Сегодня: 19 апреля 9491, Воскресенье

Новочеркасск — город, о котором писали немало. Слагали стихи, сочиняли прозу, публиковали сухие страницы документальных отчетов. Хвалили, ругали, превозносили, считали безнадежным… Словом — богатой была история.
Мы все свой город любим, радуемся его достижениям, остро переживаем неудачи. И с огромным интересом заглядываем в страницы прошлого, отыскивая параллели.
Книга «Приазовье и Дон» (Очерки общественной и экономической жизни края), автор А.М. Греков (1912 год) попалась нам в краеведческом отделе городской библиотеки. Выдержками из ее главы, посвященной Новочеркасску, мы открываем сегодня рубрику к 200-летию нашего города.

«КЕРОСИНКИ И УЖАСНЫЕ ТРОТУАРЫ»
«Турист с севера, проехавший коротенькое расстояние от Новочеркасска до Таганрога, бывает поражен, после двух суток однообразного степного путешествия, раскрывающимся пред ним ландшафтом.
Начиная от Новочеркасска, — сплошной ряд фруктовых садов и виноградников по отлогостям гор, возвышающихся с правой стороны реки Аксая; весной вы увидите переполненные водою рукава Дона со множеством лесных плотов, пароходами, баржами, баркасами». <...>
«В Новочеркасске все та же пыль, и наряду с электричеством — керосинки и ужасные тротуары… Вот Александровский сад, детище Хомутова. Масса переломанных, засохших деревьев; то же самое с тополями Московской улицы. Последние не дают тени и только обезобразили улицу города.
Сад городской стар и поддерживается, видимо, всеми возможными мерами, но тщетно. Большинство деревьев состоит из малоценных акаций, тополей и т.п.
Хорош и поучителен вид, открывающийся с искусственной горы в Новочеркасском Александровском саду. Великолепен — для эстетиков, поучителен — для обывателей-философов, размышляющих о судьбах своего города. Сама по себе гора в Новочеркасском саду, если хотите, чудо, которое должно быть не ниже поставлено таганрогского чуда в этом же роде — «каменной лестницы», которою заканчивается спуск Депальдовского переулка к морю.
Поучительная сторона вида, открывающегося с новочеркасской горы в весеннее время на эти плавающие в аксайской воде маленькие Венеции (Старочеркасск, Кривянка и др.) — та, что в это время лишь можно судить, какую важную роль, как водный путь к Дону, мог бы Аксай играть по отношению к столице области, Новочеркасску. Эта маленькая, несудоходная в остальное время года, рядовая реченка, приток (вернее рукав) Дона, начинает вдруг весною подымать 4-саженные плоты и барки с волжским лесом, рыбою, железом, пенькою и подобным товаром. В это время Аксай, как река судоходная, мог бы служить даже для правильных пароходных рейсов (на неглубокосидящих пароходах) между Ростовом и Новочеркасском, подобно существующим рейсам между Ростовом и Таганрогом. Еще при первом поселении Новочеркасска войсковая администрация заботилась сделать Аксай судоходным, причем, по проекту какого-то французского инженера, предполагалось открыть для этой речки другое устье, дабы Дон шел по прямой линии в Аксай, но работы, начатые в этом направлении, окончились неудачей, после чего другим уже инженером в 20-х годах представлен был другой проект, состоявший в углублении не верхней, а нижней части реки, от Новочеркасска до впадения в Дон. Но и этот проект потерпел фиаско. Наконец, уже донцом (генералом Красновым) и предложен был какой-то третий проект (изменения верхнего русла Аксая), но к осуществлению его даже и не приступали.
Благодаря всему этому, Новочеркасск оказался отрезанным от водных путей, и вся его торговля, как и пятьдесят лет тому назад, дальше «глинки желтой» не пошла. И сам по себе город на свежего человека производит впечатление удручающей скуки; что единственно оживляет его — это учащаяся молодежь обоего пола, а ее в Новочеркасске столько, как, вероятно, нигде!». <...>

«ДОМА НОВЫ, ДА ПРЕДРАССУДКИ СТАРЫ»
«Строительство в городе за последние годы приняло грандиозные размеры, хотя, в сущности, ничего, кажется, такого не случилось, чтобы оправдать эту строительную горячку. Дали городу судебную палату, дали политехникум — вот и все. Университета не дадут. Выходит как будто, что ажиотаж домовладельческо-квартирный создан чисто искусственно и, не поддержанный развитием торговли, должен быть неминуемо и скоро охлажден, суля зарвавшимся спекулянтам все невзгоды, связанные с реакцией. А домов, действительно, понастроено много и в самых последних стилях, со всеми удобствами и по последнему слову техники. Но … «дома новы, да предрассудки стары». <...>
«Новочеркасское общество ни за что само не возьмется и со времен еще Хомутова привыкло во всем ожидать инициативы Начальника края или его супруги. Местный узкий «придворный» кружок и штабные тщательно оберегают свои «традиции» и до популяризации инициативы или идеи не нисходят…». <...>
«Как бы то ни было и кто бы ни виноват, но город торгового значения не приобрел и, надо полагать, никогда не приобретет. Население его понемногу увеличивается, город украшается и растет, имеет несколько благотворительных обществ (очень, в сущности, мизерных для «столицы» области»), прекрасное старинное общество врачей, военно-историческое, очень приличную публичную библиотеку, народную читальню и аудиторию, несколько памятников, спортивное общество, музыкальное, два клуба, театр (очень плохонький по зданию, но всегда хороший по составу своих трупп), массу учебных заведений и грандиозный великолепный собор, а в недалеком будущем — юбилейный «Дом донских инвалидов». Бросается в глаза отсутствие крытого рынка, хорошей бани, мостовых, летом — доступного купания.
Памятник Платову (работы барона Клодта, творца известных колоссальных конских групп на «Аничковом» мосту в Санкт-Петербурге) очень хорош и выразителен. Нельзя того же, к сожалению, сказать о другом памятнике — Ермаку против собора.
Гордостью города можно было назвать его исторический, богато обставленный «Донской музей», хранителем коего и заведующим является достопочтенный Харитон Ив. Попов. Здесь — редкая галерея портретов выдающихся донцов, здесь все войсковые регалии — грамоты, знамена, бунчуки жалованные, здесь — сабля графа Платова, поднесенная ему в 1814 году Лондонским обществом, и масса интереснейших предметов старины, минералов, коллекций церковной археологии и т.д. Стариной, вообще, город и его окрестности богат, но — странное дело — никогда я в музее не встречал ни одного коренного новочеркасца, ни одного офицера…». <...>
«Город по преимуществу военный, казенный и чиновничий, Новочеркасск весь пропитан «табелью о рангах», высокомерием, обилием «складных» душ и низкопоклонничества. Здесь объединенных групп по роду оружия или занятий, — напротив, все вразброд». <...> «Мундир вообще в фаворе, но, как эти ни странно, мундир офицера в каком-то пренебрежении — расстаются с ним нередко за шапку сухарей, в обмен на «местечко» в казенном учреждении, или просто на лапсердак… Очевидно, войску, кроме прямого начальника края, обремененного чисто-гражданскими функциями управления, недостает высшего воспитательного авторитета в столице области для развития этой недостающей любви к мундиру и его чести. Не берусь судить о том, как это сделать и что для этого нужно, но для меня, как простого наблюдателя, несомненным представляется упадок на Дону обаяния офицерского звания…». <...>
«Наличность большого количества незанятого офицерства в Новочеркасске в настоящее время, при существовании льготы, делает из города резиденцию каких-то «привилегированных бездельников», о чем нельзя не пожалеть уже потому, что обилие досуга недостаточно используется в целях прямого назначения этой лучшей части новочеркасского общества». <...>
«Интеллигенция университетская, наоборот, спешит здесь поскорее «обюрократиться». Служить родной станице никто не хочет в захолустьях, и университентами переполнены казенные учреждения, монополия, канцелярии… Врачи также все спешат поскорее расстаться с деревней, станицей и «пристроиться» в город, где и без них достаточно конкурентов. За недостатком чисто-общественных организаций, стремятся в банки, на хорошие оклады…». <...>

«ДЕЛА ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ НЕ СКОРО ПРИМУТ СЧАСТЛИВЫЙ ОБОРОТ»
«Купончатость» и ростовщичество, за недостатком предприимчивости, давно свили себе в Черкасске прочное гнездо. Из «промыслов», впрочем, надо упомянуть местное любительское виноделие и несколько недурных погребов». <...>
«Сам по себе Новочеркасск ничего не создает и не производит, — он только потребляет то, что производительная область и соседи посылают ему со всех концов. В смысле производительном, он — пустое пространство и никаких материальных ценностей не создает. Новочеркасску, с другой стороны, недостает многого, чтобы быть и «умственною» головой области. Обилие культурных рассадников дают ему и сейчас магнитные свойства тянуть к себе со всей области тех, кто хочет учиться, но будь даже здесь университет, — город, мне кажется, никогда не будет тянуть к себе тех, кто хочет думать идейно». <...>
«… плохой сам производитель, Новочеркасску всегда была мало понятна остальная производительная область. И потому именно, что мыслительный аппарат его сложился в однобоком направлении, изолированном от производителей, думаю, что дела этих последних на Дону не скоро примут счастливый оборот». <...>
«Вряд ли еще есть на Руси город более «механический» и более переполненный породою людей с двойной душой. При громадном запасе чинобесия, — скудость знаний, сухость, безучастие и формализм».<...>
«Мне кажется, прежде всего, что войску, как и всякому юбиляру (когда писались эти очерки, Новочеркасск готовился отметить 100-летие участия донцов в Отечественной войне — примеч. «ЧЛ»), неловко как-то вообще подымать вопрос о чествовании самого себя в какой бы то ни было кричащей форме. Скромность донцов, запечатленная в их песнях, не имеющих и намека на бахвальство, не изменит им, надо полагать, и здесь. Мы говорим, конечно, о донцах — представителях народа, а не о тех крикунах, которых в последнее время немало расплодилось у нас и считающих почему-то свой голос отражением народных желаний и мнений». <...>
«Прежде, чем нашей казачьей интеллигенции подымать вопрос об увековечениях боевого прошлого донцов и своих предков, боевыми заслугами коих они обязаны теперь всем, — ей не мешало бы прежде научиться больше любить и интересоваться прошлым своего Дона. Не секрет, что и сейчас найдутся «интеллигенты», которые становятся в тупик при имени Бакланова…». <...>

А.М. Греков. 1912 г.