Прочитал в первоапрельском номере родной газеты: «Говорят, что создатель плана города Де Воллан замыслил выстроить Новочеркасск подобно Парижу — с прямыми широкими проспектами, ровными как стрела улицами, расходящимися от главной соборной площади и соединяющими ее с другими площадями, на каждой из которых мыслились градостроителю красивейшие храмы. Как задумал архитектор, так и воплотили его мечту строители».

Ничего не скажешь, Екатерина Гонзалес удачно пошутила, написав такое вступление к статье о разбитых тротуарах и дорогах, о непреодолимых лужах и непролазной грязи в нашем славном городе.

Нелепая выдумка о том, что Новочеркасск — это некое подобие Парижа, гуляет давно, но особенно настойчиво ее стали повторять в связи с Платовским юбилеем. Для придания легенде правдоподобия ее разносчики не гнушаются искажением фактов, не церемонятся и с хронологией. Так голландский военный инженер Ф. де Воллан, с 1787 года и до конца своих дней служивший в России и начертивший план Нового Черкасска, превращен ими во французского архитектора. А Платову приписали, будто бы Париж, в котором побывал атаман в 1814 году, вдохновил его на создание лучевой системы плана новой донской столицы. При этом их не смущает тот факт, что план Нового Черкасска был утвержден императором Александром I за десять лет до того, как «вихорь-атаман» проскакал по Парижу.
На самом же деле ни де Воллану, ни Платову не было необходимости вдохновляться Парижем. Перед их взором был более современный и близкий пример — Санкт-Петербург. Новой столице Российской империи к тому времени едва исполнилось сто лет. И застраивалась она по заранее разработанному плану, в котором присутствовала та самая лучевая система — три проспекта, расходящихся от Адмиралтейства.

А что представлял из себя тогдашний Париж? Вот как отзывался о нем в середине XIX века художник Лекок: «Париж — это лабиринт грязных, узких, мрачных улиц, а прекрасное сердце Парижа всего лишь крохотный оазис». Зародившись на месте укрепленного лагеря римлян (I в. до н.э.) на острове Ситэ посреди р. Сены (там теперь знаменитый готический собор Парижской Богоматери), как и все древние города, Париж постепенно раздвигал свои границы, застраивался бессистемно, хаотично, впитывая в себя архитектурные стили античности, готики, эпохи Возрождения…

К середине XIX века стал остро ощутимым контраст между роскошью площадей, проспектов и дворцов нового центра Парижа и переуплотненностью, антисанитарным состоянием старых центральных кварталов. Узкие извилистые улочки не справлялись с нарастающей интенсивностью транспортного движения, хотя автомобилей еще не было. В то время, как Новочеркасск планомерно обстраивал свои просторные площади, широкие проспекты и улицы, в Париже назрела необходимость планировочной реконструкции его старой части. Она началась по инициативе префекта полиции барона Жоржа Османа (1809-1891). Обратите внимание: Осман родился через четыре года после закладки Новочеркасска.
«План Османа» сводился к «исправлению» исторически сложившейся планировки Парижа путем пробивки и застройки новых широких магистралей, увязанных в одну систему с образовавшейся к тому времени осью восток-запад. Сложная операция по перепланировке французской столицы, начатая в 60-х годах растянулась на многие годы. Анна Ахматова, жившая там в 1911 году свидетельствовала: «Прокладка новых бульваров по живому телу Парижа была еще не совсем закончена». Ф. Энгельс охарактеризовал «План Османа» как «специфически бонапартистский метод проводить длинные прямые и широкие улицы сквозь тесно застроенные рабочие кварталы, охватывая их большими роскошными зданиями…». Соратник К. Маркса обращал внимание на то, что этот план направлен на затруднение баррикадной борьбы и на превращение Парижа в город роскоши.
Однако, этот «бонапартистский метод» в градостроительстве вполне себя оправдал и послужил своего рода эталоном для многих крупных европейских городов древней формации. А Париж благодаря ему стал в XX веке красивейшим городом Европы. «В Париже есть действительно ряд совершенно поразительных по архитектурной организованности и исключительной красоте улиц, площадей и садов. Остальное — романтика плюс художественная традиция», — свидетельствовал архитектор А.К. Буров (1936).

«Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли Москва», — написал Маяковский, побывав в столице Франции. «Лучший, талантливейший поэт» дважды (в 1926 и 1927 г.г.) бывал в Новочеркасске, но ничего парижского в нем не обнаружил.

Существует присловие «Париж — всегда Париж». Пусть же и Новочеркасск останется самим собой и не будем приписывать ему того, чего в нем не было и нет.