мушкетеры» – 30 лет спустя
После нескольких лет творческих мучений Георгий Юнгвальд-Хилькевич, бессменный режиссер легендарной саги о трех мушкетерах и д’Артаньяне из Гаскони, выпустил на широкие экраны заключительную часть тетралогии «Возвращение мушкетеров, или Сокровища кардинала Мазарини». Чудесная сила синематографа оказалась вполне достаточной, чтобы лишний раз подтвердить: никакие былые заслуги не спасают немолодых творцов от раннего маразма.
Снимать сиквелы – дело непростое и неблагодарное. Как показывает практика, продолжение практически всегда получается значительно хуже оригинала, а немногочисленные исключения вроде «Чужих» и «Терминатора-2» только подтверждают общее правило. В случае с «Тремя мушкетерами» затея повторить собственный беспрецедентный успех и вовсе пованивала керосином. Легендарная трехсерийка Юнгвальд-Хилькевича была не столько экранизацией, сколько отчаянным бесшабашным капустником, лентой-праздником, лентой-настроением. Вся эта прекрасная чушь воспринималась на «ура» именно потому, что несли ее люди, пьяные собственной молодостью. Боярский, Смехов, Старыгин и Смирнитский играли не мушкетеров, но в мушкетеров – как в свое время изображали сценки из жизни шервудских разбойников Том Сойер и Гекльберри Финн. Получившееся произведение, конечно, обходилось с буквой Дюма примерно так же, как сам Дюма обходился с французской историей, зато дух «Трех мушкетеров» передавало удивительно точно – за что и было поднято на щит миллионами советских подростков. Насколько «Д’Артаньян и три мушкетера» были бы актуальны сегодня – вопрос спорный (тем паче что последствия в виде невероятного количества ляпов, кривенькой озвучки, вполне себе мушкетерских дебошей и навеки поселившейся на голове Боярского широкополой шляпы никто не отменял), но не сходить с ума от культового «Пора-пора-порадуемся…» в пять-десять лет мог разве что человек, совершенно лишенный души и сердца.
Вопреки вышесказанному Юнгвальд-Хилькевич и его старинные собутыльники попытались войти в одну и ту же реку не раз и даже не два. «Двадцать лет спустя», по вполне естественным причинам лишенные былого драйва, тем не менее сохраняли некое родство с «Д’Артаньяном…» и даже где-то умиляли: ну да, возраст у старых собутыльников уже не тот, но потертое седло по-прежнему скрипит. В «Секрете королевы Анны» история повторилась в виде трагедии – песни и фехтование отчего-то выкинули, а сценарий, и раньше не блиставший связностью и логикой, окончательно скатился в какой-то театр абсурда. Логично было бы предположить, что дело закончится совершеннейшим фарсом – и так оно, к сожалению, и вышло.
Ввиду того, что умертвить четверых мушкетеров в прошлый раз режиссер так и не решился, заключительная часть тетралогии открывается именно что гибелью любимых героев. Сказать, что в смерти чуваки находят достоинство, которого им так не хватало при жизни, язык не поворачивается. Если Портоса более-менее в соответствии с текстом «Виконта де Бражелона» заваливает камнями, то с товарищами жизнелюбивого гиганта происходят вещи ужасные и мистические. Арамиса закалывает Дмитрий Нагиев, впоследствии оказывающийся непризнанным отпрыском того же Портоса. Д’Артаньян получает пушечное ядро в грудь, замечает на своей кирасе аккуратную вмятинку и еще десять минут отдает концы от пережитого ужаса. Атос выпивает бургундского за упокой старых друзей и мирно склеивает ласты дома – вероятно от вызванного многолетним пьянством цирроза печени. Пока легендарная четверка осваивается с новой для себя ролью призраков из «Звездной пыли», на поиски очередной ювелирки королевы Анны отправляются их дети. А поскольку палки в колеса подрастающего поколения будут вставлять небритый Михаил Ширвиндт, загримированная под падшую женщину Алена Яковлева, банда странствующих ниндзя и вышеупомянутый Дмитрий Портосович Задов, старикам таки придется воскреснуть и самостоятельно отыскать ларец Фрейндлих и дарующее бессмертие кольцо Всевла…, простите, тамплиеров.
Особую пикантность этой выдаваемой за художественное произведение вакханалии на марше придает тот факт, что Юнгвальд-Хилькевич и его любимые актеры с упорством, достойным лучшего применения, пытаются корчить из себя молодцев в самом соку. Можно было бы лицемерно написать что-нибудь в духе: «При просмотре фильма становится неловко за любимых актеров», – но проблема как раз в том, что никакой неловкости не чувствуешь. Звездные стариканы с таким упоением демонстрируют собственный маразм, что жалеть впору не их, а себя. «Ну почему нас жизнь не учит ничему, ну почему жить невозможно по уму?!» – грустно завывает Боярский в прологе, и песенка эта, ничем, в общем, не выдающаяся, вдруг приобретает неожиданную, но весьма уместную сакральность. А ведь и правда – почему? Почему пожилые и не лишенные кой-какого опыта люди за деньги готовы выставить себя на посмешище перед всей страной необъятной? Почему трое из четырех «вечномолодых» носят явно некачественные зубные протезы? Михаил Боярский – а вместе с ним и несчастный д’Артаньян – разговаривает точь-в-точь как герой Садальского в «Место встречи изменить нельзя»: «Кофелек, кофелек – какой кофелек?!» Игорь Старыгин пришепетывает так, что не смеяться просто невозможно, – а ведь смеяться над старостью грешно и гнусно. Валентин Смирнитский на фоне коллег звучит почти как диктор ЦТ, но сравнения с нормально артикулирующими гражданами все равно не выдерживает. В финале с несчастного и вовсе снимут парик, обнажив потную, покрытую пигментными пятнами лысину – для чего, для кого? Нет, катарсис зрительской аудитории режиссерская находка гарантирует на раз, но очищает ли такое страдание – большой вопрос. Как говорил тот же Портос: «Я, черт возьми, уважаю старость, но не в жареном и не в вареном виде». Увы! Старость окончательно спеклась, и с этим уже ничего не поделаешь. Единственный, кому удается сохранить хоть какое-то подобие лица (насколько вообще можно сохранить оное, стоя на панели в компании разрисованных коллег), – Вениамин Смехов: в силу малочисленности реплик заслуженный Атос всея Руси всю дорогу играет молчаливую и малоподвижную мебель.
Подрастающее поколение, хоть и отстает от ветеранов, духу ленты соответствует в полной мере. Задумчивый Рауль (Данила Дунаев) всю дорогу пребывает во внутренней Франции, не выпадая из глубокой задумчивости даже во время фехтовальных сцен. Выдернутая прямо из монастыря Анжелика дю Валлон (Ирина Пегова) воинственно машет пузом и демонстрирует склонность к немотивированным акробатическим этюдам. Внебрачный отпрыск Арамиса Анри (Антон Макарский) неожиданно похож на человека; очевидно именно поэтому сценаристы вынуждают парня признаваться в любви существу, чья половая принадлежность окончательно устанавливается непосредственно перед финальными титрами. Кавалерист-девица Жаклин д’Артаньян (Лянка Грыу) лицедействует чуть хуже артисток знаменитой отечественной порноартели «Прянишников СПБ», провоцируя тем самым жесточайший когнитивный диссонанс: актерскую игру упразднили, а разнузданного секса – если, конечно, не считать таковым то, что совершают со зрительским мозгом режиссер сотоварищи, – так и не показали. Ни малейших пререканий не вызывает разве что Дмитрий Нагиев: человек с наполовину парализованным лицом изображает человека с наполовину парализованным лицом, и это смотрится вполне естественно и даже мило.
Отдельного мерси боку за прицельный плевок в душу заслуживает музыкальное сопровождение картины. То, что живые мертвецы возвращаются под музыку заслуженного композитора Дунаевского, еще полбеды (хотя, право же, халтурит мэтр безбожно, а аранжировки и вовсе чудовищны). Но вот тексты новых песен о старом – это и вовсе ни в какие ворота. Людовик (в исполнении еще одного не мужа, но мальчика – Дмитрия Харатьяна) читает рэп в ванне из роз. Боярский обращается к Богу с такими виршами, что вылетает из чистилища буквально через пять минут; в целом ситуация сильно напоминает бородатый анекдот – «А ты, Маугли, не только банан, ты кого угодно достанешь!». Заглавным номером ленты и вовсе становится футбольная кричалка «Мы – команда!», способная украсить любой корпоратив с участием менеджеров среднего звена. В общем, если это искусство считается актуальным, то и поздравим авторов с такой актуальностью.
На самом деле все это не столько смешно, сколько невыносимо грустно. Если Дюма-отец в свое время умертвил самих мушкетеров, то Юнгвальд-Хилькевич ухитряется опоганить их светлую память. «Сокровища кардинала Мазарини» на поверку оказываются очень точным и безжалостным парафразом «Кладбища домашних животных». Наши котики не просто постарели, подурнели и поглупели, но ухитрились восстать из многолетнего небытия, поправ тем самым законы мироздания и просто здравого смысла. Они вернулись раскрашенными маразматическими клоунами, злобной пародией на самих себя тридцатилетней давности… Утешает только одно: даже это чудовищное посмертие не способно перечеркнуть ни волшебства былых мушкетерских подвигов, ни нашей любви к легендарным Атосу, Портосу, Арамису и д’Артаньяну.
Как говорили по похожему поводу в «Стилягах» Тодоровского: «Да, в Америке нет стиляг. Но мы-то – есть…»