История человечества началась в райском саду. В том самом, где родились и с того самого момента стали быть на земле все растения, животные и сам человек. Адам и Ева жили в том саду беспечально, радуясь вечно свежей листве, шелковой траве, ярким удивительным цветам и голубому небу над ними. В небе, как известно, жил Бог, которому зачем-то понадобилось допустить в том саду Древо познания добра и зла. Другого места для этого дерева не нашлось, потому что кроме райского сада не было никакого другого места не только для такого большого дерева, но даже для малой былинки, ибо вокруг была одна Пустота. Древо познания добра и зла выросло само по себе, не спрашиваясь ни у кого. Такое это было мудрое дерево. И когда его могучие ветви дотянулись почти до самого неба, то есть до Самого Бога, поделать уже ничего было нельзя, не уничтожать же в самом деле зеленые насаждения. Плоды добра и зла оказались румяными яблоками, вполне невинными на вид и такими прекрасными, как и всё в райском саду, что не съесть их было бы грешно. Дальнейшую историю, кажется, знают все. Плоды ее каждый носит в себе, зная о добре и зле ровно столько, сколько и положено потомкам Адама и Евы. Но не все знают, что произошло дальше.
На самом деле выгнать Адама и Еву было некуда. Вокруг только райский сад и пустота, временно занятая Богом. Да и не пропадать же семидневным господним трудам, создавшим Эдем и всех его обитателей. Поэтому Богу ничего не оставалось, как оставить Адама и Еву в Раю – отбывать наказание. Наказание в том и заключалось, что познавшие добро и зло, уже не могли видеть Рай вокруг себя.
Сад не изменился. Изменились глаза смотрящего. В этих глазах отражался не Рай, а лишь суждение о нем. Не сад, а суд теперь управлял миром. Но остались тоска по тому саду и вечное стремление к нему. Потерянный Рай, утраченная невинность и наше сиротство без Бога и Рая. И только дети, не вступившие еще в пору юности, и иногда старики, оставившие позади себя добро и зло, впавшие в детство старики, пребывают в Раю. Остальные видят самый обыкновенный – трава, кора, листва – сад.

Я шла по земле босыми ногами, чувствуя все ее выпуклости, ямки, наступая на камни садовой дорожки, приминая траву. Вдали слышались ангельские голоса и мяуканье кошки. Две девчоночьих рожицы выглянули из-за кустов. Потом на минуту из бамбуковых зарослей вывалился маленький мальчик. Протопал по дорожке и исчез в зеленом мареве. Вслед за ними прошмыгнула кошка. Ветер качнул листву. И я осталась одна перед белой каменной рекой на площадке для медитации.
Искусство пейзажных садов и ландшафтной архитектуры часть эстетики, философии, религиозной и культурной жизни Японии. Религия синто (путь духов (богов), а потом буддизм и дзэн-буддизм – внутренние составляющие этой традиции. Через эмоциональное сопоставление предмета и пространства зарождались архитектурное образное мышление и архитектурные приемы традиционного искусства японского ландшафтного дизайна. С распространением учения «дзэн» и под его влиянием появились храмовые сады дзэнских монастырей, где постепенно сложился тип символического сада — сухой пейзаж (здесь отсутствовали цветущие растения). Камни, несколько деревьев обозначали горы, каскады, реки.
Миниатюрные площадки умением мастера превращаются в наполненные символикой комплексы. На нескольких десятках квадратных метров мастер устроит и каменный грот, и нагромождение скал, ручеек с мостом через него. Карликовые сосны, бамбук, мох, каменные глыбы, песок и ракушки дополнят пейзаж, с трех сторон окруженный, загороженный от мира стенами. Четвертая стена – дом. Окна и двери легко и широко открываются навстречу саду. И сад становится как бы еще одной комнатой, а может быть, дом всего лишь еще одна лужайка сада.
Искусство расстановки камней «дзоэнси» считается главным в работе художника сада. Камни подбираются по форме, цвету, фактуре. Художник “слушает” пространство, “разговаривает” с ним. Потом “приложит” душу к камню, мху, травинке и предметы “лягут” сами – займут в саду свои места.
Как в живописи, так и в средневековом садовом искусстве есть общепризнанные шедевры. Среди них — сад Дайсэн-ин (Киото, начало XVI века) и Рёандзи (Киото, вторая половина XV века). Недавно японские исследователи при помощи компьютера проанализировали сад камней Рёандзи. Они пытались выяснить, почему он производит столь умиротворяющее воздействие на сотни тысяч посетителей, приходящих сюда в течение года.

Оказалось, что на первый взгляд бессистемный микропейзаж из камней и мха на квадрате гравия выложен по очертаниям древесных ветвей. Если посмотреть на этот сад с определенного места, то пустое пространство формирует в подсознании созерцателя образ дерева.
Простота оформления японского сада создает ощущение, что время не властно над этим местом. Рукотворный сад статичен, но и наполнен жизнью. Здесь идет дождь, снег, падает на землю листок. Недвижимо только время. А все изменения “читаются”, как превращения пространства.
Садовое искусство – это словно бы переход от пейзажной японской живописи тушью на новый уровень. Рельефные черты сада сходят с плоского листа и, заполняя пространство, становятся многомерными.

Среди камней и деревьев “вырос” передо мной мастер сада.
— Саша, — спросила я – вы “строите” сады для других – это ваша профессия. А этот сад для чего? Визитная карточка, место отдыха…
— Вы же пишете, да?
— Да, пишу.
— У вас есть библиотека?
— Конечно!
— А у меня – сад.
Саша спросил меня, зачем мне понадобилось рассказывать о его саде? А мне хотелось понять, зачем он – этот сад. Казалось бы, ответы на оба вопроса – самоочевидны. Есть много способов поведать то, что родилось в твоей душе. Разговаривая с людьми, миром, кто-то пользуется словом, а кто-то …
В сад к Александру Толоконникову приходят разные люди. Художники, поэты, журналисты, бизнесмены, политики. Здесь все они – зрители. Но это – самая первая мысль, лежащая на поверхности. Сад входит в душу и пускает корни. Одних он беспокоит, будит, заставляет действовать. Других умиротворяет, расслабляет. Третьих – учит. Сад, по мнению Саши, подобен психотерапевту и говорит с каждым на понятном ему языке.
Конечно, “построить” и “содержать” такой сад дорого, очень дорого. Позволить себе такую роскошь могут только очень богатые люди. Такие сады в основном закрыты для простых людей. Слышать рассказы о чудесах чьих-то садов мне приходилось не раз: про мхи и бамбуковые рощи, карликовые деревья и каменные ручьи. Но сад, вот такой, настоящий, я увидела впервые. Наверное, подобное чудо могут позволить себе крупные города, где по специальным проектам ландшафтных дизайнеров разбиваются парки и скверы. Возможно, за этим и приходил к Саше в сад Анатолий Волков. Зная о тяге нашего мэра к прекрасному, совершенно не удивляюсь его интересу к искусству садовой архитектуры. Жаль только, что наш городок небогатый, а сделать предстоит еще очень много первоочередного и насущного. До садов ли здесь! Но, может быть, через год-два и в наших парках появятся каменные реки и бамбуковые рощи.
У каждого свой сад. И двух одинаковых не бывает. Даже если разные люди рассказывают об одном и том же саде, то всё равно – садов столько же, сколько людей.
Верно и то, что сад на самом деле – Один. Древний и вечно молодой сад бытия человеческого.

Сады… Сады… Но тяжелы плоды
твои, мой сад, приют моей молитвы.
Листва сгустилась, словно перед битвой
мгновения тяжёлой немоты.

И началось! Крушением, обвалом
грозило небо. Из его глубин
наклонно падал свет и в очи бил,
и воздуха земле не доставало.

Гроза шла садом. Был разбужен дом.
Захлопали незапертые двери.
И тех, кто проклинал, и тех, кто верил,
настиг дождя внезапного содом.

Деревья жались к дому. Всё вверх дном
перевернулось. В этой лихорадке
летели на пол свечи и тетрадки,
и дождь стеной шел приступом на дом.

Безумное дождя слезоточенье
умножилось и жгло, как заключенье.
Но сквозь решётку ливневых оград
виднелся рай. И этот рай был сад.