Не знаю, читают ли нынешним малышам сказки Пушкина, но мы, послевоенные дети, сначала слушали Пушкина, потом, научившись читать, читали их сами, и не представлялось нам наше детство без этих сказок… «Ах, что за прелесть, эти сказки»…- так говорил о сказочном жанре сам поэт. Еще до школы я уже много слышала из Пушкина, потом читала сама (книг детских было много в доме, в отличии от еды), но только в школе, не помню точно в каком классе, но, конечно, в начальной школе, вдруг узнала, что нет его в живых уже более 100 лет!.. Это было такое потрясение для детской души! Я-то считала, что он наш, советский, наверное, как и все другие детские писатели и поэты, как Михалков, Маршак, Барто, Бианки, современный, живой, а тут… Случилось это, когда пришла в школьную библиотеку, ну, наверное, не в первый раз, а в одно из посещений. На какой-то книжке со стихами увидела две даты: 1799-1837. Дома мама объяснила, что означают эти две даты. Не могла долго успокоиться и понять, как это его нет, его, Пушкина, такого живого, веселого, забавного, и нет!? Это было несправедливо и непонятно маленькому, еще несмышленому, но уже навсегда влюбленному в Пушкина существу.
А потом случилось открытие такого рода. Вдруг узнала, что день рождения у нас в один и тот же день — 6 июня! Этот день один и у меня, и у него. День этот всегда был солнечным, светлым, и не знойным еще, но уже по-летнему теплым, иногда и жарким, но каким-то таким особым, тоже веселым, как и Пушкин. Этот день был отмечен и первыми ягодами сладкой клубники, которую рано утром, стараясь успеть до моего пробуждения, мама приносила с рынка. Теперь это стало и для Пушкина. И пирог был наш с ним, и клубника, а главное этот чудесный день -наш …
Потом, позже немного — еще одно … Он убит на дуэли. Убит … Как это случилось? Почему? Почему никто не помешал? Никто не спас? Такие непростые вопросы наполняли мою голову; я задавала их и в школе, задавала маме… Объяснения казались какими-то странными, не все было понятно незрелому детскому уму. Но вместе с этими вопросами рос и интерес к «моему» Пушкину. И все читалось уже подряд, все, что находилось дома и в библиотеке. Когда проходили Пушкина в школе, я еще накануне этого, летом, прочла все, что было в учебнике, все, что нашлось еще и другого, и на уроках о его творчестве я не только внимала, но и задавала свои вопросы.
Так случилось, что еще не закончив среднюю школу, пришла работать в Центральную городскую библиотеку им. А. С. Пушкина. И казалось таким естественным тогда, что дом моей первой в жизни работы носит дорогое для меня имя. И хоть проработать довелось мне там недолго, до сих пор щемит сердце, когда захожу в это красивое здание. Ведь так крепко переплелись там в свое время — юность — счастливая пора надежд и мечтаний и светлое имя «моего» Пушкина.
Это имя для меня родное, потому что он «мой» с детства, с той поры, когда все светло, просто, легко…
Когда позднее, гораздо позднее, чем хотелось бы, увидела книгу М. Цветаевой «Мой Пушкин», помню, как удивило меня это название. Почему он вдруг «твой», Пушкин был до этого, кажется, только «моим»? Потом прочла и отпустило. У нее свой, а у меня только «мой» и ничей больше. Потому, что Пушкин у каждого свой. К нему мы все приходим из детства, из светлой, прекрасной, невозвратной страны. Потом, взрослея, мы узнаем и другого Пушкина, не только веселого и беззаботного сказочника, а усталого и обремененного житейскими заботами главу большого семейства, поэта вселенского масштаба, философа, вместившего в свои произведения, кажется, все вопросы бытия… Он с нами с детства до старости, он с нами всю жизнь. И у каждого «свой».
