Об этом авторе «Частная лавочка» уже писала в прошлом году в материала «Парень из нашего города». Напомним: Владислав Муштаев родился в Новочеркасске. Его отец — Павел Фомич Муштаев был летчиком и служил в 13-й авиабригаде, которая дислоцировалась на Хотунском аэродроме. Много о названном соединении авиаторов рассказал в свое время майор авиации в отставке, участник Великой Отечественной войны, Анатолий Васильевич Виноградов.
Владислав Муштаев, наш земляк, долго работал на ЦТ, он член правления Московской писательской организации и член Региональной казачьей общественной организации «Творческий Союз писателей Дона», правление которой находится в нашем городе.
Тема авиации очень близка прозаику, он и на этот раз душевно прикоснулся к ней.

В стремительном беге лет многое бесследно уходит, исчезает из памяти, оставляя смутно очерченный след, щемящее чувство молодости и неудержимое влечение к восхитительному предощущению обязательного счастья, как будто бы уже завтра, ну, в крайнем случае, послезавтра, все заново повторится, стоит только пожелать.
Необъяснимый источник волнений влечет к чему-то чудесному, воссоздавая удивительные картины причастности, рождая в душе неясные надежды и веру, будто бы само время манит пройти этот путь, казалось бы, сотканный из одного света, но вот стоит ли повторять, если не уверен, что отпущенное свыше было прожито именно так, как когда-то мечталось? Не лучше ли почаще заглядывать в прошлое, как в сказочную кладовую? Ведь счастлив тот, кто смог накопить в этой кладовой воспоминания, помогающие жить настоящим.
Не это ли и толкает чаще обычного вспоминать Валерия Головина, парашютиста-испытателя, заслуженного мастера спорта CCСP, жившего когда-то рядом со мной в городе Жуковском? Квартиры наши были рядом.
Честно говоря, не зная, что такое “мабута”, всегда был убежден, что все это имеет прямое отношение ко мне. Я никогда не прыгал с парашютом, хотя заставил бы себя это сделать, побоявшись снисходительных и презрительных ухмылок.
Впрочем, любые доводы, которые человек придумывает сам, обычно убеждают больше, чем, если бы все что он услышал от других. Кроме, пожалуй, одного — презрения окружающих. Вот тут уж ни в чем самого себя не переубедишь.
У всякого ведь своя жизнь, и все стремятся отпущенное время употребить на поиски нечто, что в итоге и определит нелепость все повторить заново. Но все радости как раз и исходят от внушения чего-то тревожащего, не дающего успокоения, особенно когда вспоминаешь тех, кто жил рядом с тобой, кто влиял на твою судьбу, даже не зная об этом.
Я был подростком, когда Валерий Головин совершил своп полуторатысячный прыжок с парашютом. На лацкане его твидового пиджака красовался золотой знак: на голубой эмали белоснежный купол парашюта с крупной четырехзначной цифрой, прописанной чуть наискосок.
Помните кадры, которые обошли все информационные каналы: из падающего истребителя МиГ-29, во время демонстрационного полета на Ле Бурже, катапультируется летчик-испытатель, ставший потом Героем России?
Но ведь кто-то должен был испытать катапульту, спасшую жизнь пилоту? И не просто испытать, а множество раз и в разных режимах: и на крейсерской скорости, и при пикировании, и на скорости сверхзвука, и при малой высоте, и при взлете, проверив все это на себе. Так вот, среди тех, кто испытывал катапультирование, были парашютисты-испытатели Кочетков, Алексеев, Нагаев. Их имена вошли в историю отечественной авиации.
Был среди них и Валерий Головин.
Головин первым катапультировался и из носовой части сверхзвукового бомбардировщика. А вот тут представьте, что было бы с вашими мыслями о прекрасном и вечном, если бы вами выстрелили из пушки в бетонную стену, летящую вам навстречу, выстрелили бы не по приговору суда, а с вашего личного согласия?!
Спросите, зачем? А за тем, что при экстремальной ситуации катапультироваться могли все, кроме штурмана, место которого было в носовой части самолета. А таких самолетов тогда строилось много: ”это и Ил-28, и Ту-12, и Ту-14, и Ту-80, и Ту-82. Вот эту последнюю возможность для человека спастись, и надо было проверить на себе.
И этим испытателем стал Валерий Головин.
Юрий Гагарин катапультировался из спускаемого аппарата, но ведь кто-то должен был испытать и эту катапульту? Причем, испытать в воздухе, когда падающий шарик стремительно несется к земле.
И этим испытателем стал Валерии Головин.
Он не был в космосе. Шарик падал, поднятый бомбардировщиком на нужную высоту.
Юрий Гагарин, а потом и Титов, выбрали именно катапультирование, а не парашютирование спускаемого аппарата, хотя в десантных войсках приземление БМП с экипажем уже было опробовано на практике. И выбрали потому, что испытал всё это человек, которого они знали и с которым дружили. Только вот когда грянула беда, рядом никого не оказалось. А может быть, не оказалось потому, что Головин был гордым человеком, посчитавшим для себя зазорным просить помощи у друзей?
Кто сейчас ответит на все эти вопросы…
А беда грянула почти сразу же после полета Юрия Гагарина и Германа Титова. В городе тогда судачили, что Валерия Головина представили на звание Героя Советского Союза, но Героя не дали. Причем, не только не дали, но еще и отстранили от испытательных прыжков в ЛИИ.
В пивной “Говорящая голова” поговаривали, что Головин кому-то рассказывал, как он испытывал катапультирование из спускаемого аппарата, а для обывателей выходило, что первым в космосе был вовсе не Гагарин, а Головин…
Вполне возможно, что кто-то и подслушал его рассказ об испытании катапульты спускаемого аппарата, люди-то разные приходили в пивную, но и сегодня убежден, что все гораздо проще: обыкновенная человеческая зависть, когда единственная радость — несчастье у соседа. К тому же уверен, что если бы и рассказывал Головин кому-то об этом, будь это в той же “Говорящей голове”, то совсем не случайным людям, а только тем, кого хорошо знал и с кем мог поделиться профессиональными деталями этого испытания. Ведь если бы он и захотел чем-то похвастаться, то в его судьбе было столько ярких примеров, что эти испытания никак не выходили за рамки чего-то особенного в его биографии парашютиста-испытателя.
Для многих, кто жил тогда в городе Жуковском, не было секретом, что три летчика-испытателя, Ледовских, Шаборин и Митков в 57, 58 и 59-м годах с космодрома Капустин Яр под Астраханью первыми попытались осуществить полет по параболе, когда в верхней точке такой орбиты летчики должны были достичь космических высот и затем вернуться на Землю, но суборбитальные полеты закончились трагически. Летчики-испытатели погибли.
Валерий Евгеньевич Меницкий, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР, лауреат Ленинской премии, рассказывал, как на празднование 25-летия Школы летчиков-испытателей к ним в гости пришла группа космонавтов.
— Часть из них вела себя скромно, — вспоминает он, — а кое-кто — вызывающе и высокомерно, строя из себя “старшего брата” летчиков-испытателей. И тогда наш “папа”, корифей отечественной авиации М.М. Громов, тонкий психолог, не выдержал и съязвил:
— Наша работа во многом отличается от других, в том числе и от работы космонавтов, по своей профессиональной специфике. Хотя у обеих очень и очень много схожего. И степень риска, и физические нагрузки…
Сделав паузу, он закончил фразу словами, вызвавшими оживление одной части зала и злое недовольство другой:
— Но никогда ни одному конструктору даже в голову не придет на опытный самолет посадить собачку!
Не это ли и стало причиной, почему Головину не дали Героя? Ведь ничто так не льстит самолюбию, как желание отомстить за успех.
Но случившиеся с ним неприятности потрясли его. Головин запил. К несчастью, я был тому свидетелем. Как я уже сказал, мы соседствовали с ним, пока он не получил отдельную квартиру для своей семьи. В старой квартире осталась его мама, которую он ежедневно навещал. Но прежде, чем зайти к ней, отсыпался у нас на сундучке в передней, если чувствовал, что может её огорчить.
— Ложись на диван, — предлагал я ему, когда Головин, позвонив в дверь, просил передохнуть, прежде чем зайти к маме.
— Да нет, я так, на сундучке с минутку полежу, — не соглашался он, устраивая из видавшей виды кожаной летной куртки что-то наподобие подушки.
— Подушку принести? — предлагал я.
— С подушкой до утра не проснусь, — виновато улыбался он.
Ею семья жила в центре города в пятиэтажном доме на четвертом этаже. В том доме жили тогда многие известные летчики-испытатели.
И вот однажды город потрясла весть: погиб Валерий Головин. Погиб не при испытаниях, а, бросившись с балкона своей квартиры, пожелав покончить счеты с жизнью, забыв лишь на мгновение, что жизнь любят больше, чем ее смысл.
Видимо, вся эта история, о которой судачили в городе, зашла так далеко, что не было ни малейшего просвета, ни лучика надежды хоть что-то исправить. И никто не пришел к нему на помощь: ни те, ради которых он рисковал жизнью, ни те, кто работал рядом с ним.
Отвратительно все это.
Если бы бросился с четвертого этажа “мабута”, он разбился бы насмерть, но падал парашютист-испытатель, заслуженный мастер спорта СССР, попадавший в переделки пострашнее, чем эта…
В падении его крепкое, тренированное тело, помимо его воли, сгруппировалось, приготовившись к встрече с землей, и Головин, как того и требовала его профессия, спружинил при ударе о землю, но, не удержавшись на ногах, упал грудью на низкий и острый штакетник, огораживающий цветник у дома.
Во время операции в городской больнице он умер. Рассказывают, увидев хирурга, заведующую хирургическим отделением Варвару Александровну Лукашину, с которой был знаком, все мы когда-то жили в одном доме, попросил:
— Варя, спаси меня, я жить хочу!
Не было бы штакетника, Головин остался бы жив. И кто знает, как потом распорядилась бы жизнь, которую он пожелал нужным оборвать. Ведь жизнь многосторонняя, а потому всякий сможет досыта найти всего, что пожелает.
Было ему 37 лет.
Похоронили Валеру Головина на Быковском кладбище. Семья поставила красивый памятник, выбив на голубоватом мраморе с серебряными блестками белоснежный парашютик, столько раз спасавший ему жизнь.
А теперь скажите, почему бывая в Жуковском, ноги сами несут поклониться человеку, чья жизнь и судьба врезались в память, как наклонные буквы на голубовато-серебристом мраморе “Валерий Головин”?
A потому, что жизнь по-настоящему красива лишь тогда, когда в ней заложена трагедия.

ГОЛОВИН
Валерий Иванович

1926-1963

Парашютист-испытатель, гвардии рядовой.
Родился 10 сентября 1926 года в городе Перово (ныне — в черте г.Москвы). Детство провёл в Шаховском районе Московской области. С 1939 жил в посёлке Стаханове (ныне — город Жуковский) Московской области.
В армии с 1943 (приписал себе один год), служил в воздушно-десантных войсках.
Участник Великой Отечественной войны: в июне 1944-мае 1945 — боец ВДВ (Карельский и 3-й Украинский фронты).
После войны продолжал службу в воздушно-десантных войсках. С 1950 — в запасе. В 1950 работал укладчиком парашютов в ЛИИ.
С сентября 1950 — парашютист-испытатель ЛИИ.
Всего выполнил 36 испытательных катапультирований из самолётов Ил-28, МиГ-15ЛЛ, М-4, Ту-2ЛЛ, Ту-4ЛЛ,Ту-16, Як-12, Як-25ЛЛ и 358 парашютных прыжков. Провёл испытания катапультного кресла космического корабля «Восток».
Жил в городе Жуковский Московской области. Трагически погиб 22 апреля 1963 года. Похоронен в Жуковском, на Быковском кладбище.
Награждён орденом Ленина, медалями.