Сегодня: 20 апреля 9601, Пятница

«Подворотни растили их,
Чердаки заменили им дом…»

Про беспризорных и безнадзорных детей написано немало. «В» тоже в свое время тоже рассказывали читателям о них. Но есть такие темы, к которым, так или иначе, приходится возвращаться.

Решение поднять вновь эту проблему созрело месяца полтора-два назад, когда отмечая в кругу друзей в кафе какой-то праздник — чей-то день рождения, кажется, — мы случайно стали очевидцами одной очень неприятной, даже, можно сказать, грязной картины.

МАЛОЛЕТКА

«Каждый из них социально опасен,
по каждому плачет тюрьма…»

…Произносили, помнится, очередной тост, когда распахнулась входная дверь и в зал вошла эта троица. И все заведение замерло: слишком впечатляющим было зрелище. Вошли двое молодых мужчин (лет по двадцать пять — тридцать) в сопровождении парнишки, на вид — ученика пятого или шестого класса. Все трое были пьяны вдрызг и еле держались на ногах. Взрослые подошли к стойке, а мальчик, зацепив по пути несколько стульев и при этом громко и невнятно пропитым, хриплым баском разразившись «многоэтажной» матерной конструкцией, плюхнулся за свободный столик. Женщина за стойкой возмутилась было на заказ одного из мужчин подать три стопки водки и три бокала пива — «Куда ж вы ему спиртное, ребенок ведь совсем, к тому же и так пьяный!..». Но того эти слова задели мало, он моментально изменил решение: «Бутылку водки, три бутылки пива. И три пустые рюмки. Он просто посидит с нами. Пить мы будем сами». В том, что он, нагло глядя в глаза, лгал, сомнений не возникало, но… что делать: заказ есть заказ, клиент прав всегда.
Ребенок пил водку и хищно, исподлобья, по-звериному оглядывал посетителей кафе. Вдруг ему что-то не понравилось в поведении молодых парней (студентов, скорее всего), сидевших за соседним столиком:
— Ты че на меня уставился, у…док?! Че смотришь, а?!
Конфликт, к которому уже собирались присоединиться «кенты» парнишки, не состоялся только потому, что студенты быстренько ретировались.
Позже удалось выяснить, что этот ребенок — младший брат одного из мужчин, на днях «откинувшегося» из мест лишения свободы. А возможно, это была ложь, и «старшие товарищи» просто подбивали парня на какую-нибудь квартирную кражу или другой криминал, где нужен именно маленький, юркий помощник-подельник. После гулянки в этом заведении, они отправились по другим. Видимо, ими овладело желание покуражиться — малолетка шел впереди, задирая практически всех встречных, оскорбляя взрослых мужчин, пиная автомобили, припаркованные у тротуара. А его приятели двигались несколько в стороне, всякий раз «вписываясь», когда возникала острая ситуация. К счастью, до серьезных разборок не дошло. Они попытались сунуться даже в ресторан «Стандарт», но туда их попросту не пустили, пообещав вызвать милицию.
Однако такая «экзотика» происходит не часто.

ДЕТИ ДНА

«Канализационный люк — моя дверь,
но я счастлив по-своему, поверь»
Более привычное явление — это обычные несовершеннолетние попрошайки на центральных улицах города. Днем они заходят в кафе с протянутой рукой, отираются на рынках и остановках, топчутся возле игровых автоматов, готовые в мгновение ока подобрать оброненную кем-нибудь монету. А вечерами идут на свои «конспиративные точки», называемые на их сленге «прибивняками» (теплотрассы, подворотни, гаражи), нюхают клей, курят анашу. У многих из них, кстати, есть семьи. Чаще всего «неблагополучные» — неполные, многодетные или с пьющими (колющимися) родителями. Бывают и абсолютно нормальные, «среднестатистические», — но реже. Как правило, попрошайничество для них уже стало смыслом и образом жизни. Они не хотят идти домой: там «неинтересно и скучно». Они не желают посещать школу — по тем же самым причинам. Им не нужны книги и кинотеатры.
Между прочим, среди этой публики практически нет воспитанников детских домов. Сами детдомовцы объясняют такую странную, на обывательский, разумеется, взгляд, ситуацию тем, что в детских домах, во-первых, довольно сносное и постоянное питание, во-вторых, выдают приличную одежду, в-третьих, есть возможность искупаться, поспать в нормальных условиях, налажен досуг. И еще — им было бы стыдно вести себя так…
Выпрашивание денег иногда принимает невероятно уродливые формы. Недавно мне довелось стать очевидцем одного из таких случаев. Двое детишек, на взгляд погодока, лет пяти-шести, мальчик и девочка, подходили ко всем прохожим на Московской и клянчили, шепелявя, «на хлеб». Отказывали немногие. Я, дав им рублей десять, решил поговорить с ними. Мальчик (он был помладше) сказал, что они из станицы Бессергеневской, в семье много детей, мама не работает. И они каждый день приезжают в Новочеркасск, чтобы насобирать денег на еду. Знает ли мама об этом? Да, знает. Но этим все не закончилось. Они отошли дальше, а я почему-то остановился, глядя им вслед. А подошли они к двум девочкам (на вид — тринадцать-четырнадцать лет), примерявшим солнцезащитные очки у выносной уличной точки-стенда, и стали крутиться рядом. Девчонки одеты были не ахти как, но… более-менее. Так вот, по словам той же ларечницы, это — одна семья: сестры и брат. Старшие подворовывают и при случае промышляют еще кое-чем (догадайтесь сами — чем), а младшие побираются.

ПОПРОШАЙКА

«Каждый из них был постоянно голоден,
в каждом из них пел зверь»
А однажды, едва ли не на следующий день после этого случая, у меня состоялась интересная беседа. Просто совпало: в знакомом кафе проходила встреча с одним человеком, по завершении которой я допивал уже свой кофе, намереваясь выходить, как вдруг кафе подверглось просто какому-то нашествию маленьких бродяжек: они заходили, сменяя друг друга буквально через каждые минуту-две — группами по два-три человека, по одному и выпрашивали деньги «на хлеб». С одним из подошедших, восьмилетним мальчиком, одетым на удивление совсем даже неплохо (да, не новое, местами грязное, но.., впечатление портили лишь протертые на коленях штаны), я и завязал разговор, протянув ему несколько монет.
— А зачем тебе деньги?
— Хлеба купить.
— Так ты кушать хочешь? Может, мне лучше купить тебе чего-нибудь поесть — вместо денег?
— Вы купите поесть и деньги оставьте.
От этого ответа я, честно говоря, немного опешил. И решил подыграть:
— Нет, тогда не буду покупать. Ты смотри: и деньги ему, и еду…
— Я кушать хочу. Очень. С утра ничего не ел. А у вас денег много, я сам видел, когда вы мелочь доставали. Десять рублей или пятнадцать — мало, а пятьдесят много, — добавил он.
Я купил ему горячий бутерброд и чашку чая. И тут он меня удивил во второй раз: попросил нож и вилку. Правда, пользоваться ими все равно не смог, хоть и взял в руки правильно. Потом его трапеза и наша беседа неожиданно прервались — в зал вбежала толпа маленьких цыган. Вадик (так, во всяком случае, мальчишка представился мне) завопил на все заведение: «Куда пришли?! Идите отсюда!» И, кинув на тарелку вилку и нож, вскочил и, сжимая кулачки, бросился к старшему цыганенку. Едва-едва успели их расцепить. Оказалось, цыгане зашли «не в свое время, да и вообще они…»
Усевшись обратно за столик, он стал рассказывать мне, как, мол, трудно живется ему в детском доме. Кормят плохо, заняться нечем, даже телевизор смотреть нельзя — не разрешают. Как выяснилось, врет. Опять же, по чистой случайности, за соседним столом сидел знакомый парнишка, бывший воспитанник детдома, который, услышав нашу беседу, отвел меня в сторону и тихо сказал: «Что он плетет? Я, пожалуй, всех детдомовских знаю, он не из наших. Наши никогда не выпрашивают на улице. А эти просят. И даже если они иногда приходят в детский дом, их там накормят-напоят, оденут во все чистое, искупаться дадут. А наутро они, прихватив с собой какие-нибудь вещи, дают деру».
…Вадик закончил есть и начал клянчить еще один бутерброд. Потом вдруг передумал: хочу конфету — вон ту, за восемь рублей. Причем, ни малейшей тени смущения. Напротив, получалось — я должен, просто обязан выполнить его — нет, даже не просьбу, скорее, требование. И опять: «У вас же есть деньги, ну что вам стоит!»
— Хорошо, — говорю, — я куплю тебе конфету. А пока ты ешь ее с чаем, расскажешь мне правду, идет?
— Какую правду?
— Но ведь солгал ты мне, ты ведь не из детдома, а?
И он рассказал.
— Есть у меня мама. Я живу на улице Орджоникидзе. Номер дома не помню. Она не дает мне покушать, и я иду на улицу — просить. Дают мало, поэтому я всегда хочу есть. А мама работает иногда — на пекарне. Нет, она не пьет. Ну, иногда. Когда к ней приходят дядьки — в выходные. Бывает, среди недели. В школу не хожу. Не хочу. Кем собираюсь стать? Не знаю, пока еще не решил. Вырасту — решу. А может, и буду так дальше — просить. Я привык.

P.S. Эту тему «В» обязательно продолжат в дальнейшем. Если же у вас появились какие-то замечания, если вам есть что сказать об этом, звоните, пишите нам. И подумайте, что сегодня эти дети просят деньги. Завтра (через год, два, три…) они начнут их требовать. А в случае отказа… Словом, делайте выводы сами.
row['name']