Сегодня: 19 апреля 9557, Пятница

Владимир Иванович Беляев долгое время работал заместителем начальника УВД Новочеркасска. Плотно и с явным удовольствием работал с газетчиками, радио и начинающим тогда проявляться телевидением. И сам писал – и неплохо. Издал даже небольшую книжечку о своих погибших товарищах-милиционерах.
Сейчас он пришел в «ЧЛ» по грустному поводу: скоропостижно от сердечного приступа скончался бывший начальник уголовного розыска нашего города Николай Сергеевич Зиборов. 19 мая, в День пионерии ему исполнилось только 60 лет…
Семь лет назад Владимир Иванович написал длинный документальный рассказ (или короткую повесть?) о Николае Зиборове и его товарищах-сыщиках. В нем так чувствуется дух Новочеркасска 70-х годов, так живо рисуются хорошо знакомые сотрудники милиции и другие жители нашего города, что мы, прочитав написанное В.И. Беляевым, решили, что его публикация будет лучшей памятью о Николае Зиборове. А также о многих его сослуживцах, которых тоже уже нет в живых. Старые – вспомнят, а молодые узнают и прочувствуют: КАК ЭТО БЫЛО.

Сыщикам Новочеркасска посвящается

Будильник, как всегда, зазвонил некстати. Открыв глаза, Николай посмотрел сначала в окно, затем на часы. Было 5:45 утра. Поспать бы еще часик, но сегодня в управлении намечалось спецмероприятие, и надо было подготовиться. Слегка размялся, отгоняя сон, вышел на кухню, поставил на плиту чайник. Брился он всегда утром, уделяя этой процедуре особое внимание. Пока грелась вода для бритья, достал из холодильника бутерброд. Обычно утром Николай ел мало, но сегодня предстояло много работы и, не надеясь, что придется пообедать, бутерброд сварганил «сиротский», положив сверху еще ломтик сыра и пару шпротин. Потряс термос, он был почти полный. Налив себе чашку кофе и съев бутерброд, выглянул на балкон. На улице было по-утреннему прохладно, стоял реденький туман.
Услышав сзади шаги, обернулся. В дверях стояла Валентина в накинутом на голые плечи халате.
— Что мне надеть? — спросил Николай.
— По областному радио вчера сказали, что будет тепло, градусов тридцать.
— Значит можно шведку, — резюмировал Николай.
— А если к вечеру станет прохладно?
— Раз туман есть, значит, будет тепло.
— Ну, как хочешь. Что будешь есть?
— Да я уже подкрепился, до обеда хватит, а там посмотрим.
— Сегодня опять допоздна? — спросила Валентина.
— Не знаю, как закончится спецмероприятие.
— Что, опять кому-то звание обмывать будете?
— Снова начинаешь? Я же сказал: спецмероприятие, то есть работа.
— Знаю я вас, закончится все расслаблением.
— А раз знаешь, чего спрашиваешь…
Гладко побрившись и подправив усы, Николай заглянул в спальню дочери и, увидев, что она крепко спит, плотно прикрыл дверь.
— Не буди ее, пусть сегодня поспит подольше. Уроки ведь с вечера сделала.
— Стишок не доучила.
— В ее возрасте на это много времени не надо, успеет до школы.
Туман понемногу рассеивался, становилось теплее. Николай шел по улице, здороваясь со спешащими на работу людьми. Его многие знали еще с тех времен, когда он работал участковым.
— Как жизнь, Степан Иванович? — спросил Николай тщедушного, с лицом, похожим на печеное яблоко, мужичка, открывавшим ставни на окнах своего дома.
— Слава богу, — улыбаясь беззубым ртом, ответил тот.
— Я смотрю, у тебя, как бросил пить, живот стал расти. Так и до «зеркальной болезни» недалеко.
— Да какой там живот, я спину иногда через него чешу.
— Ладно, не прибедняйся, выглядишь молодцом. Наверное, иногда и налево бегаешь?
— Ага, когда ветра не бывает.
Николай вспомнил, как несколько лет назад оформлял Степана Ивановича в ЛТП за его беспробудное пьянство и драчливый характер. Тогда Николай работал участковым инспектором милиции, и ему часто приходилось заниматься разборкой Степановых «художеств». Жена Степана Ивановича — Фрося, крупная женщина, которая могла одним взмахом руки привести его в горизонтальное положение, почему-то безропотно терпела все выходки пьяного мужа. Работала она посудомойкой в ресторане «Дружба», поздно приходила домой, но, тем не менее, утром вставала очень рано и готовила своему благоверному завтрак и «тормозок» на работу. Когда Степан Иванович уходил на завод, где работал маляром, Фрося со смехом рассказывала соседке Тане случаи из своей жизни, иногда граничащие с анекдотом. То Степан Иванович в течение трех дней приносил две получки, так как, будучи пьяным, не помнил, как отдал уже жене одну и, продавая вынесенную с завода краску и олифу, наскреб еще и вторую. То, «заначив» от жены трояк на похмелье и спрятав его за щеку, во сне выронил. Обнаружив утром, что трояка нет, подумал, что нечаянно проглотил его и пошел к соседке занимать еще трояк. Соседка сказала, что деньги не перевариваются, и Степан Иванович, взяв отгул, целый день просидел за сараем, ожидая «инвестиций» от желудка. Жене, естественно, сказал, что приболел живот, а вечером снова пришел к соседке и стал жаловаться на некачественное изготовление денежных знаков, которые не выдерживают воздействия желудочных соков.
Николай дошел до проспекта, и тут же возле него тормознули «Жигули» красного цвета, из которых торчала голова здоровенного мужика, улыбающегося во весь свой позолоченный рот.
— Сергеевич, а с ветерком слабо? — спросил мужчина. Николай узнал его сразу, хотя не мог вспомнить ни фамилии, ни имени, ни отчества. Помнил только, что месяца два назад тот заявил об изнасиловании своей дочери и целых десять дней возил сыщиков по городу, помогая им найти и задержать насильников.
— Спасибо, что подобрал, я спешу. Давай по Пушкинской, а то по центральной из-за этих «арутюнчиков» будем долго плестись за автобусами, — сказал Николай, усаживаясь на переднее сиденье.
«Арутюнчиками» называли фонари, вделанные в асфальт по осевой линии центральной улицы, закрытые сверху чугунными полусферами с прорезями. Своим названием фонари были обязаны председателю горисполкома Арутюнову, который позаимствовал это «украшение» в одной северокавказской столице и «внедрил» у себя в городе. Арутюнов ревностно следил, чтобы фонари каждый вечер горели, и, не дай Бог, вовремя не заменят перегоревшие лампочки. На работу Арутюнов ходил по утрам пешком и строго следил за чистотой центральной улицы. Крепко доставалось тому завмагу, который вовремя не убрал снег или не посыпал песком тротуар возле своего магазина во время гололеда. Сколько лет прошло, а до сих пор в городе помнят «арутюнчики» и их «крестного отца».
По дороге водитель попытался было расспросить Николая о происшествиях за ночь, но тот был не склонен к разговорам и весь путь ехали молча. На углу улиц Пушкинской и Красноармейской Николай увидел стоящего на тротуаре Чалого и попросил водителя остановиться.
— Спасибо, что подвез, мне надо кое-куда зайти, а ты езжай.
Подождав, пока «Жигули» отъедут, Николай подошел к Чалому. Кличку «Чалый» Виктор Веретенников получил за рыжий цвет волос еще по малолетке, когда его задержали за кражу из киоска «Союзпечать». В свои тридцать пять лет Чалый уже имел три ходки за карманные кражи, но последнее время, потеряв «квалификацию» карманника из-за пристрастия к спиртному, потихоньку отошел от «дел», хотя связей с товарищами по зоне не терял. Испытав однажды на себе крутой нрав и твердую руку начальника уголовного розыска города капитана милиции Зиборова Николая Сергеевича, Чалый боялся его и иногда снабжал информацией о своих друзьях-приятелях. Свою кличку Виктор не любил, мечтая все время, чтобы его называли Веретеном, но в преступном мире редко кто сам себе давал клички, а тем более изменял те, что были даны на зоне.
— Здорово, Веретено, — поздоровался Николай, зная слабость Чалого.
— Здравствуйте, Николай Сергеевич, — улыбаясь от удовольствия, ответил Чалый.
— Что-то давненько не виделись. Не звонишь, не заходишь.
— А чё самому набиваться. Когда надо, вы и сами меня находите. Наверно и сейчас надо, раз подошли.
— Да уж надо, Веретено, надо. Вчера на площади Революции кто-то девчонку на «гоп-стоп» взял. Случайно не знаешь, кто? Перстенек там, цепочку, сережки, все из «рыжья» высшей пробы.
— Мамой клянусь, не знаю!
— А ты ее хоть помнишь, маму свою? — рассмеялся Николай.
— Падлой буду, не знаю.
— Это дело другое, верю.
— Баба, наверное, не бедная, если столько «рыжья» нацепила?
— Дочка одной шишки городской.
— Ну, не обеднеет.
— Дело на контроле в горкоме, каждый день шеф с меня спрашивает, как с большого. Так, что покрутись, ты же Веретено. Только долго не крутись, а то голова закружится, два дня тебе на все про все. Понял?
— Яволь!
— Ничего себе! Шпрехен зи дойч? Что значит образование, гувернантки.
— Ну, вы, Сергеич, даете! — зашелся Чалый от смеха.
— Ладно, не обмочись, а то заржавеешь, Веретено.
Чалый аж присел, держась за живот.
— Да, и еще, присмотрись к Кульку, а то он стал не по теме шуршать. Ну, я пошел.
Николай по Красноармейской дошел до центрального проспекта имени Ленина и свернул направо. До управления было метров двести. Зайдя в дежурку, ознакомился с ориентировками, обстановкой за ночь, поднялся к себе в кабинет. На приставной тумбочке звонил прямой телефон начальника управления.
— Зиборов слушает.
— Добрый день, Николай Сергеевич!
— Здравия желаю, Николай Кузьмич!
— Зайди ко мне с планом сегодняшних мероприятий.
— Есть!
Николай взял несколько отпечатанных листков и, глянув на один из них, расписался в нем и вышел из кабинета. Навстречу ему по коридору шел старший «опер» отделения Петров Николай.
— Привет, ты куда это?
— Да к шефу, план показать.
— Развод в восемь?
— Да.
— Оружие получать?
— Пока не знаю. Сейчас у шефа уточню.
— Ладно, я у себя.
— Когда все соберутся, давайте в клуб.
Николай постучал в дверь начальника управления.
— Разрешите?
— Заходи, присаживайся.
Начальник УВД сидел за столом и разговаривал по телефону, судя по всему, с кем-то из областного управления. Присев за приставной стол, Николай разложил листки. Это был план проведения спецмероприятий под названием «Квадрат» и схема расстановки личного состава. Как всегда, план был короткий. Во-первых, потому что начальник отделения уголовного розыска очень не любил писать бумаги, а во-вторых, сотрудников было негусто. Так что, дай бог, справиться бы с тем, что было запланировано.
— Ну, показывай, — сказал полковник Дровалёв, кладя трубку, — чем сегодня думаешь занять людей.
Шеф был в хорошем расположении духа, и Николай предположил, что вопросов по плану не будет. Пока Дровалёв просматривал план, Николай думал над тем, кого из приданных сил взять с собой.
— Так, все это хорошо, но это для проверяющих. Физическое прикрытие, проверка подучетных и т д. и т. п. Нужны результаты. Квартирные кражи были, есть и будут. Весь город мы не перекроем, каждого подозрительного не обыщем, а завтра утром мне докладывать в область, что раскрыто из преступлений.
— Мы думаем прошмонать скупщиков краденного, это во-первых. Во-вторых, выдернуть к себе «шавок» из окружения квартирных воров и «поколоть» их. И, в-третьих, все-таки, для профилактики выставить физическое прикрытие на Черёмушках у больших домов. Они наиболее поражены кражами.
— Почему только Черёмушки? Квартирные кражи были и на «низовке», и в центре.
— А людей откуда взять? Если мы разобьем группы по 2-3 человека, то наберем где-то групп пятнадцать.
— Почему так мало? Я же сказал, чтобы всех задействовали.
— А кого всех? Следствие не тронь, БХСС по своему плану, ГАИ по своему. Вот и остаются сыщики и участковые, да несколько человек из ночной милиции. Ну, возьмем еще экипаж «бани», чтобы свозить сюда задержанных.