Сыщикам Новочеркасска посвящается

(Продолжение. Начало в № 29 от 17 июля 2008 г.).

Дровалёв поднял трубку «прямого» с дежурным:
— Если кадровичка пришла, ко мне ее.
Через минуту в кабинет вошла старший инспектор группы кадров старший лейтенант милиции Валентина Матвеева.
— Принесите мне строевую записку по УВД, — поздоровавшись, попросил Дровалёв.
— Она со мной, — ответила Валентина, протягивая строевую записку начальнику.
— Так, что у нас получается? Восемь больных, ничего себе! Кошкин что, с ума сошел, все УВД на больничный отправил. Так, в командировке трое. Это те, что в Кишинев за жуликом поехали? Ладно. На учебе десять человек, это кто?
— В учебном центре, на первоначальной подготовке.
Дровалёв снова поднял «прямой» с дежурным:
— Передайте Марковскому, чтобы все ГАИ и МРЭО срочно были в клубе, а Момоту скажите, чтобы в райотделе оставил только дежурную смену, а остальных в клуб.
Положив трубку, задумался. Затем, подняв голову, спросил Зиборова, сколько дружинников и оперативников будет на разводе.
— Дружинников будет человека четыре, а отряд из института будет в полном составе — двадцать пять человек.
— Ну вот, один наш и два-три оперативника, это же сила.
— Как бы дров не наломали.
— А ты их поставь на физприкрытие, а с сыщиками займись чисткой притонов.
— Хорошо. Разрешите идти?
— Иди. Начинайте развод, я позже спущусь.
Развод начался в восемь часов с минутами, но в зал все еще входили опоздавшие. Собралось около семидесяти сотрудников. Зиборов довел до присутствующих задачи и цели спецмероприятия. Главная задача — это не допустить квартирных краж и если повезет, то что-нибудь раскрыть из ранее совершенных преступлений. Как всегда, у сыщиков было кое-что в «заначке». Накануне был задержан квартирный вор, который сознался в совершении пяти краж, но их пока не давали на раскрытие, приурочивая к спецмероприятиям. Это был проверенный на практике способ «дать показатели» и использовался он практически во всех органах.
В зал вошел полковник Дровалёв.
— Встать, смирно! — скомандовал Зиборов.
— Вольно, садитесь. Ну, что получилось? — спросил Дровалёв у Николая, присаживаясь к столу.
— Да вот, получилось двадцать пять рабочих групп и одна группа разбора, все расписаны по маршрутам и постам, — принялся докладывать Николай, кладя лист с расстановкой перед начальником управления.
— Какая группа разбора? Еще ничего не собрали, чтобы разбирать, ставь эту группу на маршрут, а если надо будет, то начальники отделений будут в группе разбора.
— Есть! — ответил Николай, записывая в расстановку маршрут для несостоявшейся группы разбора. Он уже успел заметить кислые физиономии членов этой группы, надеявшихся покатать шары в бильярдной, пока кого-нибудь не притащат рабочие группы.
— Ну что, все понятно? — обратился в зал Дровалёв. — На постах и маршрутах не бездельничать, с девчатами не флиртовать, семечки не щелкать.
Он еще долго инструктировал присутствующих, разбавляя свою речь шутками и крепкими словечками. Со стороны могло показаться, что полковник Дровалёв не очень-то серьезно относится к предстоящим мероприятиям и пришел в клуб, потому что должность обязывает. Но большинство присутствующих хорошо знали, что во время подведения итогов Дровалёв шкуру спустит за малейший промах в работе, и поэтому внимательно слушали все, что рассказывал начальник управления.
После развода все быстро разошлись по местам, стараясь не задерживаться возле управления, так как опасались Дровалёва, у которого была привычка внезапно появляться у стоящей без дела группы милиционеров и с издевкой спрашивать: «А кто председатель собрания?».
Город по числу жителей (что-то около двухсот тысяч человек) входил в пятерку городов области, а по площади был самым маленьким и имел всего два административных района — Первомайский и Промышленный, разделенных меж собой речкой Тузлов. По площади и по числу жителей районы были примерно одинаковые, но в состав Промышленного района входил еще поселок Донской, расположенный в пятнадцати километрах от города. Поселок был построен в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, когда строилась Новочеркасская ГРЭС, на которой работало практически все население поселка и многие жители расположенных вблизи станиц — Кривянской, Заплавской и Бессергеневской. По состоянию оперативной обстановки было небольшое отличие между районами.
Первомайский район считался «спальным» районом, так как практически все питейные, зрелищные, высшие учебные заведения и наиболее крупные торговые предприятия были на его территории, была очень большая миграция населения, что создавало определенные трудности в работе районной милиции. Промышленный же район был в прямом смысле промышленным. Здесь находились все крупные промышленные предприятия, на которых трудился рабочий класс, который, отстояв восемь часов у станка, спешил домой. Вся молодежь Промышленного района проводить свободное время ездила в Первомайский район, где и «снимала стресс». Однако нельзя сказать, что в Промышленном районе было все гладко и спокойно. Преступность, как известно, не имеет границ. Были в районе и кражи, и убийства, и угоны, и ряд других преступлений, после которых население подолгу перемывало косточки местной милиции.
Районные отделы милиции взаимодействовали между собой, оказывали друг другу помощь в раскрытии преступлений и охране общественного порядка при проведении массовых городских мероприятий, но пресловутый «процент раскрываемости» все равно незримой стеной стоял между ними и всегда был предметом зависти и обид для руководителей и рядовых сотрудников то одного, то другого райотдела. Что поделаешь, такая психология человека, всегда кажется, что ты сработал лучше, но тебя недооценили или «им просто повезло, а нам нет».
В кабинет Зиборова заглянул Николай Петров.
— Ну что, пошли? — спросил он, почесывая начинающую седеть бороду.
— Зайди. Посиди, пока я бумажки посмотрю.
Николай сел на стул у окна. Он был в легкой курточке, под которой в самодельной, сшитой знакомым сапожником кобуре, прятался пистолет. Подмышечные кобуры сыщики видели только в кино, а надевать штатную кобуру на «гражданку» — это все равно, что корове вместо колокольчика повесить на шею галстук-бабочку. Руководство смотрело на эту «самодеятельность» сквозь пальцы, так как, слава богу, утрат табельного оружия до сих пор не было, а ругать нарушителей было бесполезно.
Вообще, Николай Петров был уникальным для милиции человеком. Во-первых, с разрешения начальника областного управления, он носил бороду. Ну и самое главное, его татуировкам мог бы позавидовать любой рецидивист. Эта «ошибка молодости» зачастую помогала Николаю в оперативной работе. Обладая большой физической силой, отчаянной смелостью и умением работать с людьми, Николай был одним из лучших сыщиков управления.
Пока Зиборов перекладывал бумаги на рабочем столе, Петров подошел к стоящей в углу кабинета двухпудовой гире и стал ее выжимать вверх, держа гирю средним пальцем правой руки. Когда он поднял гирю в десятый раз, Зиборов повернулся в его сторону:
— Ну и здоров же ты, Борода, как бык.
— Так ото ж, — сказал Петров, ставя гирю на пол.
— Хочешь посмеяться? — спросил Зиборов.
— Над чем?
— Ты знаешь, имени кого наш драматический театр?
— Да. Имени Комиссаржевской.
— Так вот, в материалах уголовного дела по последней краже в театре я нашел рапорт участкового инспектора, в котором он пишет, что «при опросе сотрудников театра имени комиссара Ржевского» он ничего интересного не выявил.
— А он не пишет случайно, что опрашивал узкий круг ограниченных людей? Мне приходилось и такое читать, — рассмеялся Петров.
Наконец Зиборов нашел то, что искал, положил бумажку в карман брюк и проверив, замкнут ли сейф, двинулся к дверям.
— Ну что, пошли в свободный поиск? — спросил он.
— Пойдем, а то, наверное, шеф ходит по кабинетам в поисках жертвы.
Никого не встретив в коридоре, сыщики спустились в дежурку.
— Яша, дай и мне пушку, — сказал Зиборов оперативному дежурному, протягивая ему карточку — заместитель.
В это время мимо них проходил Алик Фаталиев, милиционер роты патрульно-постовой службы, принятый недавно на службу после армии и шедший в отдел кадров, куда его вызвали по вопросу первоначальной подготовки.
— Алик, как там Муська? — спросил Петров с улыбкой. Ничего не ответив, только махнув рукой, Фаталиев побежал по ступенькам. Честно говоря, его уже, что называется, достали этой Муськой. А история произошла следующая.
Месяца два назад, получив впервые милицейскую форму, Алик нагладился, начистился и пришел в управление. И черт его дернул зайти во двор, где стоял весь транспорт УВД. В это время там как раз собрались несколько водителей, зампотех роты Кандейкин и водитель начальника горотдела КГБ Русин, который, как всегда, был в центре внимания и что-то, оживленно жестикулируя, рассказывал собравшимся. Увидев Фаталиева, Русин подмигнул присутствующим и сразу же сменил тему разговора. Как будто продолжая разговор, он принялся сетовать:
— Ей скоро рожать, она ничего не ест и никого к себе не подпускает!
— Уж я и так к ней и сяк, а она убегает, — горевал Русин, — фрукты давал, не ест, хлеб с сахаром давал, не ест. Не знаю, чем ее и кормить.
— Да, обезьяна она и есть обезьяна, — поддержал разговор Кандейкин, не первый раз участвуя в розыгрыше и поэтому прекрасно знавший дальнейшие события, — и зачем ты ее из Сочи тащил, теперь вот мучайся.
— А где же эта обезьяна живет, — спросил подошедший Алик, — и как ее зовут?
— Да живет-то она на чердаке, а зовут ее Муська, — ответил Русин и вздохнул.
— А можно мне ее покормить? — с надеждой спросил Фаталиев.
— Ты что, она меня и то не признает, боится! Не дай бог разродится еще с перепугу, — замахал руками Русин, — грех на душу.
— Да я потихоньку, аккуратно, — взмолился Алик.
— Разреши ему, Степаныч, — попросил и Кандейкин, — пусть парень попробует, ему же тоже интересно.
— Ну ладно, — смилостивился Русин, — только очень аккуратно. Вообще-то ей бы сейчас бананов дать, да чего уж теперь, возьми хоть кусок хлеба, вон в УАЗике лежит на сиденье.
Алик положил фуражку на капот машины, взял в кабине кусок хлеба и полез на чердак. Внизу все стояли молча, боясь в самом начале сорвать спектакль. Через пару минут в проеме показалась голова Алика.
— Никого здесь нет, — крикнул он вниз.
— Как нет, ты чего, — испуганно спросил Русин, — она же недавно выглядывала, ведь ее все видели.
Стоявшие рядом с Русиным усердно закивали головами в подтверждение сказанного.
— Она, наверное, тебя испугалась и забилась где-то в угол.
Алик снова скрылся в проеме. Минут десять с чердака раздавался голос Фаталиева, нежно призывающего: «Муся, Мусенька, иди ко мне». Наконец Фаталиев, отчаявшись разыскать и накормить «голодную и на сносях обезьяну Мусю», стал спускаться во двор. Вид его был жалкий. Весь в паутине, в голубином помете, брюки и туфли в пыли, он был похож на бродягу. Спускаясь вниз, он недоуменно посматривал на недавних собеседников, которые хохотали, держась за животы и постанывая от полученного удовольствия.
— Я думал, что больше никогда не увижу такого, ведь вроде уже все управление знает этот прикол, — смеялся Русин, — а тут, на тебе, Алик — дрессировщик обезьян!
— Ну, ничего, Алик, не расстраивайся, не ты первый. Здесь до тебя человек десять обезьяну кормили. Этот прикол тянется с пятидесятых годов, — стал успокаивать Алика Кандейкин, — пойдем ко мне в «кандейку», я дам тебе крем, щетку, приведешь себя в порядок, а то в таком виде ходить по улицам небезопасно, свои же и заберут.
Еще долго во дворе раздавались взрывы хохота, пока не открылось окно в кабинете начальника управления.
— Эй, жеребцы, почем билеты на концерт, — спросил Дровалёв, — опять обезьяну водите?
Ответом ему был новый взрыв смеха, еще более сильный. Полковник Дровалёв и не подозревал, как близок он был к истине.
— Кандейкин, зайди ко мне, — крикнул Дровалёв и захлопнул окно.
Игорь Кулишевский или, как его называли «кореша» — Кулек сидел на корточках, опершись спиной о ворота, возле своего дома на улице Красноармейской и размышлял. Хотя, применительно к нему это звучало громко. Он тупо смотрел на асфальт тротуара, глотая дым «Памира» и изредка сплевывая себе под ноги. «Что делать, что делать?», — думал Кулек, не подозревая, что пытается решить вопрос, ответить на который не могут многие поколения людей.
Дело в том, что вчера вечером они с Шизей хорошо посидели, отмечая, как говорится, «трехсотлетие русской балалайки», а точнее, днем они удачно провели «рейд» по технарям и ПТУ, где выдавали стипендии, насшибали мал-мал рубликов с «неуспевающих студентов», взяли жратвы, пойла и в подвале Шизиного дома все это приговорили. Возвращался он домой через сквер, расположенный на площади Революции, и вдруг увидел ту девчонку. В другой раз он не обратил бы внимания на нее, не красавица, сумочки в руках нет, то есть «оперативного интереса» для мелкого «щипача» не представляла.
Владимир Беляев.